Переворот.ru

— А мне не интересен сам Гоша, — с мягкой улыбкой парировал выпад Максим Владимирович. — Меня интересует, что от него осталось.

— Труп от него и остался! — не без удовольствия ввернул Андрей Ильич.

— Труп — это грубая материя. А меня интересует нечто материальное, что в просторечии зовётся душой. Более продвинутые товарищи называют это «тонким энергетическим телом». Так вот, с этой точки зрения, от раба божьего Григория не осталось ничего.

— А в чем тогда смысл?

Максим Владимирович удивлённо вскинул брови.

— Как «в чём»? В том и суть процедуры, или ритуала, если угодно, покаяния, что после него от демонической сущности, овладевшей телом, допустим, того же Гоши не осталось ничего. Она нейтрализуется и полностью аннигилируется. И уже никогда не захватит нового тела. Значит, спасён ещё один человек. Как минимум! Потому что эти сущности имеют тенденцию объединяться с себе подобными, невидимым черным облаком накрывая всё вокруг. И что хуже всего, втягивая в себя всё новые и новые души. Вместе с телами, естественно. Так и образуется тот особый феномен, что мы называем криминальным миром. Со своей идеологией, мировоззрением, моралью и культурой. Гоша Невский же был авторитетом?

— Так, во всяком случае, о нем написали, — как можно нейтральнее ответил Андрей Ильич.

— А какой авторитет у покаявшегося преступника? Тем более, что он уж точно больше не нагрешит. Вот так смерть одного становится дыркой в плотном облаке «коллективного эгрегора». И, поверьте, что на тонком уровне бытия, гибель Гоши имеет куда более далеко идущие последствия, чем вам представляется.

— Хо! — саркастически хохотнул Андрей Ильич. — Ошибка ваша в том, что свято место пусто не бывает.

— Вы себе противоречите. Именно, святое место пустует. Место героя и праведника. Желающих сесть на шконку даже среди профессиональных преступников, думаю, не так уж много. А принять мученическую смерть за «воровскую идею» — и подавно. Особенно в наше время, когда стало жить и лучше, и веселее. Только плати.

Максим Владимирович легко встал на ноги.

— Создалось впечатление, что кипятка нам не дождаться. А чаю всё ещё хочется, да?

Андрей Ильич согласно кивнул.

Пока сосед отсутствовал, Андрей Ильич успел препарировать его странные речи. Визави излагал мысли так, что не подкопаешься и не подточишь, остаётся только слушать, а если ещё точнее — внимать.

Представив себе Колосова и его «крышу», коптящих мозги над анализом диктофонной записи, Злобин улыбнулся. За себя Злобин не беспокоился, хотя разговор крутился вокруг тайны следствия, он был уверен, что ни за что не сболтнёт лишнего. Прикинув, как будет смотреться в глазах Колосова этот Максим Владимирович и ещё шире улыбнулся.

«По первому впечатлению, типичный интеллигент. Грех творения советской высшей школы. Развитый интеллект, широкая эрудиция, а в профессии им тесно, ввиду её полной социальной ничтожности. Вот и выдаёт качественный анализ чужого опыта, а по сути — беспочвенные рассуждизмы. Опыта реального дела же нет! А кто «на земле» каждый день работает, у того правда своя: тупая, как кувалда, примитивная, как лом, безотказная, как автомат Калашникова, зато эффективная. И сносу ей нет, как армейскому сапогу. А эти мозгляки… — Андрей Ильич презрительно покривился, войдя в роль «силовика». — Они же убеждения по сто раз на дню меняют. Как новая мысль в голову стукнет, так в ней, как в калейдоскопе, всё по-новому перетряхнёт. Хотел бы я посмотреть, как он в «Крестах» проповедует. Такое бы «покаяние» за такие базары устроили, только штаны держи!»

Мысли Злобина, споткнувшись об образ «Крестов», вдруг скакнули назад, в Питер. Он вспомнил, какие похороны закатили Гоше, видеозапись просматривал в кабинете Колосова.

