Первая чаша

– Давайте проголосуем! Поднимите руки те, кто согласен, чтобы Орей судил нас! – Иршаб громогласно воззвал к разуму собравшихся и споры постепенно стихли.

Орей открыл глаза в полной тишине и насчитал шесть поднятых рук. Аллина была согласна, Оттар и дядя Фархат тоже голосовали за нового судью. Еще за него высказался глава стражей и двое мужчин, которых вчера монах видел на обеде.

Владелец кузницы, прищурившись, смотрел на монаха, и в блеклом старческом взгляде читалось только презрение. Его морщинистые руки лежали на коленях – он был против. Орей вспомнил, что Арслан вчера говорил о роде Мас Харун и вдруг понял, что тот ни за что не допустит, чтобы кто-то начал расследование этих странных убийств.

– Что ж, раз голоса разделились, я вынужден сам принять Решение, – произнес Иршаб. – И согласно обычаю все главы родов должны подчиниться моему Решению.

Зал ненадолго замер, все молчали и смотрели только на старосту, стоящего перед своим креслом, на возвышении над Ореем.

– Признаю, мне тоже не нравится мысль, что чужак, даже монах из Обители, будет судить нас по совести. Я не верю, что он сможет найти убийцу. Он не будет судьей и не получит знака.

Орей ощутил, как его окатило леденящей волной от макушки до пяток. Он отшатнулся в сторону и, уже не скрываясь, вытер взмокшие ладони о рясу. По правде сказать, переступая порог ратуши, монах ни на что особо не рассчитывал, не представлял, что будет. Но теперь, получив прилюдный отказ, он вспомнил о своих намерениях. Ведь он чужак, как и говорил староста, и его целью было – отправиться к Горам-Близнецам на поиски других монастырей. Может быть, всё к лучшему? Тем самым, он же не нарушил клятвы, данной матери Рифуде. Ведь он искренне предложил свою помощь, но совет глав родов решил отказаться.

– Что?! – Оттар взвился с места и закричал. – Как ты смеешь лишать наш род права на отмщение?!

– Какое отмщение, Оттар? Кому? – покачал головой Иршаб. – Собрание решило. Значит, так и будет.

– Ты решил! – рычал Маас Фарек. – Голоса разделились!

– Но вы сами выбрали меня старостой, поэтому я и обязан с помощью Высших решать ваши споры, а вы – принимать мои Решения, – староста снова начал говорить с озлобленным Оттаром, как с ребёнком.

– Я не согласен! Я этого Решения никогда не приму!

В спор одновременно вступили ещё трое мужчин. Один из них явно пытался поддержать Маас Фарека, другие два до хрипоты возражали этому и показывали на монаха. И постепенно к спору начали присоединяться и остальные.

Орей оглох от воплей и не разбирал, что кричат главы семей, ему хотелось поскорее уйти, и Оттар, словно прочитав его мысли, спустился с возвышения и спешно направился к дверям.

Монах, извиняясь, взглянул на Иршаба и побежал вслед за Оттаром. Тот громко хлопнул дверью, прямо перед носом Орея, а когда тот, чуть помедлив, вышел во двор, то оказалось, что там довольно многолюдно. Молодые мужчины, сыновья и братья пришедших на совет, ожидали своих отцов, и явно слышали, что произошло внутри.

Оттар пронёсся мимо них, разрезав толпу надвое. Молодёжь до их появления шумно переговаривалась, но когда монах выскочил на улицу, разговоры постепенно утихли. Все снова обратили на него внимание. Оно было хуже сколопендры, что ночами стремилась в его сердце. Орей, опустив глаза, пробежал по каменистой тропе и последовал за старшим братом Арслана.

– Что мы будем делать? – спросил монах, нагоняя того на проселочной дороге. Разгневанный Оттар будто не видел ничего вокруг себя.

– Он же просто опозорил меня! – негодовал он, сдерживая крик. – Опозорил наш род!

– Я… я всё ещё могу помочь!.. – Орей, сказав это, тут же проклял себя за внезапно прорезавшийся дар речи. К чему он это предложил? Только из одной благодарности семье Маас Фарек, которая так тепло к нему отнеслась, несмотря на бесславную гибель брата, или его спровоцировало нечто другое? Потаенное желание, в котором он даже себе не смел признаться – остаться здесь и видеть Зариме. Просто видеть, следить, чтобы у неё не было проблем, а иногда ощутить на своей разгоряченной спине её нежное мимолетное прикосновение. Монах крепко зажмурился и потряс головой. Что за демоны насылают на него эти мысли?

