Первопроходец
Шрифт:
В общем, замечательный покемон. Дайте двух.
Драться с гадиной на её же поле будет непросто.
Драгана возникает на пороге комнаты, уже полностью экипированная и вооружённая до зубов. Остроухая нетерпеливо переминается рядом с ноги на ногу. Глаза азартно блестят, губы кривятся в предвкушающем оскале. Хорошо, когда у твоей девушки есть хобби.
Полчаса спустя и, облегчив кошелёк на четыреста тысяч арканы, мы оказываемся на другой планете. Стоит выйти из Телепортариума на улицу города, построенного неподалёку от нужных координат, как взгляду открываются улицы, мощённые грубо подогнанными каменными плитами. Они представляют
На минуту взлетев ввысь, рассматриваю окрестности.
Большинство зданий — приземистые, грубые, даже примитивные. Их стены будто вылеплены впопыхах, абы было, без лишних изысков. Недолговечные материалы — бетон или подобие вперемешку с какими-то местными аналогами пластика и композитов. Всё для удобства сноса и быстрой перестройки.
Сооружения лепятся друг к дружке, образуя кривые узкие улочки. Ни тебе тенистых садов, ни изящных беседок, ни затейливых фонтанов — максимум утилитарности и минимум архитектурных изысков. Собственно, что ещё ожидать от народа с менталитетом «всё равно скоро сдохнем»?
Среди всего этого хаоса возвышаются, подобно скелетам циклопических чудовищ, многосекционные башни, сваренные из металла и полупрозрачных панелей. Кажется, будто какой-то безумный конструктор возвёл их за одну ночь, накидав уровень на уровень, не особенно заботясь о плане и здравом смысле.
На окраине маячит массивный цилиндр из матово-чёрного материала — единственное высотное здание в этом царстве приземистости. Ничего так, внушает. Хотя если приглядеться поближе, становится очевидно, что конструкция далеко не новая: где-то пластины обшивки погнулись и облезли, где-то зияют проплешины, через которые видна внутренняя структура.
Опустившись, замечаю, как Драгана уже с любопытством озирается по сторонам.
Вскоре мы бредём по тесным улочкам. Здесь полно народа: ковыляют старики, опираясь на клюки; спешат по своим делам мрачные работяги с потухшими глазами; носятся под ногами ватаги немытых детишек.
Прохожие — под стать своему городу. Вроде гуманоиды, а вроде уже и нет. Слишком чуждые лица, фигуры, пластика движений. У большинства кожа землисто-серого оттенка, сухая и грубая, словно покрытая слоем пепла. На вытянутых безбровых лицах — россыпь мелких шрамов и металлические бляшки, вживлённые в скулы и лоб. Глаза — мутно-белёсые, без зрачков, будто подёрнутые бельмами.
Двигаются карнианцы резко, порывисто, их конечности то и дело прошивает нервная судорога. У многих шеи и руки украшены угловатыми татуировками.
Цифровая диагностика услужливо подсвечивает контуры вживлённых имплантов и протезов. Похоже, для местных собственное тело — такой же расходный материал, как дома и улицы.
Глаза части существ, что суетливо снуют по мощёным булыжником мостовым в вечных хлопотах, кажутся пустыми и безразличными. Ни удивления, ни любопытства при виде нас — только тупая безнадёга вкупе с бессмысленным упорством. Наверное, для них любой приезжий — не более чем очередной участник бесконечно воспроизводящегося фарса.
Остальные провожают нас настороженностью и подозрительностью, словно мы тут не просто чужаки, а беглецы с каторги, которые заявились из последних сил просить подаяния. Ещё б шарахались как от прокажённых,
для полноты картины. Впрочем, не исключено, что причина в другом: как ни крути, а я со своим ростом и бронёй и Драгана с её ушами представляем собой достаточно колоритную и явно подозрительную парочку.Одежда карнианцев тоже не особо радует взор — нечто бесформенное, перепачканное и местами залатанное. Интересно, это у них такая традиция — носить обноски через поколение, или попросту денег на обновки не хватает?
Подняв голову, разглядываю клубящееся, словно гноящаяся рана, ржаво-багровое небо. В просветах между бешено несущимися тучами мелькает горчичный диск местного светила. Хочется сплюнуть. До чего ж погано в этом мирке! И как только кто-то умудряется тут жить?
При этом они каким-то образом до сих пор выпускают качественную экипировку. Когда-то я носил их доспех и использовал автомат производства Карнии. Безусловно, сейчас мы не в главном городе планеты, но всё равно не верится, что уровень жизни на периферии и в мегаполисе может разительно отличаться.
Не успеваю я как следует погрузиться в размышления о бытии карнианцев и их удивительной способности не замечать собственную нищету и убогость, как Драгана придвигается ко мне почти вплотную, её дыхание шевелит волосы на моём виске:
— Мне здесь не нравится, Егерь. Чутьё буквально вопит об опасности. Давай поскорее закончим с делами и свалим.
Согласно киваю:
— Аналогично, подруга. Что-то вот ни разу не тянет поселиться тут на пенсии. Ладно, давай ускоримся и не будем терять время.
Плюнув на всё, призываю ховербайк и мы начинаем лететь на скорости мимо обшарпанных домишек над головой прохожих, у которых под ногами чавкает какая-то пакостная жижа. Нос щекочет вонь разложения вперемешку с удушливыми химикатами. Тяжёлый воздух давит на плечи. Кажется, вдыхаемый кислород на вкус — как перебродивший компот.
Ну и дыра! Колыбель фаталистов и самоубийц. Истинное отражение мировоззрения местных. Всё подчинено диктату нестабильности, энтропии, распада. Ничто не вечно, ничто не имеет подлинной ценности.
Петляем по узким улочкам около четверти часа. Наконец, выбираемся из города и летим над разбитой дорогой, пока не исчезает и та. За пределами стен — унылый безжизненный пейзаж, словно мы очутились в одном из тех артхаусных фильмов, где весь хронометраж занимают бесконечные планы пустынных равнин и тоскливо завывающего ветра.
Вокруг, насколько хватает глаз — бурая каменистая пустошь и изрытая оползнями почва, кое-где оживляемая клочками чахлой серой растительности, больше похожей на мох или лишайник с редкими вкраплениями кислотно-зелёного. Небо затянуто плотной пеленой облаков кислотно-жёлтого оттенка. То тут, то там на горизонте вспыхивают зарницы вокруг зубчатых вулканических пиков, но раскатов грома что-то не слыхать.
По мере приближения к горам гнетущую тишину нарушают лишь отдалённое ворчание магмы в недрах да пронзительные крики каких-то летучих созданий, что чёрными росчерками мелькают в вышине. Солнце почти касается края неба, окрашивая мир в болезненные желтушные тона. По прикидкам, до наступления темноты — часа три от силы.
Надо ускориться. Не хотелось бы встретиться с Сколопендроморфом в потёмках. Тем более, мне уже известно, что он отлично видит в инфракрасном спектре и имеет кучу иных противных сюрпризов для назойливых охотников.