Первые шаги
Шрифт:
Я несколько минут смотрела вслед девочке. А потом решительно направилась в международный аэропорт. Выберу подходящий рейс, вернусь в деревню, уволюсь (иначе из страны не выпустят) и вперёд, в неизвестность. Главное — не привлечь внимания защитников, ведь, несмотря на то, что полученные знания причиняют боль, лишиться я их не хочу. Не привередничая, выбрала ближайший рейс за границу, но оказалось, что увольняться надо до покупки билета — иначе его просто не продадут. Разочарованно отвернулась от кассы — и сердце ушло в пятки: буквально в нескольких шагах находились два хорошо знакомых защитника из моей деревни. А потом стало хорошо, спокойно и пропала необходимость куда-то спешить и чего-то бояться.
— Идём, — позвал меня один из них. — Тебе пора домой.
5 – 6
Белокерман
Под действием поля покоя все негативные эмоции испарились, возбуждение схлынуло, и я в полной мере почувствовала усталость: как-никак, уже больше суток без сна. Поэтому воспользовавшись тем, что лечу в машине и ничего делать не надо, всю дорогу до деревни проспала. Зайдя в здание, мы направились не к моей квартире, а на другой этаж, в какой-то кабинет, по обстановке напоминающий медицинский. Там сопровождающие усадили меня на пол, забрали паспорт и попросили подождать, после чего включили размещённые сбоку приборы.
Хотя поле покоя подавляло волю и успокаивало нервы, но разум оно не затуманивало, так что я прекрасно понимала, что сейчас идёт подготовка к стиранию памяти. Но не было ни малейшего желания сопротивляться: не лучше ли просто избавиться от источника переживаний, чем пытаться смириться с ним? Зачем бежать, подвергать себя опасности? Ради чего? Да, в конце концов мне придётся уехать из Белокермана, но не лучше ли, если это произойдет не вдруг, а после подготовки, и от новой родины останутся приятные, а не негативные воспоминания?
— У нас проблема, — сказал один из защитников, изучая что-то на экране.
— Неужели не написано, куда подключать? — второй оторвался пульта, подошёл и заглянул через плечо первому, после чего согласно повел рукой. — Да, ты прав, это гораздо хуже. Что думаешь?
— Позвоню специалисту, посоветуюсь, — с этими словами первый вышел из комнаты.
Любопытствуя, я поднялась и приблизилась. Защитник всё ещё просматривал на компьютере данные из моей медицинской карты, которые, несмотря на все попытки, мне самой так и не удалось расшифровать. Интересно, что ему не понравилось?
— Что именно не так, как должно быть?
— Ты знала, что тебе противопоказано стирание памяти? — спросил оставшийся защитник.
— Нет, не знала. Мне говорили, что нельзя использовать мгновенное обучение.
— Эта аналогичная технология, на том же принципе, — вздохнул мужчина.
— И что теперь будет? — В прошлый раз, когда стоял выбор между моей жизнью и материальным обогащением, белоруны выбрали первое. Может, и сейчас будет то же самое?
— Самым простым решением было бы поместить тебя в спецучреждение, но, согласно закону, ты пока не совершила ничего, что позволило бы сделать это без твоего согласия. Однако если хочешь... — защитник сделал паузу, но не успела я открыть рот, как он продолжил. — Нет, не отвечай сейчас. Как законопослушный гражданин, ты имеешь право принимать такие решения не под воздействием поля.
Я удивлённо кивнула и хотела кое-что уточнить, но в это время вернулся второй белорун.
— И? — мужчины посмотрели друг на друга, а потом на меня и снова друг на друга. Первый повел рукой в жесте согласия, судя по всему, ставя точку в этом безмолвном разговоре.
— По медицинским показаниям тебе запрещено стирание памяти, поэтому надо искать другое решение проблемы. Поскольку ситуация нестандартная, мы предлагаем тебе поучаствовать в её обсуждении. Ты сейчас способна к адекватному разговору не под действием поля?
Подумав, я отрицательно помотала головой.
— Нет. Мне нужно некоторое время для того, чтобы переварить случившееся и успокоиться. И ещё желательно знать, какие ограничения на меня теперь наложены, или хотя бы: угрожает ли что-то моей жизни, свободе, здоровью и памяти.
— Ты в безопасности до тех пор, пока соблюдаешь законы. Хотя возможны некоторые ограничения свободы.
