Перевёрнутый мир

– Под свои бы пули не попасть! – прокричал мне в ухо Иван. – Наши-то в ответ тоже палят. Ишь, как дверь измочалили!

Я тоже заглянул в тамбур. Казаки курили самокрутки и не высовывались в дверной проём. Двое из них, вставив в расщепленную пулями дверь стволы винтовок, время от времени нажимали на спусковые крючки, потом, не оборачиваясь, протягивали оружие третьему. Тот ловко передёрнув затвор, возвращал винтовки назад, и всё повторялось по новой.

«Ну и ну, – усмехнулся, – так-то воевать можно. Главное, что не хлопотно».

– Что, есаул, пощекотаем станичников? А не то они скоро заснут, – крикнул мне сотник. – Не я ихний атаман. Вояки, растудыт их в коромысло!

В знак согласия я молча кивнул головой и, присев на левое колено, выставил из-за угла оба револьвера. Сотник навис надо мной, сделав то же самое. Грохот выстрелов ударил по ушным перепонкам, а гарь от пороховых газов едко защекотала гортань.

Пули, выпущенные из четырёх стволов, буквально изрешетили наших оппонентов. Победа была безболезненной и полной. Одна лишь мысль о том, что приходится стрелять в своих же русских людей, беспокойно ворочалась где-то в глубинах сознания.

Я оглянулся назад. Спасённая нами незнакомка стояла, прижавшись к стене. Её глаза были закрыты, а ладони крепко сжимали уши.

Иван ухмыльнулся и, засунув один из наганов за ремень гимнастёрки, легонько похлопал её по руке.

– Что, испужалась? – улыбнулся он в распахнувшиеся глаза.

Девчонка засмущалась, затем, опомнившись, гордо вздёрнула подбородок.

– Нисколечки.

– Ну-ну! Значит, не из пугливых?

Девчонка вновь стрельнула в казака глазами и решительно мотнула головой.

– А как звать-то тебя, красота непуганая? – серьёзно спросил он.

Предательский румянец мгновенно растёкся по щекам девушки, а пушистые ресницы, хлопнув от недоумения пару раз, спрятали от нас глаза.

– Александра, – еле расслышал я её дрогнувший голос.

– Шурка, значит… – покровительственно произнёс Иван.

– Александра! – раздался в ответ сразу потвердевший голос.

– Александра так Александра, – Иван шутливо поднял руки. – Так даже ишто красивши.

«Всё, пропал казак», – утвердился я в своих подозрениях.

Может быть, молодые и продолжали бы ворковать и дальше, но выстрелы, раздавшиеся из тамбура нашего вагона, прекратили их занимательный разговор.

– Данила! – крикнул сотник. – Это ты, сукин кот, в нас палишь?

– Ну, я! – раздалось в ответ. – А хто вас там разберёт – свои вы чи ни?

– Дак гляди счас не стрельни. То мы с есаулом воз- вертаемся.

– Счас не стрельну. Милости просим.

Двери тамбура распахнулись, и из-за них выглянула улыбающаяся физиономия молодого казака.

– То вестовой мой, Данила, – повернулся ко мне сотник.

– Доброго здоровьечка, – стрельнул тот в мою сторону хитрыми глазами. – А мы по вас все жданки проели, господа охвицеры.

– Не больно-то вы тут без нас и тужили, – буркнул Иван, пропуская вперёд Александру и протискиваясь мимо вестового.

– С прибытком вас, Иван Михайлович, – елейным голосом порадовался за своего командира вестовой. – Энто в каких таких краях вы таку кралечку эксприиро- вали?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – повысил голос Иван.

– Ну, от энтого дела ещё ни один человек не сбёгнул. И нам сией чаши не минуть, – глубокомысленно произнёс вестовой.

– Больно ты. как я погляжу, на язык вострый стал, – не выдержал Иван. – А ну цыц!

– Слухаюсь, ваше благородие! – вытянулся тот во фрунт. – Дозвольте сполнять?

– А ну тебя! – махнул рукой сотник и прошёл в вагон.

– Соседствуют родители наши куренями, – заметив мой вопросительный взгляд, посчитал нужным пояснить Данила. – И в церковно-приходскую вовместях ишто мальчонками бегали. А парубками дак и вовсе супротив низовских стенкой на стенку ходили.

Я, не поняв и половины из того, что сказал сотнику вестовой, пожал ему руку и произнёс:

– Семён.

– Ну, а я, стало быть, Данила, – во второй раз представился он.

Мы в осаде. Казаки в очередной раз откатились под защиту деревьев и снова совещаются, но оставленные в заслонах наблюдатели время от времени постреливают по вагону. По всем прикидкам, мы уже давно должны быть мёртвыми, но, по-видимому, Бог на нашей стороне. Я с тоской смотрел на сгущающиеся сумерки – полная безнадёга.

Конец ознакомительного фрагмента.