Первая мировая война

Из всех великих держав только Соединенные Штаты продолжали сохранять нейтралитет, несмотря на гибель своих сограждан в результате немецкой подводной войны. «Войны не будет, – заверил соотечественников президент Вильсон 4 января. – Для нас принять в ней участие – это совершить преступление против цивилизации». Впрочем, через два дня Вильсон из разговора своего посла в Берлине с канцлером узнал, что мирные предложения кайзера, сделанные месяцем ранее, совсем не такие, какими кажутся. Немцы заявили о готовности «уйти из Бельгии», но на совершенно неприемлемых условиях: по словам канцлера, Германия намеревалась потребовать постоянной оккупации Льежа и Намюра, а также «других фортов и гарнизонов по всей Бельгии», «владения» бельгийскими железными дорогами и морскими портами и германского военного присутствия на территории Бельгии, которой вообще не будет позволено иметь свою армию.

Посол Джерард сказал канцлеру: «Похоже, вы не многое оставляете Бельгии, если не считать права короля Альберта пребывать в Брюсселе с почетной гвардией». Канцлер на это ответил: «Мы не можем позволить Бельгии быть аванпостом Великобритании».

Все дискуссии о будущем Бельгии вскоре перейдут в разряд чисто теоретических. Кайзер был на грани принятия решения, которое вынудит Америку вступить в войну. 9 января он председательствовал на коронном совете, на котором должен был решиться давно обсуждаемый вопрос о неограниченной подводной войне. Первым выступил начальник военно-морского штаба адмирал фон Гольцендорф, который заверил кайзера, что в случае начала неограниченной подводной войны Британия через полгода запросит мира. Кайзер спросил у адмирала, как торпедирование кораблей повлияет на Соединенные Штаты. «Даю вашему величеству слово офицера, что ни один американец не высадится на континенте», – ответил Гольцендорф. Гинденбург, выступивший следом, указал на огромное значение сокращения военных поставок странам-союзницам. Бетман-Гольвег, убежденный противник этой меры, сказал, что она будет способствовать вступлению американцев в войну, но, поняв, что армейское и флотское начальство его не поддерживают, попросил отозвать свое возражение.

Кайзер больше не колебался. Неограниченную войну немецких подводных лодок против всех кораблей, невзирая на то под каким флагом и с каким грузом они идут, предполагалось начать 1 февраля «с максимальной энергией». Цель этого решения, как объяснял командующий германским подводным флотом коммодор Бауэр командирам подводных лодок, «заставить Англию заключить мир и тем самым решить исход войны». В январе 1917 г., в последний месяц, когда еще действовали ограничения, немецкие подводные лодки потопили 51 британский корабль, 63 корабля других союзников и 66 кораблей нейтральных государств общим водоизмещением более 300 000 тонн, треть которых пришлась на долю британцев. Когда приемлемыми целями станут и американские торговые суда, эти цифры существенно возрастут.

В Австрии были не так уверены, что новый способ ведения войны может обеспечить убедительную победу. 12 января в Вене граф Чернин сообщил совету министров, что необходимо искать компромиссный мир. Эта возможность представлялась еще более насущной с точки зрения сохранения Габсбургской империи: в тот же день в Риме союзники выпустили декларацию, обещая поддержать национально-освободительную борьбу всех народов габсбургских доминионов, в первую очередь поляков, чехов, словаков, словенцев, хорватов, сербов и румын. 21 января президент Вильсон в своем ежегодном послании конгрессу «О положении в стране» заявил, что после войны должна появиться «объединенная Польша» – суверенное государство с выходом к Балтийскому морю. В последнюю неделю января эту идею публично поддержал русский царь. В поисках союзников в войне вековые угнетатели Польши предлагали стать ее освободителями. На юге России в лагере для военнопленных румыны, воевавшие в австрийской армии, подписали клятву сражаться против их бывших господ из династии Габсбургов.

В январе на Западном фронте конфронтация между противостоящими армиями, не отмеченная никакими наступательными действиями, сводилась к непрестанной борьбе с артиллерийским и снайперским огнем, а также с грязью. 12 января поэт Уилфред Оуэн был среди тех, кто выдвинулся на передовую в районе Бомон-Амель на четырехсуточную смену. Вернувшись на запасные позиции своего батальона, он написал матери: «Не вижу повода вводить тебя в заблуждение относительно этих последних четырех дней. Я побывал в седьмом круге ада. Я был не перед ним, я был прямо в нем. Я находился на передовом посту, то есть в «укрытии» посередине нейтральной полосы». В этом укрытии «теснились», как он написал, двадцать пять человек. «Он был примерно на полметра залит водой, выше – около полутора метров свободного пространства. Один выход был взорван и заблокирован. Но оставался еще другой. Немцы знали, что мы там, и решили с этим покончить».

