Перстень Александра Пушкина
Шрифт:
– Маски эти, говорю, балаклавами называются… – Он обеими руками потрогал свою голову, словно проверяя ее на прочность. – Башка трещит…
– Когда они меня отвели вниз, ты уже лежал на полу. Наверное, тебя ударили по голове.
– Сколько сейчас времени? – Дуло посмотрел на запястье, где раньше были часы.
– Они все забрали, – прокомментировала Полина. – А еще телефоны, ремень из твоих брюк и шнурки.
– Опасаются…
– Чего?
– Это я так… Странно, что они держат нас вместе. – Он снова обшарил взглядом стены и потолок. –
– А мы с тобой преступники? – со слезой в голосе спросила она.
– Нет. Мы не преступники. Пока мы подозреваемые.
Это замечание нисколько не успокоило Полину. Наоборот, она уже не сдерживала слез.
– Сережа… Нам нужно что-то делать!
Сергей Дуло выразительно посмотрел на нее и стукнул пальцем по кровати. Вздрогнув от этого звука, она замолчала. Этим же пальцем он стал что-то чертить на одеяле. Она уставилась на него непонимающим взглядом. Сергей еще раз начертил невидимый знак.
Полина сообразила, это была буква «С». Следующей была «Л», потом – «Е». Еще несколько движений пальца, и она смогла сложить все слово: «СЛЕДЯТ», после чего, в знак того, что все поняла, медленно закрыла и открыла глаза.
В кабинет с монитором вошел Беленков, взял наушник, приложил к уху и поглядел на экран.
– Очухался наш голубчик?
– Так точно, – отрапортовал лейтенант.
– О чем-нибудь говорили?
– О том, как их задерживали.
– Ну, это мы и без них знаем! – заметил полковник. – Что еще?
– Башка у него болит.
– Так и сказал?
– Так и сказал.
– Больше ничего?
– Нет. Ничего.
– Слушай внимательно! – приказал Беленков и снова вышел за дверь.
В кабинет Филиппова ворвался Румянцев.
– Вот! – Он положил на стол картонную папку.
Филиппов оторвался от документов, которые были разложены по всей столешнице.
– Протокол допроса приемщицы из пункта приема и бесплатной раздачи одежды «Надежда». Она все подтвердила! Чемодан опознала по фотографии, сказала, что вещи именно в таком принесли.
– Фотографию попутчицы опознала?
– Она узнала ее. Вещи принесла эта женщина и тип в вельветовой куртке. Все внесено в протокол. – Румянцев показал пластиковый пакет.
Иван Макарович спросил:
– Что это?
– Вещи Полины Свирской из того чемодана. Все, что осталось: халатик и туфли.
– А где остальное?
– Остальное взяла Килина, напарница, которую застрелили. В кармане ее жакета…
– Чуть не забыл! – Филиппов быстро спросил. – Справку на имя Свирской забрал у Семенова?
– Вот! – Румянцев достал из папки бланк в пол-листа и положил его перед Иваном Макаровичем.
– Спасибо… – успокоился Филиппов, прошелся ладонями по карманам мундира и рассеянно произнес: – Показания стюардессы здесь, фотографию попутчицы приложили… Ну, все! Я пошел. – Он начал складывать документы
в портфель.– Иван Макарыч…
– Что? – Он поднял голову и посмотрел на Румянцева.
– Можно я подожду вас в приемной?
– Меня через эту приемную могут с конвоем вывести.
– Так я подожду?
– Хорошо. – Филиппов решительно огляделся. – Ну, идем к генералу Девочкину?
На лбу Сергея Дуло лежал мокрый платок Полины.
– Сменить? – спросила она.
– Спасибо, уже не болит. – Дуло стащил со лба платок, отдал жене и уселся на кровати рядом с ней.
Посидев молча, он предложил:
– Давай поговорим…
– Я не знаю, о чем.
– Можно о Пушкине.
– Я про него уже все рассказала.
– Ну, хоть сказку какую-нибудь…
– Ты все их уже слышал.
– Может, о чем-то интересном читала?..
Полина повернулась к нему:
– Есть одна тема, но это скорее предположение, чем проверенный факт. Знаешь, в таких случаях говорят: «так могло быть», а не «так было».
– Давай, – кивнул Дуло и добавил чуть слышно: – Заодно людей просветим.
– В общем, эта версия касается происхождения Пушкина. Общепринято мнение, что прадед его, Абрам Петрович, до крещения Ибрагим и впоследствии Ганнибал, родился в Абиссинии, оттуда его привезли к Петру Первому…
– Где это? – спросил Дуло.
– Что?
– Абиссиния.
– В Эфиопии, – ответила Полина.
– То есть раньше была Абиссиния, а теперь Эфиопия? – уточнил Сергей.
Полина задумчиво посмотрела на мужа, стараясь понять, с каких пор он стал интересоваться такими вещами.
– В общем-то, да.
– Тогда продолжай, – сказал он.
– Ну, что? – Беленков приблизился к монитору и взял наушник.
– Говорят, – доложил лейтенант.
– Имена какие-то называли?
– Называли.
– Та-а-ак…
– Абрам Петрович…
– Еврей? – Беленков оживился. – Оч-ч-чень хорошо.
– Абиссинец.
– Что?
– Он абиссинец, – четче повторил лейтенант.
– Это где-то в Южной Америке?
– В Эфиопии.
– Эфиопия – это страна, – нравоучительно сказал Беленков. – При чем здесь Абиссиния?
– Она там раньше была, – лейтенант стащил с головы наушники, – когда не было Эфиопии.
– Дурака из меня делаешь? – холодно спросил Беленков.
– Никак нет.
– О чем еще вели речь?
– О Пушкине.
– Что?
– Про Пушкина говорили.
Сдерживая себя, Беленков тихо спросил:
– Еще?..
– Про Ганнибала.
Полковник бросил наушник и вышел из кабинета.
Начав рассказывать без желания, Полина в конце концов разошлась:
– Существует еще одна версия. Сразу оговорюсь: я не очень в нее верю. Говорят, что незадолго до смерти Абрам Петрович Ганнибал описал историю своего рождения, но потом сжег рукопись.