Такого размаха и пафоса со времён пресловутых «бандитских войн» не бывало. Если сравнить с теми, что прошли на этой же неделе в Орске и Новокузнецке, а там по такой же схеме завалили местных авторитетов, то Северная Пальмира отличилась только стильностью и неистребимым аристократизмом. Что ей, впрочем, на роду написано. А в остальном — типичная демонстрация силы, сплочённости и неприкрытый вызов.

Хоронили, как армия хоронит генерала, погибшего в походе. Смертью предводителя не остановить потока человеческих воль, спаянных одной целью и повязанных пролитой кровью. Пока есть цель, коллективная воля, злость и некуда отступать, какая разница, кто верховодит ордой. Любой сможет.

«Вот тут ты, Максим Владимирович, в корне не прав! В том и проблема, что ни одно место пусто не бывает. Ни одно! А знал бы, какая конкуренция идёт за первые места, так вообще бы заткнулся. Даже в «Крестах» всякий мечтает лечь на шконку «смотрящего», потому что на ней, у окна, свежим воздухом обдувает. Привилегия должностная, так сказать. Авторитет он и там не только духом, да тонкой материей питается, а вполне конкретными жизненными благами живёт. За них и грызня идёт. А за что ещё, если живём один раз и только на этом свете?!»

И опять из-за проклятых «Крестов» мысли подбросило, как на колдобине, и приземлило совсем уж не туда. Андрей Ильич вдруг отчётливо вспомнил нательные крестики. Новенькие нательные крестики у погибших «пехотинцев».

Всего за неполные две недели завалили восемнадцать «правильных пацанов». Системы в их гибели не усматривалось, входили в разные группировки, специализировались в разных направлениях, лично не контактировали, даже уровень авторитетности и стаж не совпадали. Короче, восемнадцать не связанных друг с другом эпизодов. Можно списывать на уличную преступность, можно на мелкие внутренние разборки. Если бы не точное совпадение по количеству и «качеству» погибших в Орске и Новокузнецке. И грянувшие вслед за несистемным отстрелом прицельные выстрелы по авторитетам.

На нательные крестики, фигурировавшие в описях, обратил внимание следователь районной прокуратуры, включённый в бригаду Колосова. Молодой пацан, глаз ещё не замылен, голова интригами не перегружена… Но дальше трёпа на совещании, на котором Андрей Ильич присутствовал в качестве «смотрящего от Москвы», дело не пошло. Кресты были у всех нехристей. Только у семерых — новенькие. Вот и не среагировали.

«А пацан-то въедливый, за таким глаз да глаз нужен, — подумал Андрей Ильич. — Пусть пробьёт по своим каналам, крестились ли семеро убитых, если да, то когда именно. Если в один день, да ещё в одной церкви, тогда аврал объявлять надо. Только… Только «покрестить» их могли уже после смерти».

Мысль так обожгла его, что Андрей Ильич охнул от боли. Он лихорадочно сунул руку в карман за мобильным. Но усилием воли разжал пальцы.

«Не спеши, — приказал себе он. — Пусть Колосов работает. Проспит след — его проблема. Пацан в его подчинении, при свидетелях версию выдвигал, с меня взятки гладки. А вот в Орск и Новокузнецк звоночек сделать надо. Но до утра потерпит. Если и там крестики в деле фигурируют, то бессонница гарантирована очень и очень многим. А когда пойдёт первая волна паники, потребуется светлая и трезвая голова. И надо чтобы она была моей».

Открылась дверь, в купе, балансируя с двумя стаканами кипятка в руках, вошёл Максим Владимирович.

— Полное самообслуживание за наши же деньги, — улыбнулся он, ставя стаканы на стол. — Итак, чаек!

Он наклонился, из полураскрытой сумки достал железную коробку чая.

«Артист!» — хмыкнул Андрей Ильич, проследив за движениями Максима Владимировича. Как тот не таил, а всё-таки невольно проступали хищная пластика и гибкая сила циркача.

— А пить мы будем не труху из пакетиков, а как полагается, натуральный настой правильно собранного и правильно высушенного чайного листа. И как полагается, горячим. Вы же любите горячий чай?