Периферийные устройства

– Это было их условие. Только ты.

– Хоть бы меня сперва спросил.

– Нам нужны деньги на аптеку. Мы не знаем, надолго ли фишка поперла. Так что надо работать и откладывать сколько сможем, а дальше будет видно. Я решил, что ты не откажешься.

– Ну, наверное, да.

Протез сел на корточки, вновь превратившись в кресло.

– Слазь с дивана, – сказал Коннер. – Посиди со мной.

– Мы готовы измерить тебе голову, – объявил Мейкон из дверей кухни. Он показал что-то ядовито-оранжевое, из тонких палочек и ободка, больше похожее на мегамартовский аксессуар для стрельбы из лука, чем на лазер. – Сядешь на тахту?

– Пойдем на крыльцо, – ответила Флинн. Когда Леон подъезжал, она заметила там красное пластмассовое кресло, старое и выцветшее, а ей непременно требовалось отсюда выйти. – Я как-нибудь с тобой посижу, Коннер, но сейчас мой братец меня достал.

Коннер широко улыбнулся.

Флинн вышла на крыльцо, смела с кресла спрессованные прошлогодние листья и села лицом к ржавому трактору. Мейкон протянул ей что-то вроде защиты на глаза, которую дают в солярии, только из нержавейки.

– Сильный лазер? – спросила Флинн.

– Нет. По большому счету защита на глаза не нужна, но мы перестрахуемся.

– Много времени займет?

– После того, как все наладим, – минуту или чуть больше.

Флинн надела защиту – сзади там была белая эластичная полоска, – пристроила стальные чашечки на глаза и осталась в кромешной тьме. Мейкон тем временем опустил мягкие ножки своего прибора ей на плечи.

– Когда начнете печатать? – спросила она.

– Схему уже печатаем. Обруч сделаем к вечеру. Ложиться не будем, так что, может, к завтрашнему дню все уже соберем. А теперь не двигайся. И не разговаривай.

Что-то затикало по ободку, сдвигаясь вправо. Флинн мысленно видела свалку во дворе у Коннера, затянутую вьюнками, и воображала, что он не завербовался в морскую пехоту. Допустим, его завернула медкомиссия из-за какой-нибудь незамеченной раньше безобидной болячки. Он остался бы здесь, нашел нелевую работу, женился. Не на ней, точно, и не на Шайлен, но на ком-нибудь. Может, на какой-нибудь девушке из Клэнтона. Завел бы детей. Его жена выполола бы вьюнки, выбросила мусор, посадила газон. Однако Флинн никак не могла в это поверить, хотя и очень старалась.

Лазер тикал уже напротив ее затылка, потом за левым ухом, потом спереди. Мейкон убрал его и снял с глаз Флинн защиту.

Во дворе по-прежнему была свалка.

36. Несмотря ни на что

– У Антона был такой спарринг-партнер, – заметил Лев, когда Недертон закончил рассказ о событиях в Ковент-Гардене. – Антон в припадке пьяного гнева оторвал ему челюсть во время вечеринки в саду.

Они вместе стояли на трапе гобивагена и смотрели, как перифераль разминается на беговой дорожке.

– Ей нельзя отказать в некоторой красоте, – произнес Недертон, пытаясь сменить тему, чтобы разговор случайно не вырулил на Патни.

Впрочем, он и впрямь находил перифераль красивой. Тлен стояла рядом с беговой дорожкой и, судя по сосредоточенному виду, читала какие-то данные в трансляции.

– Доминика была в бешенстве, ведь наши дети могли это увидеть, – сказал Лев. – Антон отправил его обратно на фабрику. Потом застрелил. Несколько раз. На танцполе в клубе «Волох». Меня там не было. Разумеется, дело замяли, но для отца это стало поворотной точкой.

Тлен что-то сказала периферали, и та начала замедлять бег. Когда она бежала, ее красота воспринималась иначе; изящество, вносимое в повторяющееся действие, рождало некое подобие индивидуальности.

– Чем он так Антону досадил? – спросил Недертон, наблюдая за безупречным сокращением мышц на бедре устройства.

– Антон отказывался снижать уровень сложности. Проводил схватки на максимуме. Всегда проигрывал. И тот танцевал гораздо лучше Антона.

Перифераль пробежала несколько шагов трусцой, потом спрыгнула с дорожки и побежала на месте. Она была в свободных черных шортах и черном топе. Одежду, которая теперь заполняла два шкафа в яхте, делала для периферали Тлен, так что черный цвет преобладал.

Перифераль повернула голову и вроде бы увидела Недертона.

Лев зашел в яхту, Недертон за ним, все еще чувствуя на себе взгляд периферали. Каюта выглядела более обжитой, а может, просто более заставленной, теперь, когда тут появились древние мониторы и чемоданчик с комплектующими.

– Лагер, – сказал Лев.

Недертон сморгнул. Лев приложил большой палец к маленькому стальному овалу на дверце бара. Она отъехала в сторону, стойка бесшумно выдавила из себя открытую бутылку. Лев взял ее, потом заметил Недертона и передал холодное пиво тому.

– Лагер, – повторил он. Бар выдал вторую. – Хватит.

Дверца закрылась. Лев чокнулся с Недертоном бутылкой и отпил большой глоток, затем произнес:

– О чем вы говорили на обратном пути, после того как сдали прокатку твоей знакомой?

– Она рассказала мне про Ву, – ответил Недертон.

– Про кого?

– Фитц-Дэвида Ву. Актера. Она дружила с его матерью.

– Ву, – повторил Лев. – Гамлет. По-прежнему дедушкин любимый. Фильму никак не меньше сорока лет.

– Сколько ей, по-твоему?

– Сто или больше, – ответил Лев. – Вы правда больше ничего не обсуждали?

– Она выглядела огорченной, рассеянной. Зажгла ароматическую свечу.

– Свечи, благовония. Я такое видел. Как-то связано с памятью.

– Она сказала, что ей приглушили некоторые воспоминания. Что-то насчет взрывов, как я понял.

– Да, некоторые так делают, – сказал Лев. – Дедушка считает это грехом и как-то справляется сам, но он очень религиозен. Мне бы хотелось яснее представлять, что она задумала.

– Ну, это ты с ней договаривался, – напомнил Недертон, – и молчишь о чем.

– Верно, но дело неразглашаемое. Если я не буду соблюдать условия, она, боюсь, узнает.

– Она может тебя спросить, и ты невольно ответишь.

– Тут ты прав. – Лев, хмурясь, допил лагер и поставил пустую бутылку на мраморный стол. – А пока у нас в срезе какой-никакой прогресс. Тлен очень довольна техниками, которых ты нашел через сестру полтера. У них уже почти готов примитивный нейронный отсекатель. А финматики Тлен из Лондонской школы экономики более чем успешно разрешили наши денежные затруднения в срезе. Хотя если они будут продолжать в том же темпе, нас скоро заметят. Еще как заметят.