Первая чаша

Когда хозяин дома ушел, монах не стал сразу выходить на кухню. Недолгое время выждал. Встал, послонялся по комнате, вернулся к себе, но вскоре быстро вышел, не найдя себе места.

Оказалось, что Зариме пироги и молоко подала на кухне, за «женским» столом. Орею было все равно, где есть, и его это нисколько не оскорбило. Хоть он узнал местные порядки, но не воспринимал их обязательными для себя. Все-таки монах вырос в Обители и воспитан иначе. Он прочитал молитву над едой, смущенно попытался завязать беседу о погоде, зачем-то спросил о козах, но Зариме, ничего не ответив, круто развернулась и ушла во двор.

И вместе с запахом выпечки по кухне витало ощутимое напряжение от всего невысказанного, от слов, которые могли погубить их обоих. Пусть даже рядом не было никого, чтобы услышать и осудить, Зариме и так сказала ему больше, чем положено говорить женщине в этом суровом обществе. Монах снова подумал, что не стоит лезть в личную жизнь этой семьи. Но с каждым днем, проведенным с ними под одной крышей, это становилось всё сложнее.

Утолив голод, Орей отправился на встречу с Оттаром. Попытался придумать, как будет извиняться, но пока в голову ничего не приходило.

Теплое утро встретило Орея объятиями солнечных лучей. На маленьких клумбах у дома цвели фиалки и желтые петуньи, жена Арслана собирала травы в огороде. Квохтали ходящие возле дома куры, жужжали насекомые, назойливая муха закружилась возле лица монаха, и он её отогнал.

Орей воровато осмотрелся. На глаза попалась сторожевая вышка на границе деревни и силуэт стражника, что наблюдал за дорогой. Несмотря на то, что мужчина смотрел в противоположную сторону, этого оказалось достаточно, чтобы тут же оставить идею о разговоре с чужой женой. И все равно, многое хотелось прояснить.

Она всё ещё хочет убежать с монахом? И какие будут последствия этого?

Орей оставил мысли о Зариме и её муже, покинул двор, закрыв за собой калитку, и свернул налево. Проселочная дорога, пролегающая между домами, где позади заборов кипела чуждая ему семейная жизнь, привела его к двухэтажному дому главы семейства Маас Фарек. Со второго этажа на монаха строго посмотрела пушистая кошка матери Рифуды, но вскоре потеряв интерес, медленно легла и зажмурилась. Монах постучался в калитку, и ему спустя некоторое время открыл черноокий высокий юноша – сын Оттара, Гурам.

– Я… я пришел к твоему отцу, – тихо выговорил Орей, благословив его.

– Конечно, он ждет, – Гурам пригласил монаха войти, неотрывно наблюдая за ним.

Орей коротко поблагодарил парня, шагнул во двор и прошёл до высокого крыльца, откуда сразу вышел Оттар в кожаном жилете, накинутом поверх длинных белых одеяний. Густые темные с проседью волосы прикрывал круглый головной убор бордового цвета, расшитый золотистыми узорами, похожими на те, что Орей видел на тиаре матери рода.

Монах замер, разглядывая странные одежды старшего брата Арслана, и понял, что в его знаниях о гортазианской культуре есть существенные пробелы.

Вот бы в Обители меньше времени уделяли молитвам и чуточку больше рассказам о внешнем мире. Смутно припоминались наставления отца Мусаила: «Мир многообразен, и даже в пределах одного народа, могут быть существенные различия, как в диалекте, так и в церемониальной одежде».

Хотя, если бы Орей заранее знал, какова душа этого многогранного мира, то ни за что не покинул бы стен монастыря. Лучше уж с ожившими покойниками, чем с убийцами…

– Доброе утро тебе, святой человек, – Оттар поприветствовал Орея с легким уважительным поклоном, словно вчера на поминальном обеде ничего не произошло. У монаха пересохло в горле, но все же он, прокашлявшись, смог промямлить какое-то подобие извинений.

– Вчера… мне очень жаль, я… вино… и… – Орей поклонился Оттару, чтобы только не смотреть ему в глаза.

– Оставь это. Ты сказал много слов, смелых до безрассудства. И будь ты одним из нас, то возможно пришлось бы отстаивать эти речи, – серьёзно сказал глава семьи. – Но некоторым понравилась твоя храбрость… особенно молодым, – Оттар покосился на сына, стоящего за спиной монаха. – Надеюсь, впредь, для нашего же блага, ты будешь осмотрительнее, но не сдашься и поможешь нам отыскать убийцу. Мне важно, чтобы ты преуспел в этом деле. Тогда все узнают, что староста скрывал правду, а смерть Хасана будет отомщена.

– Что если староста прав? – Орея всё ещё одолевали сомнения.

– Этого не может быть, – отрезал глава семьи. – Это либо демоны, либо один из нас.

– А почему это не могут быть хоссы? Да, они живут в горах, но… – Орей запнулся, поймав на себе строгий взгляд Оттара, – но… да… ты прав.

Странные подозрения закрались в голову монаха. Что если это и впрямь дикие коты, которых в горах что-то вспугнуло и им пришлось спуститься к пойме? Обоих мужчин нашли у реки нагими. Они могли просто купаться, утомившись от жары, и стать случайными жертвами зверей.

И почему Оттар отрицает это?

Осталось найти одежду…

Орея посетила догадка. Он найдёт убийцу, если отыщет одежду. С этого и нужно начинать.

– Сейчас мы вместе отправимся на общее собрание, – произнес вдруг Оттар. – Веди себя спокойно, не болтай лишнего и постарайся не упасть. Гурам пойдет с нами.

Старший сын послушно кивнул.

– Да, отец.

Орею тоже ничего не оставалось делать, кроме как следовать за Маас Фареками. Оттар гордо выхаживал вдоль улицы, к ратуше. За ним, приосанившись, следовал Гурам. Монах замыкал шествие, посматривая по сторонам – со всех улиц подходили небольшие группы селян.

Напротив ратуши возвышалась деревенская часовня с острым шпилем и башней, где был заметен небольшой колокол. Светлые стены пестрели лепниной и узорами в виде переплетенных трилистников.

Оказалось, что глядя на Шадиб сверху, Орей перепутал часовню и ратушу. Укрытая темно-багровым куполом ратуша, встречала посетителей просторным двором. Вокруг были синие и лиловые гиацинты и ровная аллея вишнёвых деревьев вдоль присыпанной белыми камешками дороги. Купол оказался больше, чем предполагал Орей, когда смотрел на него с горы. В белоснежное здание вели резные железные двери, входом служила изящная арка, заостренная сверху. По обе стороны от нее – завитые колонны с письменами-благословениями для всех, кто входит с добрыми помыслами, и проклятиями для злоумышленников.

Во двор ратуши монах зашёл гордый собой и несколько воодушевленный. Только Орей вдруг поймал себя на мысли, что улыбается, хотя повод очень серьёзный и никакой радости ни у кого вызывать не должен.

Он напустил на лицо сосредоточенное серьёзное выражение, брови сдвинул к переносице, но от натуги лоб начал уставать.

– Орей, тебе плохо? – Оттар с обеспокоенным видом повернулся к нему.

– Что? Всё… всё в п-порядке, – волнение снова лишило несчастного монаха способности четко говорить.