Первопричина 3: СССР, любовь и магия

— Как себе, — строго смотрит на меня директор. — А может и больше. Не волнуйся, всё что ты мне скажешь, останется в этом кабинете.

— Спасибо. Тогда вот такая у меня история. У меня есть девушка, я её люблю. Сильно… Всё произошло быстро. Вы знаете.

— Знаю, — улыбается директор. — Знаю и понимаю. Лена, она как ты знаешь особенная и я очень рад тому, что ты у неё появился. Но тебя ведь не это беспокоит?

— Меня беспокоит… Меня очень беспокоит…

— Вторая? Хм-м-м… Знаю. Но что именно? То что она старше? То что она твоя учительница? Или то что их у тебя двое?

— Последнее, — опустив голову вздыхаю. — Вы и об этом знаете. Мне… Мне даже немного стыдно. Но дело не в этом, а…

— Знаю, я директор и должен всё знать. Ситуация твоя, мягко скажем для самого тебя не простая. Но за то что пришёл ко мне — хвалю. Никогда не отказывайся от помощи. Не во всех вопросах можно разобраться самому. Особенно в этом. И дело тут не в Лене, не в Тане, а в тебе. Ты не можешь отпустить прошлое, и поскольку честный то живёшь по правилам. Старым, к новым ты ещё не привык. И с одной стороны это хорошо.

— А с другой?

— С другой, надо обладать гибкостью. Уметь подстраиваться и изменяться. Наш социум как невероятно прост, так и сложен. И ты, Игорь, или станешь полноценной частью общества, или в итоге замучаешься. Понимаю, две жены и более, для тебя дикость, но для нас это нормально. У меня две, у Василь Макарыча твоего тренера две. У многих две, три, а в редких случаях и пять. В этом нет ничего страшного, для нас. Это часть нашей культуры, жизни, истории. Я помню этот указ, хорошо помню. Знаешь как всё было? У-у-у, расскажу не поверишь. Я тогда на стройке работал, Лазаревск строил. Мечтал что поступлю в институт, стану учителем. Мечта у меня такая была. Пока же по три смены пахал. Жена моя, Верочка, там же крановщицей работала. А вокруг разруха после войны, голод. И в тот вечер… Как сейчас помню, сидим мы за столом. У нас на двоих буханка чёрного хлеба, банка грибного паштета, и настоящее сокровище для моей любимой. Парочка «клубничников.» Сидим мы, смотрю на жену, не нарадуюсь. А тут указ по радио. Так мол и так, приняли новый закон о многожёнстве. А вы, граждане, извольте исполнять. И я как бы не против, видел на войне случаи. Они были, поверь мне… Знал я человека, у которого до указа шесть жён было. Но я тогда дураком был. Наслушался недовольных, поддался общим настроениям, и мне всё это таким диким казаться начало. Неправильным, аморальным. Я даже ругаться вместе со всеми начал. Как и они не мог понять как наши лидеры до такой мерзости додумались. Забыли мы об этом, не думали, не вспоминали. Время шло, тяжёлое время. И тут смотрю я на знакомых своих, на начальство и глазам не верю. Мужиков-то после войны почти не осталось, одни девки работали. Но тут, один вторую взял, другой. Их конечно, осуждать бросились, до драк дело доходило. Однако начальство всё это быстро пресекло. А потом смотрю… Один в деревне участок получил и с жёнами туда перебрался. Второму квартиру дали, продуктовые пайки выдавать начали. Долго я над всем этим думал, как и большинство неправильным считал, с друзьями кто решился здороваться перестал. Человека, который мне неоднократно жизнь спасал ненавидеть начал. А время было… Смерть тогда ещё всех косила, а когда двадцать часов в сутки чтобы себя и жену прокормить работаешь, не до романтики, и не до детей. Да и я, слушая доброхотов и всезнающих вёл себя как идиот. А потом…

Бригадир вмешался. Меня на собрание и как начали чихвостить. Я даже уехать хотел.

Шёл по улице, бесился. Так бесился, что совсем плохо стало. И тут я встретил сослуживца. Воевали мы вместе, смерти в глаза смотрели, вот он и высказал мне всё. Заставил вспомнить каким я был раньше, как человека этого, с шестью жёнами поддерживал, как они все, не один, не два, а сотни раз рискуя собой спасали меня, лечили, на себе с поля боя выносили. И вот он мне быстро мозги на место поставил. И только тогда я понял, что не по прихоти так государство решило, и не по скудоумию. Выхода другого не было, ни у них, ни у нас. Вымирали мы. И убивать друг друга начали. Понимаешь, я просто не заметил, как из чуть сволочью не стал. Как наслушался придурков и чуть не предал товарищей. А потом…

— Что?

— Самое интересное, — улыбается Иван Палыч. — Сидели мы в пивнухе. Друг мой ушёл, а я. Я запечатлился, на продавщицу. Ага… Правда тогда я от страха убежал. Домой… Жене всё рассказывал со слезами. Прощения просил. А она меня за руку взяла и увела к пивнухе. А там… Жизнь очень очень быстро наладилась. И время появилось, и выжить стало легче. Государство нам сразу же помощь выделило. Пайки, выплаты, выходные. Со временем страх прошёл, мы поняли что так лучше, а там дети появились. И я не жалею. Нисколько. Жизнь, она штука сложная, иногда непонятная. Сегодня она тебя ненавидит, ты изрешечённый пулями в окопе умираешь, а завтра она тебе даст всё и даже больше. И дело тут не в почёте, не в помощи от государства, а в том что люди жить должны. Особенно наши, те кто выжил, те кто родину отстоял. Да, нас осуждают. Особенно за океаном. Там если мужик на мужике женится, то норма. А наши обычаи, дикие и неправильные. То церковь небогоугодными посчитает, то какой-нибудь активист речи умные толкать начнёт.

