Периферийные устройства

– Ошибок?

– Наверное, если смотреть реалистически, не следует их так называть. Тактически, стратегически, в свете всех возможных исходов я делала лучшее, что могла, и, в общем-то, по-прежнему думаю, что у меня неплохо получалось. Цивилизация умирала от недовольства собой. Сегодня мы живы благодаря тому, что я и другие сделали, чтобы не допустить ее смерти. Вы сами не видели ничего иного.

– О, привет! – сказала перифераль Антона из открытой двери в хозяйскую каюту. – Не ждал вас здесь.

– Мистер Пенске, очень приятно, – сказала Лоубир. – Как дела с кубом?

– Кто его выдумал? – спросила перифераль (теперь уже определенно товарищ брата Флинн, Коннер), прислоняясь к косяку так, как никогда бы не прислонился Павел.

– Истерзанный народ в полной власти извращенца, – ответила Лоубир.

– А похоже, – сказал Коннер.

– Как мистер Фишер? – спросила Лоубир.

– По тому, как все вокруг квохчут, можно подумать, ему задницу отстрелили нафиг, – ответил Коннер с легкой усмешкой, которая совсем не вязалась с лицом периферали.

95. Целые миры рушатся

– Ты работаешь в «Клейн, Крус, Верметт»? – спросила Флинн рыжую девушку, которая стелила ей постель в дальнем конце комнаты, где они ели.

Уголок завесили синей пленкой, и, кроме прямоугольного куска бежевого пенопласта, здесь ничего не было. Девушка только что вытащила из чехла новенький спальный мешок и теперь расстегивала на нем молнию.

– Да. – Она разостлала спальник на пенопласте. – Подушка, к сожалению, не прилагается.

– И давно?

Девушка подняла на нее глаза:

– Давно подушку не прикладывают?

– Давно ты работаешь в «ККВ»?

– Четыре дня.

– У тебя в сумке пистолет?

Девушка только посмотрела на Флинн.

– Ты работаешь на Грифа? Как Кловис?

– Я работаю в «ККВ».

– Приглядываешь за ними?

Тот же взгляд, никакого ответа.

– Так чем ты обычно занимаешься?

– Я не пытаюсь выставить себя дико крутой, но я правда не могу сказать. Есть ограничения помимо обычной оперативной секретности. Спроси Грифа. – Она улыбнулась, чтобы прозвучало не так резко.

– О’кей.

– Хочешь быстродействующего снотворного с коротким периодом полувыведения?

– Нет, спасибо.

– Тогда спокойной ночи.

Девушка вышла. Флинн только сейчас обратила внимание, что она сменила камуфляж на по-настоящему стремные джинсы и голубую майку-алкоголичку с эмблемой «Клэнтон-Уайлдкэтс» на груди. По пути сюда они прошли мимо Брента Верметта: у того на голове была защитная панама, которая больше подошла бы Леону, а на руке – дешевые черные пластмассовые часы.

Флинн поставила «Полли» на раскрытый спальник, сняла бронекуртку и бросила ее на стену из мешков. Села на пенку, развязала шнурки. Кроссовки явно пора было выбрасывать. Сняла их, встала в носках на пол, стянула джинсы, снова села, взяла «Полли» и прикрыла ноги полой спальника. Было не темно и не светло, просто все синее, будто ты в прозрачном кубе безовского пластика. Из соседних помещений вдоль потолка пробивался свет. Наверное, его приглушили, чтобы им с Бертоном лучше спалось. Голоса тоже звучали тихо. Флинн легла здесь, потому что ее койка была нужна Кловис. С Бертона сняли мокрицу, Кловис надела шлем и осмотрела шов, делая, что ей говорят доктора в Вашингтоне. Как Эдвард, когда что-нибудь дистанционно чинит через визу. Только шлем – более старая технология. С правительственным оборудованием всегда так – то оно суперсовременное, то допотопное. Бертон был в сознании, но дурной от лекарств. Флинн поцеловала его в колючую щеку и пообещала заглянуть утром.

– Алло?

Она глянула на «Полли». Уилф Недертон, большие глаза, большой нос.

– Ты опять надел камеру слишком близко, – сказала Флинн.

Он поправил. Намного лучше не стало.

– Почему ты шепчешь? – спросил он.

– У нас ночь.

– Я поговорил с Лоубир. Лично. Она не станет этого делать.

– Знаю. Мне Гриф сказал.

Уилф, кажется, огорчился.

– Я, наверное, должна была сразу тебе сообщить, но тут возились с Бертоном. Ты сейчас рядом с ней?

– Она ушла наверх с Коннером.

– Слушает нас?

– Ее модули, – ответил Уилф. – Но они всегда слушают. Она сказала, что и не собиралась применять то оружие.

– Мейкон получил инструкции. Он не знал, что это, но был готов распылить.

– Она сказала, что огорчилась бы, если бы ты не стала возражать. Потом заразила бы их кишечным гриппом, обеспечив тебе иммунитет.

– Может, так и надо было сделать. Почему бы она огорчилась?

– За тебя.

– За меня?

– Это была проверка.

– Чего?

– Наверное, выражаясь твоими словами, она хотела знать, урод ты или нет.

– Я всего лишь случайная свидетельница. Я могу быть моральным уродом и все равно опознать того чувака. Какая разница?

– Не знаю, – ответил он. – Как твой брат?

– Да вроде ничего. Врачи теперь больше беспокоятся насчет инфекции.

– Почему?

– Да потому, что антибиотики ни фига не помогают.

Он глянул на нее удивленно.

– Что такое? – спросила она.

– Вы по-прежнему полагаетесь на антибиотики?

– Не особенно. Они помогают в одном случае из трех.

– Вы простужаетесь? – спросил Уилф.

– В смысле?

– У вас бывает простуда?

Флинн глянула на него:

– А у вас что, нет?

– Нет.

– Почему?

– Искусственный иммунитет. Только неопримитивисты от него отказываются.

– Они не хотят иммунитета от простуды?

– Демонстративная перверсия.

– Не понимаю я про тебя, – сказала она.

– Чего не понимаешь?

– Ты ненавидишь вашу супер-пупер технологию и при этом явно не любишь людей, которые от нее отказываются.

– Они не отказываются. Они выбрали другую ее форму, но с болезнями предков. И считают, что это делает их более аутентичными.

– Ностальгия по простуде?

– Если бы они могли демонстрировать ее симптомы, не испытывая неудобств, то воспользовались бы такой возможностью. Однако другие, еще большие радетели подлинности, высмеивали бы их за неаутентичность. – (Планшет тихонько скрипнул, поворачиваясь.) – Все синее.

– Ребята повесили пленку, чтобы разгородить помещение. Синее – безовские излишки. В «Меге» всегда самое дешевое – от безбашей.