Первые нити паутины

Я переходил из одной галереи в другую, и, в конце концов, оказался в той, которая была посвящена Старшим кланам. Это было уже далеко не так интересно, но, пожалуй, более полезно. Все эти имена я знал из книг и светских хроник, но к именам там редко прилагались лица.

Вот клан Кадаши — я остановился, рассматривая родителей и братьев своего врага. Был там и сам Виньян, запечатленный еще подростком. Его семейного портрета с моей сестрой тут пока что не появилось.

Я шагнул дальше — и застыл.

На меня смотрели четыре лица. На высоком стуле сидела миловидная женщина, во внешности которой лишь некоторые мелочи выдавали почтенный возраст, а за ее спиной, улыбаясь, стоял мужчина, скорее всего ее ровесник, с гордой посадкой головы, с безупречной осанкой, с теми чертами лица, которые говорили, что в молодости он был красавцем.

Рядом с почтенной парой художник изобразил двух детей — на таком же стуле, как у женщины, сидела хорошенькая девочка лет восьми-девяти, с капризным и горделивым выражением лица, а за ней, положив руки на спинку стула и явно пытаясь копировать позу мужчины, стоял мальчик. Он был, быть может, чуть старше девочки, и черты его лица очень походили на ее черты, только выражение отличалось — более мягкое, доброе, по-детски наивное.

У женщины и обоих детей глаза были ярко-синие — точно такого цвета и формы, какие я привык видеть в зеркале.

Я понял, кто изображен на этом семейном портрете, намного раньше, чем прочитал надпись под ним: «Дана Инджи Энхард, ее консорт Мадеш и внуки Кентон и Вересия».

Кто из этих людей мог знать, что так все обернется? Что дана Инджи в приступе ревности убьет мужа? Что эта хорошенькая девочка попытается убить своего брата — пока безуспешно — но зато вполне успешно отправит на тот свет бабушку?

— Какая трагичная судьба у этой семьи, — произнес женский голос у меня за спиной.

Я вздрогнул и резко обернулся. Говорившей оказалась та самая девушка в униформе, которая прежде что-то объясняла группе в зале с артефактами.

— Вы ведь слышали про Старшую Семью Энхард? — продолжила она, показывая на портрет.

— Да, — произнес я после паузы. — Да, выжили только эти дети.

Но девушка неожиданно возразила:

— Нет, только дана Вересия.

— Ее брат ведь нашелся где-то на Темном Юге, — проговорил я, воспроизводя ту сказку, которую моя сестра скормила всей стране.

— Увы, бедный Кентон умер, — девушка покачала головой. — Бедняга не смог оправится после ужасных испытаний, перенесенных в плену демонов. Какое-то время он находился под присмотром имперских целителей, но они тоже ничего не смогли поделать, и едва дана Вересия официально стала главой клана, она забрала брата домой в надежде, что знакомая обстановка ему поможет. Увы, но три дня назад, во сне, у него остановилось сердце. В свежем «Вестнике» была большая статья, посвященная этому, и его некролог.

— Да, как трагично, — пробормотал я.

Значит, сестрица избавилась от последнего слабого звена, которое могло выдать ее игру.

— Как жаль, — сказала девушка, устремив взгляд на семейный портрет энхардцев. — Кентон был таким красивым мальчиком.

Потом она отошла, а я еще некоторое время стоял, глядя на изображение.

Каким он был, этот ребенок?

О чем думал?

О чем мечтал?

Подозревал ли дурное?

Или же был слишком наивен, чтобы заметить опасность до того, как удар был нанесен?

Я встряхнул головой. Нет, такие мысли не несли никакой пользы, только погружали в тоску, что мне было совсем не нужно.

Я вновь посмотрел на взрослую пару — интересно, насколько я на них походил. Глаза — да, эта черта была семейным наследием Энхард, явным и безошибочным. Но все же синие глаза, даже именно такой формы — не столь большая редкость. Что еще?

Вскоре я пришел к выводу, что «вылитым» кем-то, как иногда говорят о детях, я точно не был. Черты мне достались смешанные. Форма бровей, как и глаза, от бабушки, форма подбородка от деда. А остальное, очевидно, пришло со стороны матери, портрета которой, как и портрета отца, здесь, к сожалению, не оказалось.

Только большим усилием воли я смог заставить себя отвернуться от этой картины, от этого окна в мое прошлое, и направиться к выходу из здания.

Все же хорошо, что Кастиан не пошел сегодня вместе со мной. Сомневаюсь, что я смог бы внятно объяснить ему, чем меня так привлек семейный портрет чужого клана. И было бы еще хуже, если бы он заметил мое сходство с этими людьми.

* * *

Перед началом обучения нас всех разделили на группы по десять-двенадцать человек. По каким принципам это было сделано я понять не мог. Не по полу, не по происхождению, не по союзным или же, наоборот, враждебным отношениям кланов и гильдий, из которых происходили студенты. Единственная логика, которую я в этом уловил, заключалась в том, что родственников по разным группам они не распределяли, так что мы с Кастианом оказались в одной.

Впрочем, если подумать, не было ли отсутствие системы этой самой системой? Смешать всех, и парней, и девушек, и благородных, и простолюдинов?

— Сейчас самым важным для вас является самоконтроль, — на первом же занятии заявил наш новый преподаватель, профессор Яндре. — Пока вы его не освоите, ваша магия будет представлять опасность и для вас самих, и для всех окружающих.

— Разве магия может причинить вред своему носителю? — подал я голос. Будь это так, разве бы моя способность забирать воду из живых существ не обратилась бы против меня самого?

Профессор Яндре, неспешно прохаживающийся по платформе, которая где-то на фут возвышалась над общим уровнем аудитории, остановился и повернулся ко мне.

— Я говорил о вреде не напрямую, — пояснил он. — Напрямую пострадают только те, кто находится рядом. Но убийство, даже непреднамеренное, это все равно убийство. Невольное разрушение имущества — это все равно разрушение. И отвечать и за то, и за другое придется совершившему их человеку. Некоторые маги, так и не сумевшие обуздать собственные стихии, вынуждены до конца жизни носить сдерживающие амулеты.

Профессор вернулся к хождению по платформе.

— Безусловно, базовый самоконтроль у всех вас есть, — сказал он. — Иначе вы бы не сидели тут спокойно, а уже спасались бегством от потопа, пожара или ожившей древесины, — при последних словах он легонько похлопал по крышке ближайшего к нему стола. — Но для участия в военных действиях базового самоконтроля недостаточно. Постоянный стресс, крики, взрывы, сотрясения земли — причин, чтобы выбить вас из колеи, найдется множество. И ваша задача — всегда, в любое время сна и бодрствования, получив глубокую рану или увидев, как у вас на глазах погиб товарищ — продолжать полностью контролировать свою силу. Для этого существуют различные упражнения — медитация, погружение в себя, слияние с потоком. Вы испытаете их все и выберете те, которые лучше всего работают с вашей силой.