Perpetuum mobile
Шрифт:
– - Что больно скоро? Ишь ты какая, ровно блоха прыгаешь, -- усмехнулся дворник.
– - Попрыгаешь у нас!
– - отозвалась Луша, принимаясь бросать дрова в ящик, что стоял у двери.
– - Ладно, устроим!
– - сказал, уходя, дворник.
– - Ты чего пришла?
– - заговорила Луша, увидев скользнувшую в двери кошку.
– - Нашаталась, подлая!
Кошка, осторожно обойдя дрова и совершенно игнорируя Лушу, прошла через кухню и скрылась в коридоре.
– - Ах ты, Господи!
– - проворчала Луша: -- будет теперь потеха!
– -
– - Ксс... ксс...
– - звала она шепотом кошку, которая уже пробиралась в спальную к барыне, но Луша успела перехватить ее.
– - Я тебя, подлая! Будешь у меня шляться! Иди!
– - она кинула кошку к кухне и вспомнила о молодом барине.
– - Спит! Так и есть!
– - с сокрушением и досадою проговорила она, входя к нему в комнату.
– - Барин, да что же это? Опять проспали! Глядите, девятый час! Барин! Я вот сейчас барыне скажу! Ей-Богу!
– - А? Что?
– - Да что! Будишь, будишь, добудиться сил нет!
– - Который час?
– - Девять скоро! Вот который!
Юноша сразу очнулся.
– - Что ж ты меня раньше не разбудила, -- сердито заговорил он, -- ведь я же просил в половине восьмого!
– - Добудишься вас!
– - ответила Луша и тут же добродушно прибавила: -- чаю-то подать, или встанете?
– - Стакан здесь выпью.
– - Ну, ну; не засните теперь еще!
– - она вышла, взяв стакан с холодным чаем, налила свежего и вернулась в комнату гимназиста. Он уже ел яйца и курил папиросу.
– - Теперь не заснете!
– - сказала Луша.
– - Почисть брюки. Я вчера их здорово отшлепал, -- проговорил гимназист, прожевывая булку.
Луша захватила брюки и прошла в кухню. На столе у самовара стояла ее большая чашка с налитым чаем, про который она позабыла.
– - Ишь, совсем остыл!
– - пробормотала она, взяв кусок черного хлеба и отхлебывая из чашки, в то же время доставая платяную щетку.
Выпив чай и вычистив брюки, она ухватила половую щетку с тряпкой и направилась в комнаты, занеся гимназисту брюки.
– - Налей еще!
– - сказал он.
– - Вставать пора!
– - проговорила Луша, но взяла стакан, вернулась в кухню, налила чаю и, снеся его гимназисту, прошла в комнаты.
В столовой и гостиной было сумрачно и тихо. Серое утро освещало буфет, в беспорядке оставленные стулья, стол, заставленный неубранной посудой, и засоренный пол. Из соседних комнат доносился храп.
Луша принялась за уборку. Она осторожно перетаскала всю грязную посуду на кухню, стряхнула скатерть, расставила в столовой стулья и перешла в гостиную. Там она обтерла тряпкою пыль, расставила мебель и начала подметать пол, быстро и ловко сгребая щеткою весь сор в одну кучу.
– - Луша! Луша!
– - вдруг раздался резкий окрик самой Подопёнкиной.
– - Проснулась!
– - с досадою пробормотала Луша и, бросив щетку, устремилась в спальную барыни.
Толстая, рыхлая Подопёнкина, с тоненькой косичкой, завернутой на самой маковке, протирала
глава.– - Что это ты там, словно Плевну берешь?
– - сердито встретила она Лушу.
– - Сколько раз говорила тебе, не убирай гостиной, пока я не проснусь! Никогда мне покоя не дашь! Который час? Принеси чаю! Подыми занавеску!..
Луша подняла занавеску.
– - Ах, Господи, скоро ты мне чаю дашь!
– - проговорила Подопёнкина и закричала: -- Убери кошку! Опять она в комнатах!
– - Ксс... ксс... иди сюда!
– - Луша опустилась на колени, залезла под кровать и вытащила оттуда кошку.
Придя в кухню, она стала готовить для барыни чайшку чаю, хлеб, масло, яйла и понесла все это на подносе в спальную.
Барыня притронулась к чашке и сердито заговорила:
– - Что ж ты это нарочно мне холодные помои налила! Разве я могу пить такой!..
– - Надо быть, остыл самовар, -- сказала Луша.
– - Надо быть!.. Возьми эту гадость и разогрей сейчас самовар. И где у тебя голова только? Поставить самовар всего и дела, и то не можешь! Ну, шевелись!
Луша взяла чашку с чаем, а барыня сердито повернулась на бок, достала со столика начатый ею вчера роман и стала читать.
Луша долила самовар и начала раздувать его, когда в кухню вошел гимназист, подошел к раковине и принялся мыться под краном, далеко вокруг себя разбрызгивая воду.
– - Луша!
– - послышался тонкий, визгливый голос.
– - Сейчас, барышня!
– - отозвалась Луша и побежала по коридору в комнату Лидочки Подопёнкиной, двадцатилетней девицы, учившейся музыке и пенью.
Она приподняла голову, на которой все волосы были завернуты в бумажки и, моргая глазами, пропищала:
– - Дайте мне чаю, Луша; и, пожалуйста, вычистите мою черную юбку и достаньте красную кофту. Знаете, блузкой которая...
– - Хорошо, барышня!
Гимназист уже оделся.
Луша вернулась в кухню и наскоро затерла шваброю наплесканную воду.
– - А калоши не вычистила, -- с упреком сказал гимназист, входя в пальто и шапке в кухню.
– - И забыла вовсе!
– - ответила Луша и, взяв сырую тряпку, обтерла на ногах гимназиста калоши.
Самовар зашумел. Луша заварила чай и стала готовить для барышни хлеб, масло и яйца; потом налила чай барыне с барышней и понесла в их комнаты.
– - Не забудьте юбку вычистить, -- снова сказала барышня, -- я сегодня до завтрака уйду!
– - Помню, барышня, -- ответила Луша.
– - Ушла и пропала, -- ворчливо сказала барыня, -- долго ли самовар разогреть! Который час?
– - Десятый, барыня!
– - Дура! Если я тебя спрашиваю, ответь точно. Поди посмотри!
Луша заглянула в столовую.
– - Десятого четверть!
– - Молодой барин ушел?
– - Ушли.
– - Ну, чего же ты стоишь, как столб. Или дела нет?
Луша вышла из спальной и прошла в гостиную, где снова взялась за щетку.
Она вымела сор через переднюю в столовую, когда снова раздался оклик барыни.