В течение пятидесяти часов укрытие Оуэна подвергалось артиллерийскому обстрелу, порой интенсивному, порой – периодическому. В воскресенье он рассказывал матери: «Я чуть не сломался и не утонул в воде, уровень которой постепенно поднялся мне выше колен. К шести часам, когда ты, наверное, собиралась в церковь, обстрел стал менее интенсивным и менее точным, так что мне великодушно позволили исполнить свой долг – выкарабкаться, проползти по глине и лужам по нейтральной полосе и пробраться дальше, чтобы попасть в другой пост. За полчаса я преодолел пятьдесят метров». Во взводе слева от Оуэна «часовых за укрытием разнесло на куски».

Солдат, находившийся рядом с укрытием Оуэна, тоже пострадал от артобстрела. В «Часовом» (The Sentry) Оуэн писал:

…Вдруг по ступенькам рухнулВ топь тухлую, в густой водоворотНаш часовой; за ним ружье, осколкиГранат германских, брызги нечистот.Ожив, он плакал, как ребенок слаб:«О сэр, глаза! Я слеп! Ослеп! Ослеп!»И я поднес свечу к глазам незрячим,Сказав, что если брезжит свет пятном,То он не слеп, и все пройдет потом.«Не вижу», – он рыдал и взглядом рачьимТаращился. Его оставив там,Другого я послал ему на смену,Велел найти носилки непременно,А сам пошел с обходом по постам [157] .

157

Перевод Михаила Зенкевича.

Пока Германия готовилась к интенсификации войны на море, недавно назначенный министр иностранных дел Германии Артур Циммерман разрабатывал план, согласно которому немцы в случае вступления в войну Соединенных Штатов из-за развязывания неограниченной подводной войны могли бы заручиться поддержкой и активным сотрудничеством с Мексикой. При «щедрой финансовой помощи» Германии, пояснял он 19 января в шифрованной телеграмме немецкому послу в Мехико, Мексика могла бы «вернуть себе» территории, потерянные семьдесят лет назад: Техас, Нью-Мексико и Аризону. Германия и Мексика смогут «вместе вести войну и вместе заключить мир».

23 января, когда содержание телеграммы Циммермана еще оставалось секретным, посол Германии в Вашингтоне граф Бернсдорф, все еще надеясь удержать США от вступления в войну, попросил у Берлина 50 000 долларов [158] , чтобы оказать влияние на отдельных конгрессменов. Благодаря мастерской работе британских дешифровальщиков его телеграмму расшифровали в Лондоне за два дня до того, как ее прочитали в Берлине. 3 февраля, менее чем через две недели после попытки купить американский нейтралитет, в самом начале неограниченной подводной войны, немецкая подводная лодка U-53 в районе островов Силли потопила американский грузовой корабль «Хаусатоник». Британскому кораблю удалось спасти экипаж «Хаусатоника», но груз зерна был потерян. Этим же вечером в Берлине Циммерман говорил американскому послу: «Все будет хорошо. Америка ничего не предпримет, поскольку президент Вильсон за мир и никак иначе. Все останется по-прежнему».

158

Около 420 000 долларов (280 000 фунтов) в ценах 1994 г. Авт.

Циммерман ошибался. Именно в этот день президент Вильсон заявил в конгрессе, что разрывает дипломатические отношения с Германией. Он не объявил войну, но положил конец военной дипломатии, которая длилась два с половиной года. Весть о разрыве отношений достигла Берлина лишь на утро следующего дня. В этот момент у Германии было чуть больше сотни подводных лодок, способных вести боевые действия. Еще 40 находились в ремонте. 51 лодка была потеряна с начала войны.

3 февраля, когда вступление Америки в войну выглядело все более вероятным, во Францию прибыл Португальский экспедиционный корпус – еще 50 000 человек, готовых к ведению окопной войны и надеющихся на прорыв. Но на следующий день кайзер предпринял блестящий военный маневр: он отдал приказ об отступлении своих войск на Западном фронте к недавно укрепленной линии Гинденбурга. Сами немцы называли ее линией Зигфрида. Таким образом было ликвидировано множество выступов и изгибов линии фронта, которые образовались в ходе сражений 1916 г., протяженность линии обороны сократилась на сорок километров, высвободилось тринадцать дивизий для перевода в резерв.

Пространство между прежней линией фронта и линией Гинденбурга немцы подвергли систематическому разрушению. Они взрывали дома, сжигали фермы, выкорчевывали сады, минировали немногие остающиеся здания и уничтожали дороги, чтобы союзникам не досталось ничего, кроме бесполезных развалин. Когда кронпринц Рупрехт Баварский, фельдмаршал и командующий группой войск, выступил против такой степени опустошения, Людендорф его осадил. Союзные войска, без сопротивления продвигаясь вперед, были потрясены масштабом разрушений. Два французских депутата погибли от взрыва в заминированном здании ратуши города Бапом. В оставленной зоне та же судьба постигла еще нескольких британских дивизионных штабистов.