Первые шаги

— Я тебя чувствую, — прервал мои раздумья чей-то голос и, обернувшись на приветствие, я невольно улыбнулась: рядом стояла маленькая белоруночка. По внешнему виду ей можно было дать лет семь. — Можно с тобой пообщаться?

— Здравствуй. Конечно, можно, — с готовностью откликнулась я, надеясь, что это поможет хоть немного исправить настроение. — Откуда ты?

— Оттуда, — махнула в сторону детских кварталов девочка. — Вообще-то нам из своих районов выходить запрещают, но иногда очень-очень хочется, и тогда я сбегаю, — доверчиво поделилась она. — Здесь столько всего необычного!

— На тебя сильно ругаться не будут? — забеспокоилась я. Ещё не хватало прослыть похитителем детей.

— Не будут. Мне разрешают, если не слишком часто. А ты к какому виду относишься? Пощупать можно?

— Я — химера. Щупай, если хочешь.

Заручившись моим согласием, девочка потрогала мои волосы, кожу лица, потом руку. Одновременно с физическими прикосновениями я ощутила нечто странное, очень отдалённо похожее на поле покоя, но не подавляющее волю и успокаивающее, а наоборот, вызывающее страх своей сверхъестественностью. В свою очередь, я тоже поподробней рассмотрела ребёнка, но не обнаружила ничего неожиданного. Единственное, что, если у взрослых скудность мимики выглядела почти нормально, у ребёнка с живой жестикуляцией и наличием интонаций в голосе лицо казалось маской.

— Я никогда не слышала о твоём виде, — призналась девочка, удовлетворив любопытство. — Он редкий?

— Химера не вид, а смесь видов, — пояснила я.

— Помесь? А почему так странно называется? У нас помесей почти не живёт, все на западе, — собеседница оглянулась а потом потянула меня за руку. — Давай спрячемся, а то меня воспитатель ищет.

— Ты о рендерах слышала? — быстро пройдя до развилки, мы свернули на другую улочку.

— Да, — девочка сосредоточено нахмурила лоб. — Ты — рендер? Но рендеры не бывают помесями!

Я тяжело вздохнула, размышляя как бы попонятней объяснить ребёнку про франкенштейновского монстра.

— Я поняла! — воскликнула в эти время спутница. — Химера — это такой необычный рендер-помесь, да?

— Почти, — кивнула я.

— А ты у нас давно? У нас хорошо, да? — не дождавшись ответа на предыдущий вопрос, тут же продолжила девочка.

— В чём-то, да, хорошо, — последний вопрос вновь напомнил о последних событиях. — Но не во всём.

— Разве у нас есть что-то плохое? — резко остановившись, белоруночка села на тротуар и приглашающе похлопала рукой рядом. — Что?

Вряд ли в другой ситуации я бы совершила нечто подобное, но сейчас, после бессонной ночи и находясь на грани эмоционального срыва, желание хоть с кем-то поделиться своим горем перевесило обычную сдержанность.

— Очень неприятно и тяжело заниматься бессмысленной работой. А научиться хоть чему-то полезному нет никакой возможности, — опустившись на рядом с ребёнком, я невольно отвернулась. Даже понимая, что белоруночка вряд ли разберётся в проявлениях эмоций, не хотелось показывать слезы.

Немного помолчав, девочка встала и, подойдя, положила мне руку на плечо.

— Не расстраивайся. Неполноценные граждане должны работать там, где могут причинить меньше всего вреда.

— Не вижу смысла! Почему тогда просто не назначить пособие или хотя бы не врать о важности этой работы? — резко вскинулась я.

— Но она действительно важна, — уверенно возразила белоруночка. — Не имея работы, человек чувствует себя ненужным, и поэтому становится несчастлив.

— А разве зная, что выполняемая работа бессмысленна, человек не чувствует себя бесполезным? — саркастически спросила я.

— Неполноценный гражданин не должен этого знать, — безапелляционно заявил ребёнок. — Ты тоже не должна это знать. Кто тебе сказал?

— Сама догадалась.

— Всё равно это — неправильно, — помолчав, девочка добавила. — Ты сходи к защитникам и всё забудешь.

Я вздрогнула. Сказать, что предложение ребёнка мне не понравилось — не сказать ничего. Появилось желание сбежать, но уходить, не использовав в полной мере такой ценный источник информации, — по меньшей мере глупо.

— Обязательно схожу, — заверила, чтобы не ссориться. — А кто такие неполноценные граждане?

— Тебе нельзя это знать, потому что ты — такая, — последовал ответ.

— Но ведь я всё равно скоро всё забуду.

Девочка надолго задумалась.

— Тогда, наверное, можно, — наконец согласилась она. — Неполноценные граждане — это люди, которых нельзя допускать к работе, требующей ответственности, им нельзя получать знания, которые могут быть опасны, размножаться и участвовать в жизни страны. Неполноценных граждан надо оберегать от волнений и переживаний, оказывать повышенное внимание, чтобы они не чувствовали себя лишними и ненужными, привлекать к безопасным играм и увлечениям, — слова девочки походили на цитату, хотя и не точную. От ещё одной неприятной догадки перехватило дыхание.

— То есть вы общаетесь с неполноценными гражданами только затем, чтобы они не обиделись и не чувствовали себя ненужными?

— Не всегда, — с готовностью возразил ребёнок. — Иногда правда интересно.

— А вот если... — я несколько раз вздохнула, беря себя в руки. — Если, например, одна команда игроков приняла в игру неполноценного гражданина и из-за этого проиграла? Разве проигрыш стоит того?

— Сторона, на которой играет неполноценный гражданин, все равно победила, ведь она проявила лучшие духовные качества.

Я смотрела на ребёнка, рассуждающего совсем не по-детски, и боролась с нарастающим отчаяньем. Потом встала и пошла прочь.

— Ты расстроилась? — девочка догнала и схватилась за руку.

— Нет, всё в порядке, просто мне пора домой, — соврала я, попыталась отцепить малышку и замерла. От моих действий рукав платья загнулся и стала видна тонкая металлическая сеть, оплетающая всю руку белоруночки выше браслета на кисти. — У тебя что-то с рукой?

Девочка проследила за моим взглядом.

— Нет, у меня почти везде так, — радостно заверила она и отогнула воротник, демонстрируя оплетённое металлом тело. — Ведь я — будущий защитник. Вот вырасту, тогда всё это уберут под кожу и видно не будет, только аккумуляторы снаружи останутся, — с этими словами малышка коснулась браслета.

— Это чтобы быть сильнее, да? — горько спросила я. Если государство не гнушается проделывать такое с собственными детьми... то что говорить о прочих?

— Нет, это чтобы я не умерла, — безмятежное лицо ребёнка плохо сочеталось со сказанным. — Ладно, я тоже побегу, а то воспитателю скоро надоест делать вид, что он меня найти не может.