Первомай

— Валить надо, — сказал Зуб. — По-любому, даже если Жаров не стукнул ментам, Кошкин знает, куда эта лярва поехала. А если он ещё кому трепанул…

Мне при таком раскладе лучше было, чтобы мы поехали в другое место. В суете можно было попробовать прорваться. Но, блин, прорываться с Зиной, которая вообще не ориентируется, что к чему, было бесперспективно. Мягко говоря. И бросить нельзя было.

Подстава, короче… Я едва заметно подвигал задом. Стул подо мной зашатался. Тонкие металлические трубки были изначально хлипкими, а тут ещё и бессчётное количество задниц, сидевших на этом стуле до меня, расшатали его конструкцию весьма основательно.

— Так чё там, фраерок? — не отцеплялся от меня Храп. — С кем ты тёр, кому нашептывал, куда пойдёшь? Ты легаш, в натуре!

— С сынком твоим говорил, больше ни с кем. Подставил он меня конкретно. Походу яблочко от яблоньки не далеко падает. Чё ж вы своих-то пацанов кидаете? Как мусора, мля, последние! Храп, говорили, человек, а ты походу… дерьма кусок.

Последние два слова я намеренно произнёс очень тихо и практически не шевеля губами, так что разобрать, что я там брякнул, было невозможно, тем более что галдели все. Обсуждали белую от ужаса Зину, глумились, зная, что ничего хорошего её не ждёт.

— Чё ты там прошлёпал, фраерок? — презрительно скорчился Храп и наклонился ко мне, подставляя ухо. — Ну-ка, повтори…

Ну, я и повторил. Всёк ему от всей души. Размахнулся и как звезданул лбом в висок. Не знаю у кого там что затрещало, но, как говорится, если бы были мозги, случился бы сотряс. Храп отлетел, как кегля в боулинге и внёс сумятицу в ряды других кегель, толпящихся сзади.

Зина истошно закричала, а я наклонился вперёд, сместил центр тяжести и, вскочив на ноги, резко крутанул корпус, орудуя привязанным стулом, как тараном. Херак! Я шарахнул по не успевшему толком среагировать Зубатому и сбил его с ног. Но и сам не удержался и грохнулся на спину, снова усаживаясь на стул. Бляха-муха!

Но зато стул подо мной едва выстоял, заходив ходуном, и чуть не сложился, как карточный домик. И значит сейчас я с ним разделаюсь. Осталось ещё только один разик долбануть! Но в этот момент надо мной навис Зубатый и… неожиданно началась заваруха. И теперь уже настоящая заваруха. Снова раздался топот, но в этот раз он поддерживался воем сирен и криками ментов.

Быстро, чётко, технично. Наконец-то. Они влетели в помещение и всё увидели в наилучшем виде. На окнах — решётки, я привязан к стулу, рубаха располосована, рожа в крови. Похищение и истязание. Тут же и награбленное — ценности и оружие. Немая сцена, сила искусства! В натуре, как говорится. Николай Васильевич Гоголь мной бы гордился. Да и Илья Ефимович Репин со своей никогда не существовавшей, но широко известной картиной «Приплыли».

Никакого СОБРа, никакого ОМОНа. Обычные милиционеры в серых кителях и фуражечках. Но с калашами. По-домашнему, без излишних сценических эффектов. Эффектов и без них было достаточно.

Среди прочих, вошла и Ирина Артуровна. Как Шемахинская царица, в ладном мундире, с непокрытой головой, на шпильках, твою мать. Точёная. И кручёная. Плотоядно улыбнулась, рассмотрев меня во всей красоте. Кровь, страдания, геройство. Кажется, она была удовлетворена увиденным.

— Вещественные доказательства аккуратно собираем! Евсеев! Освободи заложника! Павел Трофимыч! Где Трофимыч?

— Здесь-здесь, иду!

— Осмотрите заложника, пожалуйста.

— Да-да, сию минуту.

— А это у нас кто?

— Ткачук Зинаида Михайловна, — усмехнулся я. — Добровольный помощник следствия. Примчалась исключительно по зову сердца. Да, Зинаида Михайловна?

— Так, Калинин, займись-ка этой гражданочкой. Жаров, ну, я смотрю задал ты здесь жару, да?

— Зачётный каламбурчик, Ирина…

Она удивлённо подняла брови, уставившись на меня, и я добавил:

— Артуровна.

Она хмыкнула и повернулась к уркам.

— Ну, что, Голод, я предупреждала, что возьму тебя за яйца? Чё молчишь? Взяла.

Он, отвернулся и смотрел в сторону окна.

— Взяла, и теперь ты в моей власти. Захочу, сожму кулак и сделаю из них гоголь-моголь. Захочу, оборву, нахер. А захочу, в тисках зажму. Как тебе такая перспектива? Я обещала, что посажу тебя так, что уже не выйдешь? Я свои обещания исполняю обычно.

— Товарищ майор, — подскочил к Ирине зелёный лейтёха. — За павильоном было, в машине Храпова.

Он протянул увесистый бумажный пакет. Она заглянула, хмыкнула и повернулась к человеку-бульдогу.

— Ну что, Храп, арсенал с собой возишь? Пистолет, холодное оружие, ты будто явку хотел оформить, да?

Храп молчал, сказать было нечего. Это добро из его дома отца в машину полложил Саня. Неоднозначный, конечно, поступок, ну а чего ты хотел? Если ты был не отцом, а мудаком, то стоит ли удивляться, когда ловишь ответку?

Впрочем, Храп и не выглядел удивленным. Скорее, отстранённым.

— Надо же, — удивилась Ирина, когда мы с Ткачихой уезжали из городского управления, — поехать хрен знает куда, чтобы вернуть сотрудника на рабочее место. Я с таким ещё не сталкивалась.

Нас допросили по нескольку раз, попросили ткнуть пальцем в каждого из злодеев и подписать кучу протоколов. По согласованной легенде, Голод с подельниками захватил меня в заложники, чтобы заставить использовать связи в бухгалтерии и организовать ограбление заводской кассы в ночь перед выплатой зарплаты.

Довольно нелепо, но, поскольку целью было не раскрытие преступления, а выполнение показателей по борьбе с преступностью и реальное устранение группы Голода, то решено было в этом не копаться. Была написана не слишком правдоподобная история, которая всех устроила — начальство, оперативников, прокуратуру. А Голода с подельниками не спрашивали.

Я свои задачи тоже решил. Теперь меня никто не должен был дёргать по поводу Кофмановских денег. Или почти никто. В общем, всем было хорошо и каждый получил свои ништяки, но был в этой истории один довольно странный момент.

Когда всех задержали, посчитали и идентифицировали, Зубатого на месте злодеяния не оказалось. Его нигде не оказалось, будто и не было никакого Зубатого. Разумеется, исчезнуть он не мог и запрос пошёл в Москву, по месту предполагаемой службы. Но как он мог выбраться из этого замеса, для меня осталось полной загадкой.

Ну и, помимо чисто познавательного аспекта, существовали ещё соображения банальной безопасности. Вся эта чехарда с урками началась исключительно из-за него и его тяги к чужим деньгам. А это значило, что если он такой настойчивый и упорный, то будет искать возможности снова выйти на след денег.