Перстень Екатерины Великой

Катя остановилась, оглянулась на дверь.

Кто-то уже вышел из кабинета, остальные стояли в дверях. Во всяком случае, никто не смотрел в ее сторону. Тогда, подчинившись внезапному порыву, Катя схватила со стола чистый листок бумаги, наклонилась и подняла пуговицу, прихватив ее этим листком. Подняв эту пуговицу, она взглянула на нее вблизи и окончательно убедилась, что это – та самая пуговица от пиджака Петра. На серой ткани, которой эта пуговица была обтянута, виднелись маленькие буквы P и F. Пол Форсайт – именно так звали того дорогого портного. И еще… еще она увидела, что пуговица испачкана кровью.

Снова бросив на дверь вороватый взгляд, Катя завернула пуговицу в бумагу и спрятала ее в карман.

Она сама не знала, зачем это сделала.

Выйдя вслед за остальными в коридор, она поискала взглядом мужа, но он куда-то исчез. Все остальные стояли в коридоре кружком, в центре его находилась Фира. Она обвела всех глазами и вдруг подняла руку:

– А ведь его убил кто-то из вас!

– Что ты говоришь, Эсфирь? – перебил ее Бубенцов. – Я, конечно, понимаю, в каком ты сейчас состоянии, но это не дает тебе права…

– Я знаю, что говорю! – выкрикнула Фира. – Постороннего человека сюда не пропустят!

Она вдруг ссутулилась и зарыдала. Рокотов подошел к ней, осторожно взял за плечи и отвел в бухгалтерию, поручив заботам тамошних женщин, а сам стал звонить в полицию.

Слухи о смерти Муратова уже распространились по всему зданию. Люди толпились в коридоре и вполголоса переговаривались. Рокотов успел распорядиться, чтобы охранники никого не впускали в кабинет – и так уже натоптали на месте преступления.

Катя подошла к Рокотову, вполголоса спросила его:

– Что же теперь будет?

– А что? – он быстро и внимательно взглянул на нее. – По-моему, для нас ничего не изменилось.

Вдруг откуда-то появился Петр, подошел к ним и раздраженно осведомился:

– О чем это вы тут шушукаетесь?

Не дождавшись ответа, пристально посмотрел на Рокотова и задал новый вопрос:

– Для чего ты пригласил ее на собрание?

– Вы имеете в виду Екатерину Алексеевну? – переспросил Рокотов, чтобы потянуть время.

– А кого же еще? – Глаза Петра зло сузились. – Не юли! Отвечай мне прямо!

Катя не слушала его: она разглядывала пиджак. Пиджак был тот самый, английский. Все три пуговицы спереди были на месте. Но есть ведь еще пуговицы на рукавах… Да, конечно, эта маленькая пуговица могла быть только на рукаве…

Она пыталась их разглядеть, но Петр то размахивал руками, то убирал их за спину. Ей захотелось схватить его за руку и сильно сжать – так чтобы он поморщился, затих и посмотрел на нее затравленно, чтобы стереть наконец с его лица выражение вселенской злобы и ненависти ко всем. Хоть бы для приличия помолчал! Но он и не думал.

– Отвечай! – повторил Петр, шагнув к Рокотову и двигая желваками.

Но в это время открылась дверь, и в комнату вошел высокий худой человек с бритой наголо головой. Дешевый мятый костюм болтался на нем, как на вешалке, но темные, глубоко посаженные глаза показались Кате умными и проницательными. За ним едва поспевал коротконогий толстяк в сером свитере.

– Майор Каховский, – представился долговязый, оглядев присутствующих цепким внимательным взглядом. – А это – капитан Пантюшкин, – он кивнул на своего спутника.

«Как Дон Кихот и Санчо Панса, – подумала Катя. – Даже имена похожи…»

Тут же она устыдилась своих мыслей, неуместных в такой трагический момент.

– Ну, где тут у вас потерпевший? – проговорил майор Каховский, выделив взглядом Рокотова и обращаясь к нему.

Рокотов, обрадовавшись, что можно прекратить неприятный разговор с Петром, подошел к полицейским, представился и повел их на место преступления.

Полицейские быстро осмотрели кабинет, позвали из коридора фотографа, который сделал несколько снимков. Тем временем приехал медицинский эксперт, пожилой сутулый дядька, который курил сигарету за сигаретой. Он осмотрел убитого, и того унесли на носилках. Катя проводила носилки взглядом. Она увидела тело, накрытое простыней, из-под которой свисала худая рука в синих венах.

К счастью, Фира Раевская этого не видела, ее предусмотрительно закрыли в бухгалтерии.

После этого Каховский собрал людей, объявил, что начнет опрос свидетелей и до его окончания никому нельзя покидать офис.

– А сейчас, пока вы все вместе, я хочу, чтобы вы вспомнили, кто из вас последним видел потерпевшего.

Охранник Витя сказал, что Муратов появился в двенадцать сорок.

– У меня в журнале есть соответствующая отметка, – сообщил он гордо.

Приехав, Муратов зашел к Алле, секретарше покойной Елизаветы, и уточнил время начала собрания акционеров.

– Мы с ним разговаривали не больше минуты, – сказала Алла, – после этого он прошел в кабинет Елизаветы Петровны…

– Тот самый, где его убили? – уточнил Каховский.

– Ну да. Я ему открыла кабинет, он хотел там просмотреть кое-какие бумаги.

– И больше он оттуда не выходил?

Все переглянулись, потом Бубенцов сделал шаг вперед и негромко проговорил:

– Я видел его около второй студии, это было примерно в час… в тринадцать часов. Он разговаривал там с Петром Федоровичем.

– Кто это – Петр Федорович? – Каховский оглядел присутствующих.

Все повернулись к Петру.

– Петр Федорович Коваленко, один из основных акционеров канала, сын покойной Елизаветы Петровны Коваленко, – проговорил Рокотов официальным тоном.

– Значит, вы разговаривали с потерпевшим в тринадцать часов? – Каховский повернулся к Петру. – Получается, что вы – последний, кто видел его живым!

– Я не помню, в какое время это было! – проговорил Петр, беспокойно оглядываясь. – Может быть, раньше…

Катя, наблюдая за ним из угла, ощутила вдруг легкое злорадство – хоть кто-то заставил его бояться.

– Вряд ли раньше, – возразил Каховский. – Потерпевший приехал в двенадцать сорок и почти сразу прошел в кабинет вашей матери. Так что вы разговаривали с ним в тринадцать часов или позднее…

– Не позже! – снова подал голос Бубенцов. – Был как раз час, я посмотрел на часы в коридоре, они показывали без четверти, а они отстают на пятнадцать минут, это все знают.

Все присутствующие подтвердили – эти часы действительно давно уже отстают, и ни у кого не доходят руки их перевести.