Первая чаша
Шрифт:
– Но ты весь покраснел… – произнес глава рода Маас Фарек.
– Жарко, – объяснился Орей, но решил больше не пытаться изображать того, что на самом деле не чувствует.
Как только Орей оказался под аркой, то сразу ощутил прохладу, исходящую от камней. Оттар отворил двери и вошёл первым. Гурам остался снаружи, во дворе. Орей обернулся, думая, что он зайдет, но юноша почему-то не последовал за отцом. Монах пошел за главой семейства, оказавшись в полутемном прохладном помещении.
Круги света падали с купола крыши, но их не хватало, чтобы забраться в каждый тёмный уголок квадратного зала. Вдоль двух стен стояли возвышения с креслами. Впереди вроде пьедестала с лестницей,
Остальные места пустовали, но Орей сразу почувствовал себя неуютно, словно с этих свободных кресел за ним наблюдают невидимые зрители.
– Монах, – староста кивнул, приветствуя гостей, и сразу перешел к делу, заметив растерянность на лице потенциального судьи. – Сейчас все соберутся, чтобы держать совет. Второе убийство взволновало людей, мы должны принять решение, как быть.
– Что делать мне? – спросил Орей.
– Пока ничего. На собрании главы родов решат, достоин ли ты быть нашим судьей в этом деле. Ведь тебе придется искать убийцу среди их родичей, а значит, входить в их дома и задавать вопросы, – объяснял Иршаб, – если кто-то против, он может высказаться, однако последнее слово останется за мной. Его может изменить только большинство голосов на сборе.
– А что… мне… – Орею не хватило воздуха, чтобы внятно договорить. Он много чего хотел спросить, но не смог. Горло снова сжало невидимыми стальными тисками, и он потянул себя за воротник рясы, будто это могло облегчить дыхание.
– Ты можешь и вовсе не стать судьей, если большинство выскажется против этого.
– В нашей деревне живёт тринадцать родов, включая мой, – сказал Оттар. – Наш род и род старосты Иршаба – Маас. Это значит, древний род. Мы живем более тридцати поколений. Мас – молодой род, это остальные жители Шадиба. Когда-то они отделились от нас и основали свои семьи.
Орей машинально пересчитал кресла. Почему-то монаху стало страшно, будто он взглянул в глубины бездны Межмирья. Не успел смириться с мыслью, что ему необходимо искать убийцу, как оказалось, что может быть и не придётся. Тогда ему незачем будет задерживаться в Шадибе.
В памяти промелькнуло печальное лицо Зариме. Остаться бы подольше... Но как, если в случае отказа, он и слова в свою защиту не сможет вымолвить? В голову закралась странная мысль, что вино могло бы помочь успокоиться, но, кажется, вчерашняя его храбрость на таком собрании могла привести к проблемам. Как бы снова в обморок не упасть.
Ладони Орея стали мокрыми от пота, он попытался незаметно вытереть их о рясу.
– Как можно объяснить… что я… что я… – рассказать о демонах в очередной раз не получилось, и Орей возненавидел себя.
– Отойдём, – сказал Оттар. – Будешь стоять возле меня. Говорить я буду.
Монах благодарно кивнул и улыбнулся, ощущая некоторое облегчение. Они с Оттаром отошли вправо к возвышению, и глава рода Маас Фарек занял место, ближайшее к старосте. Орей встал рядом, пытаясь привести свои разрозненные мысли в порядок. Не получилось.
Хорошо, что ждать пришлось совсем недолго. Мужчины, в основном пожилые, в одеждах очень похожих на облачение Оттара входили в зал и занимали места. Одного сухонького старичка сыновья внесли на носилках и усадили в кресло напротив них, с другой стороны зала ратуши.
На немой вопрос Орея, наблюдавшего за этим, глава рода Маас Фарек шепотом ответил:
– Ильдар Мас Харун, их род владеет кузницей. Самые влиятельные
люди Шадиба после старосты.Скоро пришел и дядя Фархат, усевшись в кресло справа от Оттара.
И вдруг в зал вошла женщина. Немолодая, но статная и высокая, в тиаре, вроде той, что носила мать Рифуда. Её тело покрывали бесформенные чёрные одеяния, а голову – чёрный платок. Она походила на тень с обрамленным платком светлым овалом лица и напомнила монаху о кошмаре, увиденном этой ночью. Но не могла же эта женщина стоять в его комнате?
Орей от удивления не мог отвести от нее взгляда. Он никак не ожидал, что сюда так храбро, почти по-мужски, войдёт мать какого-то рода.
– Это Аллина Мас Рийя. Их род остался без мужчин, – шепнул Оттар, заметив пристальный интерес монаха. – Она говорит за вдов и сирот своих погибших сыновей.
Женщина села в правый ряд, ближе всего к выходу. Орей вытянул шею, чтобы рассмотреть её, но потом поймал себя на мысли, что это неучтиво и может привести к проблемам, и поспешно уставился в пол, пока никто не обратил на него внимания. Но кажется, это всё же не осталось незамеченным, потому как двое мужчин с левого ряда косились на него и вполголоса о чем-то переговаривались.
Когда все расселись по местам, а шепотки прекратились, староста поднялся и заговорил:
– Да сохранят Высшие, ваши славные семейства! Пусть будет ваша почва плодородна, а семена сильными! – его глубокий голос под куполом ратуши звучал особенно громко.
Сидящие слегка поклонились, Орей кивнул.
– Кто-то считает, что в нашу деревню проникло зло из иного мира, кто-то – что это зло, порожденное нашими деяниями. Я считаю, что это звери, не ведающие ни зла, ни добра. Но нашёлся человек из горной обители, монах, желающий выяснить правду, – Иршаб указал на него. – Орей, предстань перед нами.
Монах сделал пару нерешительных шагов, боязливо обернулся на Оттара. Тот взглядом указал ему, куда идти. Орей едва справился с собственной робостью и спустился вниз, чуть было не споткнувшись. Щеки и уши тут же вспыхнули от стыда, казалось, должны зазвучать насмешки, но все молчали. Дело слишком серьёзное, а у Орея опять вспотели ладони, и удушье не заставило себя ждать. Надо было что-то сказать, возможно, представиться, но у монаха перед глазами уже поплыл зал ратуши, а падающий сквозь крышу свет начал меркнуть.
Он сделал пару глубоких вдохов и попытался выстоять.
Странно было понимать, что он смог справиться с умертвием, но когда на него смотрели обычные люди, мужчины, Орей испытывал страх куда более сильный. Настолько, что моментально терял контроль над телом.
Монах посмотрел на женщину в чёрном, что не сводила с него обеспокоенного взгляда, и паника чуть поутихла. Но стоило перевести взгляд на любого из сидящих мужчин, на их суровые лица, сердце тут же рвалось из груди, колени дрожали, а воротник рясы становился все равно что петля на шее.
Орей предпочел вовсе закрыть глаза и представить, что он один, в Обители, в безопасности.
– Этот монах вызвался помочь нам… – сквозь грохот крови в ушах долетел до него голос старосты деревни, – но он чужак. Стоит ли давать ему знак судьи, как велит наш обычай?
И тишина взорвалась криками.
– Да!
– Нет!
– Он недостоин!
– Чужак!
– Он поможет!
– Нет!
– Да!
Орей зажмурился крепче, плотно сжал пересохшие губы. Все главы семейств спорили, почтенный совет мгновенно превратился в балаган, и нельзя было даже разобрать, кто кричит. Одна только Аллина оставалась каменно спокойной, сидела на своём месте и сдержанно смотрела на мужчин, никак не реагируя на поднявшуюся бурю.