Шрифт:
Глава 1.
На цокольном этаже столичной обувной фабрики, между электрощитовой и помещением с агрегатом для отпугивания крыс, укрылась коморка местных отщепенцев. Внутри в вечном неоновом полумраке теснились наипестрейшие постояльцы: седовласый админ – «маэстро мудрой околесицы»; его подопечные: кучка сервис-инженеров точно белки-летяги, носившиеся по фабрике в угоду капризным пользователям; и молчаливый программист, днями напролет корпевший над автоматизацией учета. Редко кто забредал туда, оттого отщепенцы жили вольготно, не сторонились
Ленивую утреннюю тишину всколыхнул телефонный звонок. Трубку снял инженер техподдержки Федор Самородов. Строгий, но приятный голосок директорской секретарши потребовал немедля явиться к шефу. Федор наспех расквитался с кофе, спустя пару минут стоял в приемной; секретарша, не отрывая взгляда от монитора, взмахом изящной ладошки позволила пройти в кабинет.
Шеф развалился в кремовом кожаном кресле точно старый морж на льдине, настольный вентилятор трепал его могучие усы, на вытаращенном пузе покоились крошки от недоеденного коржика что лежал на столе подле кружки с чаем.
– Мышка опять сломалась? – с порога поинтересовался Федор.
Шеф мрачно выдохнул и кивнул на стул. Федор присел.
– Расстроил ты меня, – затряслись шефские усы, – ох, расстроил. Я, понимаешь, забочусь о вас, воспитываю как детей родных, а ты мне пощечину, да еще и рукавицей ежовой.
– Александр Николаевич, – изумился Федор, – поясните мысль, а то прямо неловко.
– Неужто сам не сообразишь иль не проснулся еще?
– Все утро в сон клонит, – страдальчески зевнул Федор, – духота наверно.
– Значит яснее обозначу пока снова не уснул. Нашептали мне люди добрые, что ты революцию на фабрике затеял, мол, сам всем управлять вздумал. Не нужны, дескать, тебе начальники. Было дело?
– Куда уж мне, Александр Николаевич? Оклеветали, чтоб у них языки волдырями пошли!
– А в курилке кто трепался? Кто мысли бесстыжие средь коллектива сеял?
– Может и озвучил парочку, – припомнил Федор, – но исключительно в целях производственной оптимизации.
– А зама моего с должности снять и в цех отправить подошвы к туфлям приклеивать, тоже оптимизация?
«Это ж какая скотина накапала?» – пронеслось в голове.
– Если по чистой совести, затрат на него больно много.
– Это каких же?
– Должность у него нервозная – кофе пьет по десять кружек в день, а в чашку по пять кусов сахару кладет. Ему в цеху куда спокойней будет, а для фабрики затрат меньше. Тем более кризис в стране никак не кончится, а кофе с сахаром со дня на день дефицитом станет. Я уж не говорю о…
– Ты чего за экономику государственную трясешься? – перебил Александр Николаевич, – своих дел мало?
– Полно.
– Так и занимайся ими! ВКС с филиалами до сих пор толком не работает, у нас поди до Новосибирска как до Луны что сигнал не проходит?!
– Чуть ближе…
– Ну вот иди разбирайся и чтоб к вечеру морда директора филиала вот на этом месте показывалась да так чтоб каждый прыщ на лбу разглядеть! – ткнул Александр Николаевич пальцем в монитор.
– А с замом чего? Пойти прощенья у него попросить? – недоуменно развел руками Федор, –
кто ж знал, что он ранимый такой? Пирожных заварных ему возьму – сладкое, говорят, от стресса помогает, если не злоупотреблять, конечно.– Нет, Федор, одним прощением теперь не отвертишься, – лукаво ответил Александр Николаевич, – отправишься ты у нас в «Перевоспиталовку». Там из тебя подошвы живо выбьют – научат руководство уважать. В воскресенье выезжаешь.
– Я ж в воскресенье на конференцию сочинскую улетаю! – всколыхнулся Федор, – честно ведь заслужил, весь прошлый год пахал как жук-скарабей в Аравийских песках!
– Стало быть не улетаешь; а заслужил ты не оттого, что пахал, а потому что спичку подходящую вытянул.
– Да как так-то? Я же…
– Ну, брат, – победоносно протянул Александр Николаевич, – раньше надо было думать, а я умолчать права не имел.
– Это как не имели? – решительно привстал Федор, – а где гуманизм? Где солидарность профессиональная?
– Ты за совесть профессиональную не дергай, – Александр Николаевич жестом ладони вернул Федора на место, – думаешь не жалко мне тебя?
– Не жалко, – мрачно ответил Федор.
– Расстраиваешь ты меня такой позицией недальновидной. Скажи на милость раз ты у нас экономист шибко образованный: для развития производства отечественного какая важность первостепенная?
– Много их. Вам о какой рассказать?
– О ценности субординации и нравственном порядке в трудовом коллективе. А тем более в каком? – спросил Александр Николаевич, взял паузу, оглянулся и тихо с нарочитой боязливостью сам же ответил, – государственном… Работник он кто? Фундамент предприятия! А мы управленцы стоим на нем и если хоть одна свая сгниет, то и остальные в опасности. Или держи другой пример: приходит к нам работник новый – зеленый совсем, а мы его словно зерно пшеничное, заботимся, взращиваем…
– Чтоб в муку потом перемолоть?
– Опять воду мутишь, – махнул рукой Александр Николаевич, – так что прав я был, когда приказ подписывал. Собирайся, и чтоб две недели о тебе не слышал! А как вернешься, зайдешь ко мне и снова поговорим; а, если вдруг опять за свое! – погрозил он пальцем, – смотри у меня!
– Что же это, за слово на каторгу? Не при царе живем!
– А чего ж ты хотел, чтоб за ушко подергали, пожурили да отпустили на все четыре стороны?
– Выговор оформите и будет с меня.
– Выговор это мы обязательно оформим, печать поставим и над твоим рабочим местом в рамке повесим, пусть все знают каков ты молодец, а пока езжай перевоспитывайся. Витька там хозяйничает – однокашник мой. Ты хоть и не заслужил да так уж и быть замолвлю за тебя словечко чтоб не сильно обижал. А гуманизмом зря попрекаешь: в иные времена ты б у меня уже не работал. Ты, Федор, у нас кто на предприятии?
– Инженер первой категории.
– Нет, Федька! Ты балагур первой категории! Устроишься на другое предприятие и там безобразничать начнешь. Спросят, откуда ж такой шебутной взялся? Выяснят станут, молва пойдет… А как разберутся, скажут: что же это ты, Александр Николаевич, нам подсунул? Так что езжай перевоспитывайся! А то, понимаешь, за профессию обидно! Мне страну обувать, а ты выкрутасничать вздумал!