Первым делом

— Гражданин, — поправил он меня.

— Гражданин старший оперуполномоченный, ничего и никого я не продавал… в последние десять лет точно.

— А раньше, значит, продавал? — ухмыльнулся тот.

— Раньше я отцу помогал на рынке торговать, продавал морковку с капустой, — любезно пояснил я.

— Ты мне тут Ваньку-то не валяй, — начал угрожающе подниматься со своего места опер, — рассказывай подробно, что делал, начиная с первого сентября сего года.

— Что, прямо всё подробно прямо с первого сентября? Это займёт немало времени, гражданин опер.

— Ничё, я никуда не тороплюсь, начинай, — и он закурил вонючую папиросину, мне не предложил.

Я вздохнул и максимально сокращённо пересказал нашу с Толиком одиссею, заняло это не меньше часа. Опер что-то там чиркал на бумаге, но записать подробно он явно не успевал, но и меня не останавливал. Наконец я выдохся, остановившись на полёте через линию фронта на ЛИ-2.

— Я так понимаю, — медленно произнёс опер, — что правды говорить мы не захотели.

— И в каком же месте у меня неправда, гражданин начальник? — справился я.

— А во всех местах, — и он вытащил из стола какую-то бумажку, — вот тут у нас есть показания, что вы вдвоём с Паниным преднамеренно посадили свой самолёт на вражеской территории, а затем преднамеренно и невынужденно сдались в плен в селе Красное. Что на это можете сказать?

— И кем же даны такие показания? — спросил я, — если это не секрет.

— Вовсе не секрет, — отвечал с ухмылкой опер, — показания дала прикомандированная к вашей части Варвара Зорина.

* * *

Через пару часов, когда допросили и Толика, нас опять соединили вместе и сказали, что сейчас повезут в областной центр, заниматься нами будут уже на другом уровне. Наш воронок трясся по ухабам и колдобинам уже немало времени, когда Толик, наконец, открыл рот.

— Пригрели змею на груди, — пробормотал он сквозь сжатые зубы.

— И не говори, командир, — так же отвечал ему я, — нахрен мы её из Мочулищ спасли, трудно сказать.

— Ладно, не горюй, боец, — хлопнул он меня по плечу, — разберёмся как-нибудь, не полные же идиоты в наших органах работают.

Ничего я ему на это отвечать не стал, только подумал, что это вполне может быть и правдой, про идиотов в органах. А в Смоленске нас завезли на окраину и выгрузили возле какого-то серого сталинского дома, выросшего посреди деревянной застройки.

— Выходи по одному, — скомандовали нам, распахнув заднюю дверь воронка.

Мы вышли, а при входе в это серое здание вдруг столкнулись с неким высокопоставленным военным, судя по двум адъютантам при нём.

— Сокольников? — спросил вдруг тот, — Панин? Что вы здесь делаете?

— Так на допрос идём, товарищ Жуков, — ответил Толя, — арестованы мы оба.

— Хорошо, я разберусь, — коротко бросил Жуков, а это был именно он, комкор Георгий Константинович.