Первокурсник
Шрифт:
Девочка тут же подскочила и подхватила его на руки.
— А ты-то здесь откуда взялся? — удивлённо спросил Саша, подойдя к ней. Цилиндр он надел на голову.
В зале некоторые уже визжали от смеха. Возле сцены собрались ребятишки разных возрастов. От детсадиковского, до пионерского. Вот кто был серьёзен. Им было любопытно, но совсем не смешно.
Саша отчего-то забеспокоился. Он наклонился, руками придерживая цилиндр на голове, снял его, и оттуда показалась мордочка очередного зверька. Вытащив его Саша взял цилиндр за края, наклонился к нему и сердито крикнул в его раструб,
— Эй! Сколько вас там ещё? — голос его, слышный даже
Саша поднял глаза на публику.
— Нет, хватит! Эдак они до самой ночи лезть будут! — и, обращаясь к стоящим возле сцены детишкам. — Помогите их изловить, а?
Глава 22. Маша Логинова
5 октября 1971 г. Утро
— Саш, что вечером делаешь? — шепнула Катя. Они сидели на лекции по биологии.
— У нас гости. Весь вечер дома буду. Я в середине третьей пары сорвусь. У них самолёт по расписанию в час тридцать. К полтретьего — трём должны приехать в город, а Натка с Иванкой к этому времени уже в школе будут. У тёти Марины тоже лекции. Так что, кроме меня, некому встретить. А что ты хотела?
— Думала, могли бы к нам сходить… — вздохнула Катя.
— Не, Катюш, никак не получится. Валентина Захаровна сюда на конференцию летит, а дочка упросила взять её с собой. Соскучилась она по мне. Это моя магаданская подружка. Давно с ней не виделись. Почти полтора года. До девятого, когда они назад улетают, я вечера буду проводить с ней. — Он усмехнулся, увидев, как изменилось её лицо. — Не ревнуй. Она ещё маленькая. Она для меня действительно только подружка. Скучает очень, даже тоскует, вот мать и решила взять её с собой.
— Влюблена в тебя?
— Не знаю… Может быть. Но скорее всего не только это… Это сложно объяснить, Кать…
— Сколько ей?
— Двенадцать… Или тринадцать?
Гости из Магадана
— Мам…. что-то я боюсь…
Их самолёт только что приземлился и сейчас, гремя всеми четырьмя моторами, выруливал по заснеженному бетону к месту стоянки.
— Чего боишься, доча? — Валентина Захаровна отстегнула привязные ремни, потянулась и зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони.
— Встречаться боюсь…
Мама внимательно посмотрела в её глаза. Страха в них она не увидела. Сомнение, колебания, но не страх. Она кивнула:
— Хорошо, тогда едем в гостиницу. Поживём здесь три дня. Пока я буду на конференции, придётся тебе одной скучать. Будешь гулять по городу, ходить в кино. Только учти, Марина Михайловна наверняка рассказала ему о твоём приезде. Может получиться неловко. Я как бы напрашивалась к ним в гости, а потом почему-то передумала. Ты не находишь, что это невежливо?
Маша вздохнула:
— Нет, мам, поехали к ним… Я просто молчать буду, правда же? Если увижу, что он сердится, то даже смотреть в его сторону не буду или уйду в другую комнату.
— А почему он должен сердиться?
— Я же тебе рассказывала… Он на следующий день, после того как вылечил меня, сказал, чтобы я не путалась у него под ногами… А я, получается, путаюсь…
— Но вы же потом встречались. Не забыла? В тот день, когда его ранили. Мне показалось, что он был настроен к тебе очень дружелюбно. И папа так считает. Мне кажется, ты просто себе накручиваешь. Ты же сама хотела с ним увидеться!
— Хотела… И сейчас очень-очень хочу… Просто страшно
почему-то стало…— Возьми себя в руки! Ты у нас девочка сильная! Вон какое испытание вынесла и не сломалась!
* * *
Открыл калитку сам Саша. Сказал «Здрасьте!», кивнул маме как старой знакомой, подмигнул Маше и посторонился, пропуская их во двор. Забрал из рук мамы чемодан и повёл их в дом. Там помог им снять верхнюю одежду, выдал гостевые тапочки и лишь после этого поздоровался с нею лично. Обнял за плечи, прижал к себе и сказал:
— Здравствуй, Машка! Соскучился я по тебе! Ты подросла, как я погляжу!
Она тоже обняла его за талию, прижалась виском к его щеке и затаила дыхание. А на кухне, куда он их привёл попить чаю и перекусить с дороги, стало ещё лучше. Он оживлённо разговаривал с мамой. Спрашивал обычные в таких случаях пустяки — как долетели, как погода в Магадане и прочее, а сам поглядывал на неё и улыбался. Это даже хорошо, что не задавал ей никаких вопросов. Слишком зажато было у неё горло.
Она просто смотрела на него во все глаза, время от времени вытирая со щёк слёзы. Нет, она не плакала. Они сами текли! Ничего такого она не чувствовала. Никакого горя и даже никакой радости. Просто они почему-то текли. Мама бросала на неё озабоченные взгляды, но Саша каждый раз мотал ей головой. Мол, не лезьте! Пусть сидит, оттаивает.
А ей и в самом деле нужно было немножко согреться и свыкнуться с мыслью, что он — вот он! Рядом! И никуда он не пропал! И улыбка у него ничуть не изменилась! И сам он совсем не изменился!… Нет, всё же немножко изменился. Два года назад у него была аккуратная, «школьная» причёска, а сейчас волосы даже уши закрывают!
Обратился он к ней напрямую лишь после того, как мама попила чаю. Сказал:
— Маш, может тебе немного поспать нужно? Я тебя в своей спальне уложу и рядом посижу, пока не уснёшь. И мама рядом посидит. Ты выглядишь немного усталой…
Она кивнула. Да, нужно полежать! Отвернуться к стене и подумать. Пора прекращать этот потоп! Достала из кармана платья носовой платок и громко высморкалась…
Подушка пахла им! Это было чудесно! Оказывается, она совсем не забыла этот запах. Мама сидела на стуле, поставленном в изголовье кровати. Когда они втроём пришли в его небольшую спальню, он снял с этого стула целую стопу каких-то медицинских книг и перенёс их на стоящий под окном письменный стол. Мама хотела было сесть на кровать рядом с нею, но Саша покачал головой и глазами показал ей на стул. С нею рядом сел он сам. Укрыл её пушистым, мягким пледом по самое горло и сел так близко, что она попкой чувствовала его бедро.
Они с мамой вполголоса разговаривали, а она лежала и смотрела в стену. Считала цветочки на обоях. Сказала себе, что ни в коем случае нельзя засыпать и тут же позорно уснула! Вот ведь дура! И спала так сладко и без этих мучительных сновидений! А когда проснулась, в спальне было уже совсем темно. Дверь была прикрыта, и из-за неё доносились приглушённые голоса. Это были незнакомые женские голоса. Всё проспала!
Спустила ноги с просторной кушетки, прошла к двери, отворила и вышла в коридор. Мелькнула мысль, что нужно бы сбегать в туалет, но пересилила себя. Сначала сходить поздороваться. Кажется, хозяйка вернулась домой. Вышла в зал и сощурилась от яркого света люстры над большим, круглым столом. Сразу определила, кто здесь хозяйка. Как её? Марина Михайловна?