— Вот ведь плесень.

— Зато свобода, — разводит руками Палыч. — А не как у нас. Не могу об этом, противно. Ну, а ты, Игорёк… Наставлять я тебя не стану, указывать как лучше тоже. Однако совет всё же дам. Парень ты умный, просто думай. Но думай не только о себе, а про окружающих не забывай. Любят они тебя, обе. Сильно любят. Да и ты, неравнодушен, это видно. Так что, соберись, выпрямись, ну и пригласи куда-нибудь. Пообщайтесь, узнайте друг-друга. Понимаешь?

— Спасибо Иван Палыч. Вы мне очень помогли. Но я не об этом поговорить хотел.

— А о чём? — удивляется директор.

— Я всё понимаю, правила тут другие. Запечатление это. Да оно случилось, как с Леной, так и с Таней. И я готов принять это, я сам этого хочу. Но не могу.

— Убеждения?

— Нет, Иван Палыч, другое. Вчера к нам Таня приходила. Состоялся разговор, о том что мы будем жить вместе. У меня приступ случился. Меня так выворачивало, что кричал от боли. Бился в припадке… Сегодня, смотрю на Таню, а мне как будто гвоздь в голову вбивают. Что со мной? С вами так же было?

— Нет, — качает головой директор. — Хм, очень странно. Ты знаешь что… Есть у меня несколько сослуживцев, видные доктора, я свяжусь с ними, разузнаю. А ты особо не распространяйся. И старайся ни о чём не думать. То есть не зацикливайся. Не волнуйся, мы найдём способ помочь тебе.

— Спасибо. Я пойду?

— Иди, но если будут ещё вопросы, ты знаешь где найти меня.

Выхожу из директорской, сую руки в карманы и топая к курилке прихожу к очень интересным выводам. Сначала, когда-то давно, многожёнство посчитали необходимостью и применили. Посмотрели на результат, увидели прогресс и решили развить. Что получилось и получилось неплохо. Дико? И да, и нет. Если бы государство, пошло на другие меры, например здоровых и одиноких женщин репродуктивного возраста, согнали бы в лагерь где провели бы искусственное оплодотворение, а потом ещё и ещё и так пока население не восстановится… Эффективно, но ещё аморальнее. Это уже не забота о населении, а скотство. И ведь они могли так поступить. Именно так… Однако выбрали другое и изменили понятие семьи. И если верить Палычу, а ему можно верить, то если сразу всё это показалось местным зверством, то потом все втянулись. И втянулись, судя по всему очень хорошо, спасибо опять же запечатлению. Правильно ли это? Не мне судить. Я по прежнему, но уже в меньшей почти незаметной степени, почему-то считаю это аморальным. Но если бы такой выбор встал передо мной… Я поступил бы также. Фермы где выращивают людей, потом специальные лагеря где их воспитывают… Ничто не заменит семью и родительскую любовь. Так что… Не знаю кто именно разработал и принял указ сто шестьдесят девять, но человек он умный потому как такие проблемы надо решать, пусть даже таким образом. Поддерживаю…

Кого ты поддерживаешь, решала? Ты свои проблемы, которые и не проблемы вовсе, решить не можешь. А ещё в государственные дела лезешь. Да любой другой, на моём месте, от того как я сейчас живу, ни на секунду бы не впал в уныние. А наоборот, жил бы и наслаждался. Дом, деньги, две красавицы… Три. То есть четыре. Блин, любой другой… Но ведь любым другим от этого не больно? Как я понимаю никого кроме меня не корёжит от мыслей о большой семье. Да и не вижу я чтобы у кого-то башка раскалывалась. Ну ходят по улицам, не только парочки, но и троечки-четвёрочки. Никто из парней не мучается. Никто не бледнеет и за голову как я не хватается. Все счастливы. Все кроме меня. А что со мной? Надо покурить. Я просто не могу понять.

— Скворцов, — вывернув из-за угла и уперев указку мне в грудь Нестерова Маргарита Андреевна. — Куда направляешься?

Белая брюки, фиолетовая не закрывающая живот кофта. Огромные зелёные глаза… Выглядит потрясающе. Так потрясающе, что… Если бы не боль, зная о том что мы запечатлены друг на друга, я бы уже не справился с собой и… Но боль, всё меняет. Отшибает весь романтический настрой.

— Маргарита Сергеевна, здрасте, — улыбаясь учителю истории здороваюсь. — Потрясно выглядите. А я… Уроки закончились…

— Не закончились. Сейчас история. В класс. Шагом марш!

Понимая что сегодня спорить с ней бесполезно, сворачиваю и созерцая замечательную задницу утянутую белыми брюками иду за ней. В классе встаю за свою парту и…

— Вольно, садитесь, — командует Маргарита. — Ну что, молодцы. Программу закончили как и в прошлом году раньше. До каникул, на уроках будем повторять пройденный материал. Сегодня же, если никто не против, проведём урок специально для для товарища Скворцова. Поможете мне? Замечательно. Итак, темой будет Великая Отечественная Война и её последствия.