Первые залпы
Шрифт:
В один прекрасный день Горбачев простился с высокогорной заставой и уехал учиться в военно-политическое училище.
И вот снова пришла пора учить и воспитывать других — теперь уж политруком. Опять граница. Освобождение Западной Белоруссии. Служба, на второй заставе. Новоселки, Паниквы, Крынки, Немирово… Деревни эти на участке заставы, и в них живут белорусы, для которых слово правды о советской власти — очень важное слово. А кто должен доносить его? Политрук! Он представляет и армию, и советскую власть, и партию.
Горбачев шел по росистой траве к блокгаузу и прислушивался к пению петухов. Сумеречный рассвет
Черт возьми! Скоро, совсем скоро начнется война, а тут — петухи и коровы… Поднять бы с постелей людей, каждого защитить от беды!
Он жил в доме у кузнеца Михаила Нестеровича Гордеюка. Занимал чистенькую комнатку, которая долгими зимними вечерами превращалась в настоящий клуб. Приходили деревенские парни и девчата, Горбачев играл на баяне, пел непонятные киргизские песни, рассказывал разные чудные истории. Смех, шум стоял здесь до поздней ночи. И заглядывалась на него хозяйская дочка Нина, красивая и добрая, да только он и в мыслях ничего не имел насчет нее.
А тут еще Маша Горбунова стала показывать ему фотографии своих подруг да нахваливать каждую. Приглянулась ему одна — тоже Мария. На фотографии она была снята в берете, с завитушками. Весной Горбачев взял отпуск и махнул к ней в Рыбинск. С пограничным приветом! Но вблизи не понравилась ему Маруся (фото есть фото), но зато приглянулась ему подруга Маруси, Надя. Через некоторое время Леонтий предложил ей руку и сердце. Девушка хорошая, учится в техникуме и тоже вроде влюбилась в него с первого взгляда. Поженились. Прожили три дня. А тем временем отпуск кончился, и он уехал на границу, договорившись, что, как только Надя закончит учебу, приедет к нему. Уже и деньги на дорогу ей выслал, вот-вот должна приехать…
Тополиный пух устилал двор заставы, залетал в окна, снежинками ложился на зеленые фуражки пограничников. В сером небе одна за другой гасли звезды.
«Светает. Скоро…»
В пятницу над деревней летал немецкий самолет — так низко, что видна была голова летчика в больших квадратных очках. Высматривал заставу, огневые точки, строящийся дот на окраине Новоселок. Часовой на заставе мрачно ругался, и если бы не проходящий мимо политрук, всадил бы в брюхо стервятнику всю обойму.
А дома хозяйская дочка Нина испытующе посмотрела на Горбачева и спросила: война? Вот самолеты летают, и люди на деревне гутарят: война скоро начнется. Правда это?..
Что мог он ответить? Сказал, что всякое может быть. Потом он долго думал над словами Нины, сопоставлял их с собственными наблюдениями. Люди, в Новоселках о чем-то возбужденно шептались, стаскивали домашний скарб в каменные погреба, раскупали в сельской лавке соль и спички, лица их были озабочены и невеселы.
Сейчас, за несколько минут до войны, он с душевной скорбью думал: неужели им опять суждено страдать? Снова кровь и пожарища? Нет! Этого нельзя допустить!
С этими мыслями Горбачев подошел к доту.
— Ну, как настроение, Шалагинов? — спросил он, спустясь в блокгауз.
— Нормально, товарищ политрук! — как всегда, бодро и отчетливо ответил сержант.
— Это хорошо, — похвалил Горбачев. — Кандидатская карточка с собой?
— Так точно, товарищ политрук!
— Покажите-ка.
Спрашивая партийный документ, он хотел как бы еще раз напомнить человеку: ты — коммунист
и обязан быть образцом для других.Сержант бережно расстегнул карман на гимнастерке, вынул серую книжечку.
Кандидат в члены Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) Шалагинов Василий Кузьмич. Год рождения — 1918. Время вступления в кандидаты — август 1940. Карточка выдана политотделом погранотряда. Подписал ее начальник политотдела батальонный комиссар Ильин.
Все это Горбачев знал наизусть и потому не стал читать, а только подержал партийную книжечку в руках, осмотрел со всех сторон и вернул Шалагинову:
— Держите. И помните, люди будут равняться на вас.
Сержант как-то сразу подтянулся, посуровел и серьезно сказал:
— Мы этих фашистов, товарищ политрук, как на Хасане! Да?
— Обязаны, сержант!
Тот облегченно вздохнул и продолжал своим обычным бодрым, немного задиристым тоном:
— А то все другие воевали… На Хасане, на Халхин-Голе, на Карельском перешейке! Теперь и нам выпал черед!
— Значит, не подведете! — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Горбачев.
— Ну!.. Будьте спокойны, товарищ политрук!
— А бойцы отделения?
— И они…
И хотя политрук любил Шалагинова за его старание и некоторую лихость, хотя был уверен, что и Шалагинов и его бойцы в самом деле не подведут в своем первом бою, сейчас его немного покоробила эта излишняя уверенность сержанта, его уж очень наивный оптимизм. Но он только пожал Шалагинову руку и сказал на прощание:
— Ну, держитесь, ребята!
Иван Абдрахманов протянул кандидатскую карточку молча. По возрасту он был самым старшим из всех бойцов и сержантов, ровесник начальнику заставы. Спокойный, молчаливый, немного даже застенчивый.
Действует личным показом: как не «заваливать» мушку во время стрельбы, как мыть пол в казарме, как подворотничок подшивать. Возьмет иголку, проденет нитку и подошьет — ровненько, аккуратненько.
— Вот так, — скажет — и больше ни слова.
Обычно Горбачев разговаривал с ним по-казахски, но сейчас обратился по-русски, чтобы слышало все отделение:
— Надеюсь, товарищ Абдрахманов, на вас, как на командира отделения и коммуниста!
Абдрахманов аккуратно спрятал кандидатскую, карточку в карман и сказал скупо:
— Будем держаться, товарищ политрук!
— Ваша огневая точка на самом главном направлении.
— Будем держаться, товарищ политрук, — повторил Абдрахманов.
Они поговорили еще. Абдрахманов отвечал односложно и сухо: «Будет сделано», «Слушаюсь», но Горбачев ушел от него спокойный и уверенный: этот надежен!
С мрачноватой подавленностью встретил его боец Федор Герасимов. Тоже кандидат партии, рождения двадцатого года, из колхозников, совсем молодой, году еще не прослуживший на границе.
— Что же будет теперь с моей мамашей да сестренками? — сказал он растерянно.
— А сколько их у вас, сестренок-то?
— Шестеро, товарищ политрук!
— Ого! И все невесты?
— Да нет еще, только две из них в школу-то ходят.
— Так. Ну, вот что, товарищ Герасимов, насчет сестренок ваших найдется кому позаботиться, а вот вы думайте, как фашистов крепче бить. Вы же коммунист!