Перстень Агируса

Корчмарь испуганно замахал руками:

— «Да какие они мои, как вы могли сказать такое, господин! Нечисть они, упаси меня Бог увидеть одного из них!»

— «Успокойся, я пошутил. Расскажи мне все, что ты об этом знаешь», — попросил я венгра, вкладывая в его крупную шершавую руку золотую монету.

Корчмарь почтительно посмотрел сначала на деньги, затем на меня и крикнул в дверь позади себя:

— «Эржебет!»

— «Чего тебе, Ласло?», — раздался в ответ женский голос.

— «Иди сюда, поработай вместо меня!»

Из задней комнаты вышла женщина средних лет в коричневом платье и белом чепце. А корчмарь, которого, как выяснилось, звали Ласло, повел меня к столу, стоявшему поодаль от других, на веранде. Нам принесли большой глиняный кувшин красного вина и высокие коричневые кружки из грубого фаянса.

«Вырос я у себя на родине, в Буде ⁵⁰», — повел рассказ Ласло, подкручивая и оттягивая вниз и без того длинные усы, свисавшие ниже подбородка, — «родители мои держали такую же корчму, как у меня, а за мной, братьями и сестрами ухаживала соседская бабка. Заставляя нас сидеть тихо и слушаться, старушка часто рассказывала нам страшные истории, особенно перед сном. Иначе ей никак не удавалось утихомирить шумную ораву из семи детей.

— «Ты, Ласло, собираешься поведать мне сказки, которые рассказывают детям на ночь?», — разочаровался я.

— «Вы хорошо заплатили мне, господин, и я слово в слово перескажу вам одну историю моей старой няни, которая говорила, что в ней каждое слово — правда. Старушка была честной женщиной и я верил ей», — обиженно заметил корчмарь.

— «Ну ладно, рассказывай, Ласло», — согласился я, подумав о том, что в путь мне предстоит отправиться лишь утром, так что провести вечер, слушая увлекательные, жутковатые, а порой и откровенно страшные карпатские легенды, не так уж плохо.

Корчмарь налил себе и мне вина, выпил залпом объемистую кружку, прокашлялся и повел свою речь. Манера его разговора изменилась, венгр произносил слова слегка нараспев, как читают стихи. В таком исполнении история его звучала, словно баллада. Видимо, в подобном стиле рассказывала старая няня и он просто скопировал ее.

— «Вот моя история, господин... э-э-э... кстати, как мне вас называть?», — корчмарь посмотрел на меня с интересом.

Я улыбнулся и назвал ему свое имя, которым пользовался в то время:

— «Я барон Веттиндорф, Ласло, можешь звать меня «ваша милость».

— «Хорошо, ваша милость», — ответил венгр, глядя почтительно, — «едва увидев вас в корчме, господин барон, я сразу понял, что вы знатного рода, несмотря на то, что при вас нет ни лошади, ни слуги», — последовала пауза — любопытный хозяин корчмы, вероятно, надеялся на объяснение по поводу отсутствия лошади и прочих атрибутов, но не дождался его и продолжал:

— «Давно это было, с той поры минуло уже...», — Ласло запнулся, подсчитывая в уме, — «... триста двадцать семь лет. Жил в Валахии князь по имени Влад Дракула и по прозванию Цепеш, что значит «колосажатель». Прозвал его так народ за то, что он сажал на кол любого, кто хоть как-то не угодил ему. Воевал Цепеш много и храбро с турками...», — рассказчик снова осекся и испуганно огляделся.

И не напрасно. За столом у двери сидели три турка и они явно прислушивались к нашей беседе. Увидев их, Ласло побледнел и сказал приглушенным голосом:

— «Боюсь, что эти трое из турецкой тайной полиции — вынюхивают, подслушивают», — венгр досадливо плюнул на пол, — «надоели они, но что поделаешь... Придется говорить тихо. Пусть хоть уши свои трубочкой вывернут, все равно ничего не услышат!», — хохотнул он насмешливо и уже безо всякой патетики, тихо продолжил повествование — декламировать нараспев полушепотом невозможно.

Дальше в его рассказе пошла обычная «жвачка» про злодея Дракулу, почти в том же виде, что можно услышать и сегодня, с той лишь разницей, что Ласло называл его не граф, а князь, что было совершенной правдой. Графом господарь Влад не был ни разу. Корчмарь живописал пытки и казни, которым подвергал злодей своих жертв. Похоже, что размер зверств кровавого князя увеличивался с каждым пересказом все больше и больше для пущей убедительности. И когда я услышал число одновременно казненных — тридцать тысяч, я понял, что это ложь, так как сие было невозможно. Но если не правдива хотя бы одна часть рассказа, то труднее поверить и во все остальное.

Марк вывел на экран портрет Влада Цепеша — необычное лицо было у этого исторического персонажа — после этого он продолжил:

— Не буду пересказывать жизнеописание румынского господаря в изложении Ласло-корчмаря, сейчас эти истории широко известны, благодаря книгам и фильмам. Но тогда, в 1803 году, я впервые услышал легенду о Дракуле. Не скрою, что слушать было увлекательно, особенно когда Ласло перешел от событий, происходивших при жизни князя к его посмертной истории. Хозяин корчмы говорил с дрожью в голосе, казалось, что он сам верил в легенду и испытывал страх, перейдя к мистической ее части:

— «Старые люди сказывают, что Владу Дракуле в бою отсекли голову и похоронили обезглавленное тело в монастыре на острове, здесь неподалеку в Валахии. А голову поместили в бочонок с медом и передали туркам. Но это неправда. Няня была уверена в том, что голову похоронили в том же гробу, что и остальное тело Дракулы и вовсе не в монастыре, а во дворе замка славного венгерского короля Матьяша, но не того замка, что в Буде, а того, что в Трансильвании ⁵¹— замка Кулешть ⁵². (В те времена Венгрия владела частью Румынии).

Там посреди каменных плит, которыми вымощена площадь внутри замка, есть глубокий и старый Сухой Колодец, им никто не пользуется — там нет воды. Рыли его невольники, но опустившись на тридцать метров, уперлись в очень твердые породы. Они оставили эту затею, так и не дойдя до источника. На другом конце замкового двора был вырыт второй колодец, откуда и черпали воду замковые обитатели. Удачное место было подсказано пробившимися меж плит подорожниками — верным признаком присутствия влаги под землей.

В стене Сухого Колодца, метров на пятнадцать ниже поверхности, был сделан потайной склеп, размером с небольшую комнату. Чтобы добраться до него, надо спуститься по веревке и ровно на полпути до дна колодца можно увидеть в стене кованую железную решетку. Запиралась она ключом, заговоренным специальными молитвами. Никто не мог войти и выйти через решетку без этого ключа».

Марк оглядел свою притихшую аудиторию и задержался взглядом на мне. Ничего не изменилось в его лице, только прекрасные глаза на миг потеплели и сверкнули. Дик заерзал на своем кресле — это не укрылось от молодого ученого: