Первое чудо
Шрифт:
– Как тебе сказать. И да, и нет…
– Даниэль, пожалуйста! Считайте, что это ваше, распоряжайтесь этим – ну хотя бы некоторое время.
– Хорошо, Пит. Я оформлю наше сегодняшнее соглашение документально.
То, что Пит стал теперь обеспеченным человеком, выразилось только в одном: он купил себе подержанный автомобиль, выбрав его с помощью дяди Арнольда (у Джеральда своей машины не было, он или пользовался автомобилем фирмы «Дельта», или брал напрокат). Этот факт укрепил позиции Пита среди сверстников, ему показалось, что у него стало больше друзей, и с девчонками знакомиться стало гораздо проще. Но все равно он продолжал оставаться и немного замкнутым, и застенчивым, так что эти знакомства можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Пит учился уже на третьем курсе.
В начале учебного года, как и два года назад, Пит заболел. Признаки заболевания были теми же, но проявлялись в более легкой форме: иногда он просто чувствовал себя сильно усталым, как после тяжелой физической работы и недосыпания – но не работая физически и вполне высыпаясь. Продолжалась эта странная болезнь не полторы недели, а почти два месяца, и мама сейчас не могла заниматься Питом, она сама лежала в больнице на обследовании по онкологическому поводу. С Питом много времени проводила Мэри, и это сильно его согревало и поддерживало.
Наверстать пропущенные занятия после выздоровления Пит не смог. Из колледжа его отчислили, да ему и так стало не до учебы: маме становилось все хуже, теперь она не обследовалась, а лечилась. Диагноз подтвердился – рак легких. Тетя Белла часто бывала у нее в больнице и постоянно плакала.
Мэри не хотелось откладывать свадьбу, ограничились не очень шумным и достаточно скромным застольем в кругу друзей и обедом в семье Мэри. Первые две медовые недели они были, несмотря ни на что, счастливы.
Маргарет Нортридж умерла через полгода, а Пит и Мэри развелись через одиннадцать месяцев после свадьбы.
Понять тоску и одиночество Пита в его двадцать два года может только тот, кто сам далеко не избалован жизнью. Впрочем, одиночество в любом возрасте переносится с трудом. Он пробовал отвлечься алкоголем; спасло то, что малые дозы забываться не помогали, а после больших наступало состояние, в котором находиться было невыносимо, а никаких лекарств его организм не принимал. Со сверстниками стало скучно, их проблемы казались мелкими, интересы – пустыми. Он опять начал бывать почти каждый день у дяди Арнольда. Так прошло несколько месяцев, пока Пит не встретил Даниэля, который как раз привел с Острова «Диану», поставил ее в док на ее родной судоверфи во Фримантле и собрался дать ей профилактический ремонт. Пит не отказался помочь в этом, а после составить компанию ему и его жене в путешествии вокруг Австралии, через Индонезию и Филиппины.
Глава III
Последние лет двадцать Чарльз Дженкинс вел сидячий образ жизни. За рабочим столом своего кабинета, в автомобиле по дороге из дома в банк и обратно, за едой, у телевизора, даже в казино – везде приходилось сидеть. Он и в молодости не увлекался ни большим теннисом, ни гольфом, ни верховой ездой. Вообще, похоже, он с детства подсознательно стремился к тому, чтобы получить от жизни как можно больше благ ценой как можно меньших телодвижений. И он, очевидно, вполне в этом преуспел. Он не считал, что фраза «движение – это жизнь» имеет для него такое уж огромное значение. За деньги, которые он теперь имел, Чарльз мог купить любые лекарства и любое лечение; массаж и ванны нравились ему как раз тем, что не заставляли сильно шевелиться. Последнее время, правда, появились в его самочувствии неприятные моменты, которые делали его недовольным и раздражительным. Похоже, некоторые клетки организма все же сильно страдали от малоподвижного образа жизни хозяина. «Умираю, но не сдаюсь!» – говорили они, и Чарльз это прекрасно чувствовал. Особенно той частью тела, которая была постоянно припечатана к стулу его массивным торсом.
Олдис вошел в кабинет шефа с бумагами по северному филиалу банка, Дженкинс сидел за столом и отчего-то непроизвольно морщился.
– Доброе
утро. Я принес бумаги, о которых вы вчера говорили.– Привет, – буркнул Дженкинс. – Я посмотрю, а тебе придется срочно съездить к Джонатану. Он сам не может приехать.
