Первая мировая война в 211 эпизодах

Наконец пришел час, и горизонт просветлел, запели первые птицы, контуры ландшафта постепенно обозначились на фоне молочного рассвета.

Тут он услышал выстрел. Потом еще один, два, много выстрелов. Меньше чем за минуту ружейный огонь уже полыхал вдоль окопов. Арно бросился будить спящих. У входа в убежище он столкнулся с солдатами, которые уже выбегали наружу, с винтовками в руках, пытаясь надеть на себя рюкзаки. Он увидел, как красная сигнальная ракета поднялась в воздух с вражеской стороны. Он понимал, что это означает: дан сигнал для немецкой артиллерии [73] . Тотчас же вслед за этим пронесся ураган снарядов, они разрывались вокруг французских окопов. Край окопа вырисовывается на фоне огненных взрывов. Воздух наполняется “гулом, свистом и взрывами”. Разносится резкий запах газа.

73

В Первую мировую войну красный, зеленый и белый цвета были, можно сказать, ночной иконографией. Все армии использовали эти цвета, и их комбинации означали различные послания. Красный обычно означал: “Враг наступает!”, а зеленый — то, что своя артиллерия не достает противника и надо перенести позиции вперед.

Сердце стучало как бешеное, я, наверное, побледнел, меня охватил страх. Я закурил, инстинкт подсказывал мне, что сигарета поможет мне успокоиться. Потом я обратил внимание на солдат, которые скрючились на дне узкого окопа, закрыв головы рюкзаками, ожидая, когда же закончится обстрел.

Вдруг Арно осознает, что немцы уже приближаются, что они на ничейной земле. Он перепрыгивает через спины лежащих солдат, торопясь к тому месту, где из окопов хорошо видна вражеская линия. Вокруг грохот, вой и шипение. Там, впереди, он сможет вести наблюдение за немцами: “Мысль о том, что мне нужно сделать, избавила меня от страха”. Он всматривается в холм, разделяющий немецкие и французские позиции. Ничего.

Медленно затихает обстрел. И наконец совсем прекращается.

Рассеивается дым. Вновь становится тихо. Начинают поступать сообщения. Двое убитых в соседней части, пятеро — из роты справа.

Постепенно Арно воссоздает картину происшедшего. Двое приунывших часовых вздумали пальнуть по перелетным птицам, — судя по всему, это были кроншнепы, летевшие к местам своих гнездовий в Скандинавии. Выстрелы ввели в заблуждение других часовых, и те, опасаясь нападения, тоже начали стрелять. Через мгновение вдоль окопов вспыхнула перестрелка. Внезапный огонь испугал немцев, и они, ожидая атаки, отдали приказ своей артиллерии.

На следующий день был дописан официальный эпилог. В сообщении французской армии можно было прочитать следующее: “Немецкое наступление около Бекура, вблизи Альбера, было полностью подавлено нашим огнем”. Комментарий Арно был таков: “Вот так пишется история”.

В тот же день, 28 февраля, Уильям Генри Докинз пишет своей матери:

На неделе я получил твое письмо от 26 января, и, возможно, оно окажется последним здесь, в Египте, так как мы скоро отправляемся в путь. Никто не знает куда. Днем в Александрию уже отправились 3rd Bde, 3rd Fd Amb, 1st Fd Coy, 4th ASC, u в течение двух недель мы должны, последовать за ними. Думаю, что пунктом назначения будут Дарданеллы, но, может, нас отправят куда-нибудь во Францию, Турцию, Сирию или Черногорию. Как бы там ни было, мы наконец перемещаемся.

38.

Вторник, 2 марта 1915 года

Владимир Литтауэр осматривает поле боя в лесу под Августовом

С темного неба падает снег. Они скачут по дороге, но не узнают этих мест. Им немного не по себе, тем более что они готовятся к наступлению. Где-то там, в снежном вихре, находятся немцы.

После обеда снегопад постепенно редеет и прекращается. Горизонт расчистился. И тогда они увидели, что происходит вокруг. Почти в двух километрах от них скачут вражеские кавалеристы. Похоже, они всю дорогу гонялись друг за другом. Но бой так и не начался. Отступающим немцам позволено удалиться.

