Периферийные устройства

– Будущее много о себе воображает, – сказал Леон Такоме. – Я здесь не для того, чтобы выслушивать оскорбления от винтажного товара из меговского отдела игрушек.

– Надо привыкать, – заметила Такома. – Уилф, считай, платит тебе зарплату.

– Фу-ты, блин, – сказал Леон. – Мне шляпу снять?

– Думаю, ему все равно, но лучше сними, а то смотреть тошно, – ответила Такома.

Леон со вздохом снял повязку. Его редкие светлые волосы выглядели не многим красивее.

– За выигрыш в лотерею мне тебя благодарить, Уилф?

– Не совсем, – сказал Недертон.

– Много гемора с этим будущим, – заметил Леон, но тут подошла Флинн и взяла «Полли» на руки.

– Иди к маме, Леон, – распорядилась она. – Постарайся ее развлечь. Для начала скажи, что я все устроила: она не едет.

– Они за нее боятся. Ну типа будут под тебя копать…

– Значит, пусть раскошелятся. У них это отлично выходит. Вперед, к тете Элле. Развесели ее. Если расстроишь, я тебе башку оторву.

– Иду-иду, – сказал Леон спокойно и без тени обиды. Когда он вставал, диванчик под ним скрипнул.

– Я с Уилфом в трейлер, – сказала Флинн.

– Это на участке? – спросила Такома.

– В лощине за домом. Там живет Бертон.

– Я с тобой, – сказала Такома и встала. Диванчик не издал ни звука.

– Нам с Уилфом надо поговорить. Трейлер маленький.

– Я не буду входить. Извини, но, если ты уходишь из двора, мне придется перераспределить ребят и дроны.

– Ясно, – ответила Флинн. – Спасибо.

Они спустились с веранды, и Флинн зашагала по лужайке, которую Недертон видел в лунном свете. Теперь трава выглядела иначе – редкая, неравномерно зеленая, местами пожухлая. Флинн обогнула угол дома. Такома о чем-то говорила по беспроводной гарнитуре – наверное, отдавала указания ребятам и дронам.

– Завтра нам на вечеринку, – сказала Флинн. – Расскажи мне про Даэдру и про ту девушку, которую я должна буду изображать.

– Я ничего не вижу, – пожаловался Недертон.

Планшет с камерой был зажат у нее под мышкой. Флинн вытащила его и развернула вперед: он увидел невысокие деревья и утоптанную тропу.

– Куда мы идем? – спросил он.

– К трейлеру Бертона. В лощине. Он живет здесь с тех пор, как вернулся из морской пехоты.

– Он там?

– В «Сольветре». Он бы не обиделся.

– Где Такома?

Флинн развернула «Полли». Он увидел Такому, идущую сзади по тропинке. Развернула обратно.

– Как ты познакомился с Даэдрой?

– Меня пригласили раскрутить проект, в котором она участвовала в качестве знаменитости. Пригласила Рейни. Она тоже занимается пиаром. Вернее, занималась. Недавно ушла с работы.

Деревья по обе стороны, тропинка извилистая.

– Завидую, что у нее есть выбор, – сказала Флинн.

– У тебя тоже есть. Ты им воспользовалась, когда думала, что агент Лоубир хочет применить тусняк против религиозных фанатиков.

– Да фигня это была. То есть не фигня, конечно, я бы сделала, что обещала. Но очень скоро бы нас всех убили. Нас здесь, по крайней мере.

– Что это там впереди?

– Трейлер Бертона. «Эйрстрим» тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.

Год в столетии, еще более раннем, чем то, в котором она несла его по тропе, показался Недертону немыслимым, невозможным.

– Они все так выглядели?

– Как так?

– Как будто у ассемблеров испортилась программа.

– Это гермопена. Дядька, который поставил его сюда, залил все снаружи. Для тепла и чтобы вода не просачивалась. А вообще они блестящие и обтекаемые.

– Если понадоблюсь, я здесь, – сказала сзади Такома.

– Спасибо.

Флинн взялась за ручку на помятой металлической двери, утопленной в личиночную оболочку покрытия. За дверью оказалось помещение, которое Недертон помнил по их первому разговору. Зажглись маленькие огоньки, цепочками, в чем-то желтовато-прозрачном. Такое же тесное пространство, как в дальней каюте гобивагена, только ниже. Узкая кровать с металлической рамой, стол, кресло. Кресло двинулось.

– Кресло движется, – сказал Недертон.

– Хочет, чтобы я на него села. Черт, совсем забыла, как эта сволочь раскаляется.

– Сволочь?

– Трейлер. – Она поставила его на стол. – Надо приоткрыть окно.

Заскрипела рама. Потом Флинн открыла белый шкафчик, стоявший на полу, достала сине-серебристую металлическую с виду емкость, закрыла шкафчик.

– Теперь моя очередь не предложить тебе выпивку. – Она потянула за кольцо на емкости, отпила из получившегося отверстия.

Кресло снова двинулось. Флинн села в него, лицом к Недертону. Оно загудело, заскрипело, умолкло и замерло.

– Ладно, – сказала Флинн. – Так у вас любовь?

– У кого?

– У тебя с Даэдрой.

– Нет, – ответил он.

– Но была?

– Нет.

Флинн глянула него:

– Вы занимались этим делом?

– Да.

– Значит, любовь. Или ты урод.

Он задумался, потом сказал:

– Я очень ею увлекся…

– Увлекся?

– Она чрезвычайно привлекательна. Внешне. Но…

– Что?

– Я, наверное, урод.

Флинн снова глянула на него. Вернее, напомнил себе Недертон, на его лицо в планшете «Полли».

– Ладно, если ты это хотя бы понимаешь, ты уже лучше большинства здешних кадров.

– Кого?

– Парней. Элла, моя мама, говорит: чудных навалом, ч'yдных не видать. Хотя не такие уж они и чудные, просто заурядные.

– Я, наверное, чудной, – сказал он. – По крайней мере, мне хочется думать, я не такой, как остальные здесь. То есть там. В Лондоне.

– Но в общем, тебе нельзя было заводить с нею отношения, потому что вы вместе работали?

– Да.

– Расскажи мне.

– Про что?

– Как все было. А когда я перестану понимать, о чем ты, я тебя перебью и буду задавать вопросы, пока не разберусь.

Она глянула на него очень серьезно, но не сердито.

– Хорошо, – сказал Недертон.

101. Обычная человеческая история

Разговор с Уилфом на время отвлек Флинн от того, что она подумала про Грифа и Лоубир и во что сама не могла поверить. История его отношений с Даэдрой – такая обычная и человеческая, несмотря на кучу заморочек из будущего, – странным образом успокаивала.