Первородство

Когда возникли эти толки

О голом призраке. Впервой

Он появился на руинах

Старинных зданий, а потом

Он для смятенья душ невинных

В пространстве будто бы пустом

Ускорил шаг среди метели,

И все, кому являлся он.

Божились, что бредет без цели.

Простоволос и обнажен.

Но ведь и мы его встречали,

И, согласись, что я и ты

Как будто и не замечали

Его ужасной наготы.

Кто он? Наследие ль военных

Жестоких лет, когда враги

Зимою раздевали пленных

И говорили им: «Беги!»

А может быть, безумец гордый,

С природою вступивший в бой

И подчинивший воле твердой

Морозы, равно как и зной?

К чему гадать!

На горном кряже

Все крепче ледник голубой.

Рождает всякие миражи

Зимы отчаянный прибой,

Но и в кипенье этом белом,

Сияньем снежным опален,

Я чувствую душой и телом:

Жив этот странник — Аполлон!

САХАР БЫЛ СЛАДОК...

С гор, где шиповник турецкий расцвел,

Ветер был сладок и жарок,

Море лизало сверкающий мол, —

Сахар сгружали мы с барок.

Ты понимаешь?

Грузить рафинад!

Легкое ль это занятье?

Сладко! Но сотню красавиц подряд

Ты ведь не примешь в объятья!

Позже ходили мы к устью реки

К рыбницам Нового Порта.

Грузчиков не было. С солью мешки

Сами сгружали мы с борта.

Стал, как китайский кули, весь бел.

Руки изъело и спину.

Долго потом я на соль не глядел,

Видеть не мог солонину.

Сахар был сладок,

И соль солона.

Мы на закате осеннем

Вспомним про то за бутылью вина.

Прошлое снова оценим.

94

Время уходит!

Тоскуй, человек,

Воспоминаньями полон, —

Позднею осенью падает снег,

Тает, не сладок, не солон.

Ну-ка, приятель, давай наливай!

Тает, не сладок, не солон!

О люди.

Ваши темные дела

Я вижу, но волнуюсь не за души,

А лишь за неповинные тела!

Ведь это все же не свиные туши!

Я знаю:

Тело не за свой позор

Заплатит кровью чистой и горячей:

Плутует разум — хитрый резонер.

Вступая в сделки с честью и удачей.

Но коли так, за что же, о, за что ж

Ответьте, объясните мне причину! —

Вам не в сознанье всаживают нож,

А между ребер, в сердце или в спину

Я смерти не особенно боюсь,

Она не раз в глаза мои глядела.

Но все же я испытываю грусть

Не за себя, а именно за тело.

Писатель слов и сочинитель фраз,

Ты за рассказом составлял рассказ

Про все, на чем остановился глаз.

Ты описал поверхность всей земли.

Упомянул, что в море корабли

Боролись с бурей, а цветы цвели.

Я видел экземпляры книги той,

Она бумагой сделалась простой.

Ты в этой книге, в сущности — пустой.

Не захотел, чтоб бабочки пыльца

Не прилипала к пальцам подлеца.

Чтоб ровно бились чистые сердца.

Ты этой книгой никого не спас.

Писатель слов и сочинитель фраз.

Не дописал ты повесть до конца!

Л. Мартынов

97

ТОРГОВЦЫ ТЕНЬЮ

Мы знаем цену каждому мгновенью.

Платить за все придет однажды срок.

Я как-то раз пробрался на Восток,

Там, между прочим, есть торговцы тенью.

Они располагаются под сенью

Больших деревьев около дорог,

А чаще — в нишах. И за вход в мирок,

Наполненный прохладою и ленью,

Берут пятак. Заплатишь и лежишь...

— Не ешь кишмиш и не кури гашиш,

А тень купи! Она дешевле дыни

Здесь в городе! — торговец мне шептал. —

Но понимаешь: весь свой капитал

Отдашь ты за нее среди пустыни!

РЕКА ТИШИНА

— Ты хотел бы вернуться на реку Тишину?

— Я хотел бы. В ночь ледостава.

— Но отыщешь ли лодку хотя бы одну

И возможна ли переправа

Через темную Тишину?

В снежных сумерках, в ночь ледостава,

Не утонешь?

— Не утону!

В городе том я знаю дом.

Стоит в окно постучать — выйдут меня встречать.

Знакомая одна. Некрасивая она,

Я ее никогда не любил.

— Не лги!

Ты ее любил!

— Нет! Мы не друзья и не враги.

Я ее позабыл.

Ну так вот. Я скажу: хоть и кажется мне,

Что нарушена переправа,

Но хочу еще раз я проплыть по реке Тишине

В снежных сумерках, в ночь ледостава.

— Ночь действительно ветреная, сырая.

В эту ночь, трепеща, дотлевают поленья в печах.

Но кого же согреют поленья, в печах догорая?

Я советую вспомнить о более теплых ночах.

— Едем?

— Едем!

Из дровяного сарая

Братья ее вынесут лодку на плечах

И опустят на Тишину.

И река Тишина у метели в плену,

И я на спутницу не взгляну,

Я только скажу ей: «Садитесь в корму!»

Она только скажет: «Я плащ возьму,

Сейчас приду...»

Плывем во тьму.

Мимо предместья Волчий хвост,

Под Деревянный мост,

Под Оловянный мост.

Под Безымянный мост...

Я гребу во тьме.

Женщина сидит в корме,

Кормовое весло у нее в руках.

Но, конечно, не правит — я правлю сам!

Тает снег у нее на щеках,

Липнет к ее волосам.

— А как широка река Тишина?

Тебе известна ее ширина?

Правый берег виден едва-едва —

Неясная цепь огней...

А мы поедем на острова.

Ты знаешь — их два на ней.

А как длинна река Тишина?

Тебе известна ее длина?

От полночных низин до полдневных высот

Семь тысяч и восемьсот

Километров — повсюду одна