Сгущаются сумерки. Деревья обступают их все плотнее. Они в Августовском лесу. Здесь девять дней назад шли тяжелые бои, когда немцы окружили и разбили наголову XX корпус Булгакова [74] . Теперь же победители ретировались, оставив за собой тихое, пустынное поле боя. Впрочем, не такое уж и пустынное.

Колонна всадников движется вперед, и Литтауэр видит какие-то странные поленницы, словно вдоль лесной дороги нагромождены дрова. И все же что-то не сходится. Это явно не дрова, судя по их размерам, и вообще не похоже на древесину. Один корнет скачет к поленницам и сразу же поворачивает обратно: нет, это не дрова, это штабеля человеческих тел.

74

Окружение и уничтожение XX корпуса было единственным настоящим успехом для немцев во время их февральского наступления, однако германская пресса тут же раструбила об их победах, не упустив случая ударить в Танненбергский барабан. Конечно же русские понесли большие и даже страшные потери. Вместе с тем потери немцев были также значительными и к тому же почти напрасными.

Местные жители должны были похоронить погибших. Но им пока не удалось завершить этот ритуал. Лес стал местом жесточайшего кровопролития. Воинские соединения схлестнулись друг с другом в страшной суматохе, то и дело вспыхивали ближние бои, совершенно хаотичные, в то время как окруженные русские части теснились на маленьком пятачке, совершая отчаянные попытки прорыва. Литтауэр был потрясен. Он никогда не видел ничего подобного:

Некоторые островки полей и лесов были буквально устланы трупами — и немцев, и русских. В ходе прошлого сражения в этих местах немецкие и русские солдаты явно преследовали друг друга по пятам и полегли будто слои пирога. Невозможно было разобрать, где свои, а где враги, и небольшие группы обстреливались с самых неожиданных направлений и с близкого расстояния.

Литтауэр скачет дальше, в ужасе вглядываясь в леденящие кровь застывшие картины. Вот он видит батарею: люди и кони застыли в своих обычных позах, все они мертвы. Он видит пехотную роту, которая полегла образцовым строем: всю ее скосил пулеметный огонь, все мертвы. Видит полдюжины санитаров, лежащих в ряд с нагруженными носилками, и они все тоже мертвы. Видит лежащих в куче немцев, одетых в серое: они тщетно пытались спрятаться под каменным мостиком, но все они теперь мертвы. Видит обоз русского полка:

Все кони и все люди были убиты при переправе через мост. Последней в этом ряду оказалась повозка священника. Он тоже погиб, сидя в своей повозке.

Они остановились на постой в деревне. Дома были переполнены тяжело раненными русскими, которых не тронули уходившие немцы. У некоторых раны кишели червями. Зловоние стояло невыносимое. Литтауэр не смог находиться в доме. Он лег спать во дворе, прямо в снегу.

39.

Среда, 3 марта 1915 года

Андрей Лобанов-Ростовский и метель под Ломжей

Зима скоро заканчивается. А вместе с ней и февральское наступление немцев. В обоих случаях речь идет о феноменах, которые совершенно непредсказуемы, несмотря на законы метеорологии и планы стратегов. И когда полк Лобанова-Ростовского готовится к бою — последнему или предпоследнему, неизвестно, — чтобы занять малюсенький пригорок на линии фронта, или уничтожить вражескую позицию, или совершить иной замысел, во всей полноте просматривающийся лишь на штабных картах масштаба 1:84 000, — начинается сильная метель.

Эту зиму в северо-западной Польше можно назвать ужасной во многих отношениях. Последнее наступление Гинденбурга не имело особого эффекта. Линия фронта у русских в северо-западной Польше передвигалась совсем чуть-чуть то туда, то сюда, но в целом оставалась неизменной.

Андрей Лобанов-Ростовский служил в гвардейской дивизии — том типе надежных элитных соединений, которые использовались в роли “пожарных” и которых посылали на самые опасные участки. Но он вновь избежал тяжелых боев. Сперва заболел, в Варшаве, затем пересаживался с поезда на поезд и ехал то в одном, то в другом направлении, пока генералы решали, где же его дивизия нужнее всего: “То, что военное начальство так шарахалось и не могло принять конкретного решения, свидетельствовало о том, что ситуация менялась каждую минуту”. В конце концов они остановились в Ломже. Дивизия отправилась на линию фронта, к северо-западу от города, прочерченную на карте. “И когда приблизился враг, эта линия действительно стала фронтом”.