Первая красотка в городе
Шрифт:
– уверен.
и Хокли ушел. Мэйсон вышел к секретарше. ее звали Франсин.
Мэйсон взглянул на ее ноги.
– это платье – довольно короткое, Франсин.
он не отрывал взгляда.
– такой стиль сейчас, мистер Мэйсон.
– зови меня просто “Генри”. мне кажется, я никогда раньше не видел таких коротких платьев.
– они становятся все короче и короче.
– у всех, кто сюда заходит, от тебя по-прежнему встает. а потом они идут ко мне в кабинет и несут ахинею, как полоумные.
– ох, да ладно вам, Генри.
– даже у меня от тебя встает,
та хихикнула.
– давай, пошли пообедаем, – сказал он.
– но вы же никогда меня на обед не приглашали.
– ах, так есть кто-то другой?
– О, нет. но сейчас же только пол-одиннадцатого.
– какая, к дьяволу, разница? я внезапно проголодался. очень проголодался.
– ладно. тогда секундочку.
франсин извлекла зеркальце, поиграла с ним немножко. затем они оба встали и вышли к лифту. в лифте они ехали совершенно одни. по пути вниз он сграбастал Франсин и поцеловал ее. пахла она малиной с незначительным привкусом кариеса. он даже облапал ей одну ягодицу. она для проформы посопротивлялась, слегка прижимаясь к нему.
– Генри! я прям не знаю, какая муха вас укусила! – хихикнула она.
– я всего лишь мужчина, в конце концов.
в вестибюле здания стоял киоск, где торговали конфетами, газетами, журналами, сигаретами, сигарами…
– одну минуточку, Франсин.
Мэйсон купил 5 сигар, огромных. зажег одну и выпустил гигантский фонтан дыма.
они вышли на улицу, ища, где бы поесть. дождь перестал.
– вы обычно курите перед обедом? – спросила она.
– и перед, и после, и между.
Генри Мэйсон чувствовал себя так, будто он совсем немножко сходит с ума. все эти писатели. да что с ними такое, к чертям собачьим?
– эй, вот неплохое местечко!
он придержал дверь, и Франсин вошла. он – за ней.
– Франсин, как же мне платье твое нравится!
– правда? ой, спасибо! у меня есть целая дюжина похожих.
– правда?
– умм-гумммм.
Мэйсон отодвинул ей стул и смотрел на ее ноги, пока она садилась. потом сел сам.
– господи, я проголодался. венерки из головы не идут – интересно, почему?
– я думаю, вы хотите меня выебать.
– ЧТО?
– я сказала: “я думаю, вы хотите меня выебать”.
– о.
– Я вам это позволю. я думаю, вы очень славный человек, очень милый, в самом деле.
подошел официант и разогнал сигарный дым папками с меню. одну вручил Франсин, одну – Мэйсону. и стал ждать. и у него вставал. ну почему некотрым парням достаются такие куколки, а он вручную отбивать должен? официант принял у них заказ, все записал, прошел во вращающиеся двери, передал заказ повару.
– эй, – сказал повар. – это у тебя там что?
– ты о чем?
– о том, что у тебя тут рог вырос! спереди! ко МНЕ с этой штукой даже не приближайся!
– да это ерунда.
– ерунда? этой ерундой кого-нибудь убить можно! иди под холодный кран его засунь! смотреть противно!
официант зашел в мужскую уборную. некоторым так все девки достаются. а он – писатель. у него полный чемодан рукописей. 4 романа, 40 рассказов, 500 стихов.
ни шиша
не опубликовано. паршивый мир. таланта распознать не могут. принижают талант всячески. “связи” им, видишь ли, тут нужны, вот и все. паршивый хуесосный мир. обслуживаешь целыми днями этих дурацких людишек.официант извлек свой член, водрузил на раковину и начал плескать на него холодной водой.
СОВОКУПЛЯЮЩАЯСЯ РУСАЛКА ИЗ ВЕНЕЦИИ, ШТАТ КАЛИФОРНИЯ
Бар уже закрылся, им еще до меблирашек тащиться, а тут на тебе катафалк прямо на улице, где Желудочная Больница стоит.
– Мне кажется, сегодня – ТА САМАЯ ночь, – сказал Тони. – Я уже в крови это чую, вот те крест!
– Та самая ночь для чего? – переспросил Билл.
– Смотри, – сказал Тони. – Мы уже хорошо знаем расписание. Давай отметем одного! Какого хуя? Или кишка тонка?
– Ты чё, с дуба рухнул? Думаешь, я зассал, потому что этот морячок мне по сраке надавал?
– Я этого не говорил, Билл.
– Да ты сам ссыкло! Да я тебе вломлю как не фиг делать…
– Ага. Я знаю. Я не про это. Я в смысле, давай жмурика отметем прикола ради.
– Ёбть! Да хоть ДЕСЯТЬ жмуриков!
– Постой. Ты сейчас назюзюкался. Давай подождем. Мы знаем расписание. Мы знаем, как они работают. Мы ж каждую ночь следили.
– А ты, значит, не назюзюкался, а? Да у тебя иначе бы ОЧКО взыграло!
– Тихо ты! Смотри! Вот идут. И жмурик с ними. Бедолага какой-нибудь. Смотри, простыню ему на голову натянули. Печально.
– Да смотрю я, смотрю. В самом деле печально…
– Ладно, мы знаем расписание: если жмурик только один, они его закидывают, перекуривают и уезжают. А если двое, то дверцы в катафалке они оба раза не станут запирать. Настоящие четкие мальчонки. Им все это обрыдло. Если жмурика два, одного парня они просто оставляют на каталке за машиной, заходят внутрь и вывозят второго, а потом обоих закидывают. Мы сколько ночей за ними наблюдали?
– Фиг знает, – ответил Билл. – Шестьдесят уж точно.
– Ладно, вот у них один жмурик уже есть. Если сейчас вернутся за вторым, этот – наш. Не обосрешься, если они сейчас за вторым пойдут?
– Обосрусь? Да у меня кишка потолще твоей!
– Ладно, тогда смотри. Сейчас узнаем… Оп-ля, поехали! За вторым пошли! – сказал Тони. – Хватаем?
– Хватаем, – ответил Билл.
Они рванули через дорогу и схватили труп за голову и ноги. Тони досталась голова – прискорбный отросток, туго обмотанный простыней, – а Билл держал пятки.
Потом они неслись по улице, и чистая белая простыня развевалась на трупе по ветру: иногда проглядывала лодыжка, иногда – локоть, иногда полная ляжка, а затем они взбежали по парадным ступенькам меблированных комнат, допыхтели до двери, и Билл сказал:
– Господи ты бож мой, у кого ключ? Меня трясет чего-то!
– У нас мало времени. Эти уроды скоро второго жмурика вынесут! Кидай его в гамак! Быстро! Надо этот чертов ключ найти!
Они швырнули труп в гамак. И тот раскачивался в лунном свете взад-вперед, взад-вперед.