Олдис кивнул, но не уходил. Он как будто хотел что-то сказать, но не решался.
– Что? Что-нибудь неясно?
– С Джонатаном? Нет, все ясно…
– А с чем?
– Я вчера смотрел карту Индийского океана…
– А при чем тут Индийский океан?
– Ну, я искал там остров этого Нортриджа.
– Зачем? Ты что, захотел туда сплавать?
– Нет, просто интересно стало. Но… Я не нашел острова. Ни на одной карте его нет.
– Ну и что? – Дженкинс пытался сообразить, чего хочет от него Олдис. – Он же вроде бы очень маленький, этот остров. На другой карте посмотри, более подробной.
– Я ездил к своему другу, у него отец – член Географического общества. На его картах есть все острова, даже меньшего размера. А этого нет.
Дженкинс опять молча смотрел на Олдиса, переваривая услышанное.
– Слушай, Брайан. Ты ведь вчера на какую-то вечеринку собирался идти…
– Так я как раз у него и был на вечеринке.
– А-а-а! – Дженкинс облегченно вздохнул. – Ну теперь все понятно. Брайан! Если много выпил, надо плотно поесть.
Олдис пытался возразить, но Дженкинс махнул на него рукой:
– Некогда. Джонатан тебя давно ждет.
Когда за Олдисом закрылась дверь, он взял в руки бумаги по северному филиалу, но что-то мешало ему сосредоточиться. Он повернулся на стуле к стенному шкафу за спиной и достал из него папку с надписью: «Питер Нортридж. Начато 11 ноября 1991 года», открыл ее, полистал и выудил оттуда карту острова. Штемпель в правом нижнем углу был каким-то неразборчивым. Дженкинс начал листать другие документы; нет, вроде бы все в порядке. Опять вернулся к карте, достал из стола лупу и долго разглядывал плохо отпечатавшиеся буквы. Он даже вспотел; потом вдруг захлопнул папку и со злостью заткнул ее обратно в шкаф.
– Не может быть, чтобы я не смог вернуть свои четыре с половиной миллиона.
Он открыл коробку с сигарами, выбрал одну, отрезал кончик, раскурил… и вдруг остановился, чуть не выронив ее изо рта.
– Почему четыре с половиной? Нет, шутишь, господин Нортридж! Ты должен мне одиннадцать миллионов, и ни цента меньше. Или я не буду Чарльз Дженкинс!
Общая сумма в одиннадцать миллионов долларов, которую Питер Нортридж должен был выплатить Чарльзу Дженкинсу, получалась при погашении за три года кредита на четыре с половиной миллиона. По полмиллиона надо было уплатить после истечения одного года и двух лет с момента заключения договора, а через три – еще пять с половиной. Памятуя о том, что Нортридж сразу не показался выгодным клиентом, Дженкинс жил в постоянном опасении, что через год ему вернут всего лишь шесть с половиной миллионов, и все. Давно привыкнув к семи-, а то и восьмизначным числам, выражающим денежные суммы на счетах его клиентов, он не особо задумывался о том, что кредит Нортриджу оформлен мимо банка, и вся прибыль в данном случае не разойдется по мелочам между всеми сотрудниками банка, не будет облагаться налогом государства, а просто поделится между Дженкинсом, Олдисом и еще тремя-четырьмя согласившимися участвовать в этом деле чиновниками от власти и налогового аппарата. Риск данного предприятия был не особенно велик, поскольку механизм его был уже достаточно хорошо отлажен.
«Если бы это все касалось только меня, – рассуждал Дженкинс, – можно было бы согласиться и с прибылью в два миллиона через год. Но не могу же я ударить лицом в грязь перед людьми, которые могут еще оказаться очень полезными».
Стало быть, требовалось позаботиться, чтобы Нортридж не смог расплатиться полностью раньше, чем через три года. Впрочем… Почему бы не рассмотреть вариант его разорения? Этот остров мог бы, наверное, заинтересовать Квинтагон. Действительно, почему бы не продать его янки? Ха-ха! С кем, как не с мистером Джонатаном, можно было бы обсудить этот вопрос? Молодец, Чарли, неплохо придумал! Неплохо, неплохо… Только вот как добиться разорения Нортриджа? Или хотя бы его временной неплатежеспособности. Сам-то он вряд ли будет прилагать усилия в этом направлении. Нужен в его логове какой-то лазутчик… Кого заслать? Да и под каким предлогом?