В этот момент их нагнал Гурам. Юноша явно бежал за ними, он тяжело дышал и был очень взволнован.

– Отец… Я слышал, прежде чем отправиться за тобой, что староста порицает тебя за то, что ты ушел.

Судя по тому, как помрачнело лицо главы семейства Маас Фарек, Орей догадался, что порицание на совете, ни к чему хорошему не приведет.

– Я предполагал, что так будет. Иршаб хочет выставить меня в дурном свете перед всеми. Но это не изменит моего намерения выяснить, кто повинен в убийствах, – он взглянул на монаха и вновь быстро пошел по улице. – Конечно, без знака судьи нам будет непросто. Тебя и меня никто не послушает, мы не сможем законно опрашивать жителей, и никто не впустит нас к себе в дома, – быстро говорил Оттар, не сбавляя хода. Он уже почти бежал по улице до своего дома, так что Гурам и Орей едва поспевали. – И тревожить людей с расспросами не следует. Это только ухудшит наше положение. А о чем думает Иршаб, да пожрет его бездна?! – глава семьи недобро сверкнул глазами, повернувшись к Орею, словно в поисках поддержки. – Неужели можно просто позабыть такие ужасные убийства?!

– Одежда! – выпалил монах. – Мы должны найти одежду. Если это были хоссы… или демоны… им… это ни к чему…

– Спасибо тебе, святой человек. Прости меня, мы ещё обсудим это позже, – Оттар остановился возле калитки перед своим домом. – Мне нужно посоветоваться с матерью. Возвращайся к Арслану и приходи завтра утром на рассвете ко мне. Мы решим, как действовать дальше.

Отец и сын удалились в дом, а Орей, мысленно благословив их напоследок, поплелся вдоль улицы к дому Арслана. Жара выматывала и путала мысли ещё сильнее, а от воспоминаний о прошедшем собрании внутри поселился какой-то неприятный осадок. Неясно было, уберегают его Высшие от опасности или, наоборот, делают путь еще трудней, таким образом испытывая своего нерадивого слугу.

Впереди на дороге Орей увидел знакомую фигуру Арслана, возвращающегося с охоты. В руке он нес несколько тушек мелких зверьков. Мужчина поравнялся с ним и посмотрел с улыбкой из-под полы соломенной шляпы.

– О-о! Монах! Ты извинился перед Оттаром?

– Да, – буркнул Орей. – Мы… были на общем собрании… и… староста…

Арслан с подозрением огляделся на улице. Заметил людей, идущих со стороны ратуши.

– Эй, пойдём-ка поскорее домой, святой человек, – в его голосе зазвенело волнение. – Ничего здесь не говори. И при бабе тоже помалкивай.

– В чем дело?

Арслан быстрым шагом вошел во двор перед домом, так и не ответив на вопрос Орея. Монаху пришлось почти бежать за ним, как он только что бежал за Оттаром.

Оказавшись в доме, Арслан бросил добытые тушки на кухонный стол и крикнул жене:

– Эй, баба! Займись добычей! Да подавай обед! Я голоден!

Орей наблюдал, как Зариме, покорно опустив глаза, перемещается по кухне. Больно было видеть женщину такой, он помнил, какой счастливой она выглядела в саду, до того как услышала отказ. Теперь эти воспоминания обжигали душу, а Орею просто хотелось поступить правильно, чтобы ничего не испортить.

Арслан зашёл в комнату, уселся на подушки, сняв шляпу и положив её на стол. Вид у него был настолько взволнованный, монах даже на миг забыл, что ненавидит его.

– Садись, не стой столбом, – быстро проговорил хозяин дома, и монах послушно опустился на подушку, скрестив ноги.

– Что было на собрании? – хитрый прищур Арслана никогда не сулил Орею ничего хорошего.

Прикрыв глаза, чтобы не видеть перед собой селянина, монах, запинаясь, рассказал о том, как всё прошло.

– Я так и думал. Иршаб не допустит, чтобы кто-то указал на его неправоту, – Арслан задумчиво пригладил усы. – Оттар же не сказал тебе? – на молчаливое недоумение Орея, он добавил. – Со знаком не пришлось бы ничего говорить. Думаю, кто-то из наших предупредил старосту и Мас Харунов.