Первое задание
Шрифт:
И где, интересно, он есть?
Я заглянула в кабинет, тоже оказавшийся пустым. Но мое внимание привлекли книги. Много, очень много книг – ими было заполнено все пространство вдоль стен, от пола до потолка.
Зачарованно подойдя к ближайшему стеллажу, я провела пальцами по корешкам. Книги были написаны на незнакомом языке, большинство были обозначены рунами. Интересно, он их все прочитал?..
– Все. На твоем месте я был бы осторожнее, заходя в мой кабинет.
Локи возник у меня за спиной, заставив вздрогнуть.
– Тебе так нравится меня пугать?
– Не без этого. Пить будешь?
–
– Нет. У вас, в Мидгарде, этот напиток называется какао. Так будешь?
– Буду.
Мы уселись на шкуру у горящего камина, перед которым действительно стояли серебряный кувшин и две чашки. Мне было очень не по себе от такого спокойного поведения Локи. Настораживало именно его спокойствие; то, что он не стал на меня орать за пьянку с Сиф, к которой он испытывает острую неприязнь. Надо сказать, взаимную. Настораживало и его поведение в ванной – он снял с меня платье, так бережно нес... Мне это нравится, как и любой нормальной женщине, но всё же как-то подозрительно... И то, как он отреагировал на синяк – словно действительно переживает о том, как мне больно. Странно – сам сколько раз мне синяки ставил, а тут такие нежности...
А если правда беспокоился? Хотя... скорее в этом их Ётунхейме пальмы вырастут.
Я вытянула ноги, устраиваясь поудобнее, и болезненно поморщилась. Твою мать, а больно ведь. Придется впредь усаживаться аккуратнее. Повернувшись, я увидела, что Локи наблюдает за мной, чуть наклонив голову.
– Больно?
– Неприятно.
– Ты все еще не хочешь, чтобы я наказал Сиф?
– А мое желание тебя остановит?
– Остановит.
– С чего бы вдруг? Я думала, ты мне еще и наказание за эту пьянку придумаешь.
Локи смеется, прикрыв глаза и запрокинув голову, и выдавливает из себя сквозь смех:
– Ты сама заработала себе наказание. Сиф уже порывалась тебя найти и продолжить праздник. Как друг она куда страшнее, чем враг. Уж поверь мне.
– Да? Ну хотя бы пошинковать меня на салат не будет пытаться – и слава богам. Да прекрати ты ржать! Я не в буквальном смысле!
– А жаль!
– Вас, богов, пока дождешься... все пришлось самой.
– Оригинальный способ ты выбрала.
– Действенный же! – я приняла у него из рук кружку горячего напитка. – Как ты узнал?
– Что?
– Что я хочу этого, – я киваю на камин, – и этого, – на стоящий рядом кувшин.
– Я сам захотел посидеть у огня. Пламя успокаивает.
– Если оно ограничено. А если оно вырывается... нет ничего страшнее пожара. В детстве я видела, как горит тайга. Огонь идет стеной по лесу, гоня перед собой все живое, а за собой оставляя только обугленную землю и голые, недогоревшие стволы, – я замолчала, уткнувшись в кружку и глядя на танцующие язычки пламени. Они гипнотизировали, вытесняя из головы все мысли и не давая отвести взгляд.
– Ты боишься огня?
– Как и любую стихию. А так... я люблю огонь. Он как живой – греет, если приблизиться слишком сильно – жжет. И иногда кажется, что он понимает все, о чем говорят с ним и вокруг него.
– В принципе, ты недалека от истины. Любая стихия живая, если использовать человеческое понятие о живом.
– Правда?
Локи с улыбкой кивает моей удивленной физиономии и протягивает руку:
– Иди сюда.
Я пересаживаюсь ближе и устраиваюсь у него под
боком, чувствуя, как он обнимает меня за плечи. Хорошо... Как-то слишком хорошо.– Локи, с чего такие нежности?
– Тебе не нравится?
– Нравится.
– Тогда в чем дело?
– Как-то слишком хорошо. Меня пугают такие перемены. Тор не пустил меня за тобой, когда ты ушел из зала, сказав, что ты прибить можешь, а теперь...
– А я мог.
– А теперь что?
– Я беспокоился за тебя.
Я поднимаю голову и удивленными глазами смотрю в смеющиеся зеленые глаза обнимающего меня мужчины. Беспокоился? Ну, точно пальмы в Ётунхейме вырастут.
– Не веришь?
– А ты сам-то в это веришь?
– Несносная смертная, – Локи наклоняется ближе и целует меня, улыбаясь. Почему, ну почему у меня каждый раз от этого едет крыша?
Я засыпала, растянувшись на кровати, закутавшись в пушистое одеяло и уткнувшись носом в его плечо. Локи принес меня сюда, когда я начала замерзать, бросив одежду у гаснущего камина.
Черт с ним, с подозрительным поведением. Если он не врет и действительно беспокоился за меня – значит, не зря я сюда за ним поперлась. А если врет... Гадостью больше – гадостью меньше... Я уже почти привыкла.
Я сама не заметила, как провалилась в сон. Передо мной возникло лицо мамы. Она смотрела на меня, грустно улыбаясь.
– Мама... Я так скучаю...
– Я тоже, родная. Идем, мы тебя уже заждались...
Я встала с кровати, накинула почему-то лежащий рядом с ней халат, взяла ее за руку и, не оглядываясь, вышла из комнаты.
*Елена Сергеевна Недостоева – моя давняя подруга и восхитительная поэтесса. Умная, прекрасная девушка и просто очень душевный человек.
Все стихи, используемые в тексте фанфика, приводятся в разрешения автора и отмечаются соответствующими сносками.
====== 42. Не стоит доверять приходящим во снах. ======
Мама! Я без тебя всегда скучаю.
Мама! Хожу и поезда встречаю…
Мама, как грустно мне без теплых рук твоих.
Олег Газманов
Мы шли по темной галерее, освещаемой только скудным светом, проникающим из высоких окон. Я чувствовала теплые, такие родные пальцы, сплетенные с моими. Мама… мамочка…
– Мама! – я дергаю ее за руку и останавливаюсь. – Мама, это правда ты? Откуда ты тут взялась? Ты же…
– Никто не умирает навсегда, милая, – она тянет меня за собой, но я замираю на месте, как вкопанная. – Что такое?
Я подхожу к ней вплотную и убираю темные волосы с лица. Я так на тебя похожа, мама. Такие же прямые, длинные волосы, темные глаза, твои губы, щеки…
По щекам начинают течь слезы, и я даже не пытаюсь их сдерживать. В горле стоит тяжелый ком, я так много хочу сказать тебе и не могу… Мамочка…
Срываюсь ей навстречу и обнимаю, прижимая к себе. Я почти на голову выше тебя, мама… как и тогда…
Мы стоим среди темной галереи, по которой разносятся мои истерические всхлипы. Я все плотнее прижимаю к себе маму, боясь, что она исчезнет, растворится в темноте, если я отпущу ее хоть на шаг. Она обнимает меня, притягивая мою голову к своему плечу. Прижимаюсь к ней еще сильнее, пытаясь успокоиться, но слезы текут потоком; из горла вместо кучи слов о том, как я скучала, как я жила все это время, продолжают вырываться невнятные обрывки.