— Понятно. Запрет на выезд из страны и раскрытие полученных сведений? — предположила я.
—
Только второе. И то не в полной мере. Сколько времени тебе понадобится, чтобы успокоиться, и нужно ли для этого поле?— Нет. Правильнее будет, если я переживу случившееся не под его воздействием, — с сожалением отказалась я. — Не знаю, сколько. Может — несколько часов, может — сутки.
— Хочешь остаться здесь или провести это время дома?
— Дома, — без колебаний выбрала я.
— Хорошо, — сделал одобрительный жест белорун. — Не спеши, трать столько времени, сколько понадобится — от работы мы тебя освободим.
Один из защитников проводил меня до квартиры, после чего оставил одну и без влияния поля покоя. Минут пять потребовалось, чтобы вернуться в нормальное состояние, если так можно назвать страх и обиду. Мне только что чуть не стёрли память. Некол и другие белоруны, которых я считала если не друзьями, то хотя бы приятелями, общались со мной только для того, чтобы проявить «высокие духовные качества», все пути развития и саморазвития закрыты... По сути, я не умею ничего, что пригодилось бы в этом мире и особенно — в других странах. В чём-то белоруны правы: стоит ли трепыхаться, если результата не видно? Стоят ли такие сомнительные знания понимания, что ты одинок? Вон, знакомый моллюск счастлив, и не факт, что не после стирания памяти. Страшно осознавать, что ты никому не нужен и, вероятнее всего, так останется навсегда.
Решив не сдерживать себя, я выплеснула весь негатив наружу: на ни в чём не повинную постель и подголовный валик и, вообще, всю квартиру. Всегда становится легче, если не приходится сдерживаться и загонять эмоции внутрь.
Выплакавшись, успокоилась и смогла рационально оценить происходящее. На самом деле, если попробовать оценить ситуацию непредвзято, всё не так плохо. Даже лучше, чем можно было бы надеяться. Если защитники не врут, ни жизни, ни здоровью, ни даже памяти ничего не угрожает, а это уже немало. Что же до путей решения проблемы... Всё равно надо уезжать из Белокермана. Скорее всего, при этом придётся подписать бумагу о неразглашении, но такое ограничение не пугает. Другое дело, если местные власти захотят подстраховаться как-то ещё. Умывшись, с минуту рассматривала в зеркале покрасневшие глаза и опухший нос, а потом поплескала на лицо водой ещё раз. В конце концов, если даже официально я неполноценный гражданин — то, значит, и ходить в расстроенных чувствах имею право! Главное — не проявлять агрессии к другим. С этими мыслями встала на середину комнаты и решительно посмотрела на потолок (скорее всего, камеры спрятаны там), собираясь объявить о своей готовности к разговору. Но потом резко передумала, метнулась к наружной двери и, мгновение помедлив, выглянула в коридор. Странно, я почему-то была уверена, что меня запрут. Ну уж если не заперли...
— Я уже могу говорить. Куда идти? — сказала потолку. Он не отреагировал, и я села ждать. Пять минут, десять, час — ничего не менялось. Либо действительно не следят, либо хорошо скрываются и ждут от меня каких-то действий. Первым порывом возникло желание прямо сейчас отправиться к защитникам, но, не успев выйти из квартиры, передумала. Важно понять, насколько правдивы их слова о моей безопасности. Полной гарантии, разумеется, получить не удастся, но хоть немного укрепиться во мнении хочется. Поколебавшись (появляться в спортзале после того, что узнала, желания не возникало), я отправилась на прогулку. В ней ведь нет ничего запрещённого?
Прогулка затянулась: только добравшись до соседнего дома-деревни и обогнув его, я пошла обратно. Нет сомнений, что при желании защитники легко смогут узнать моё месторасположение, как сделали это в аэропорту, но всё равно, даже иллюзия свободы сильно подняла настроение. По крайней мере навалившееся отчаянье понемногу отступало. Если бы хотели изолировать, это бы наверняка уже проделали. А теперь почему бы и не поговорить?
Защитников на месте не оказалось, пришлось созваниваться и договариваться о встрече. Посмеявшись над переоценкой собственной важности (почему-то до этого момента сохранялась уверенность, что они меня ждут), перекусила и, немного отдохнув, направилась в кабинет местных органов правопорядка.