Первый из рода. Том 2

— Докладывай.

— Я связался с главой филиала Теневиков, наставник. Запросили пятьдесят миллионов рублей за убийство Феникса, и десять авансом. Я заплатил сразу всю сумму и сказал, что они получат столько же, если уложатся в срок.

— Меня такие мелочи не волнуют.

— Прошу прощения за мою скрупулёзность, наставник, — мужчина услышал, как его ученик ударил кулаком в ладонь и склонился.

— Проследи, чтобы они убили Волкова. Если опять не справятся, придётся действовать радикально.

— В этот раз за дело возьмётся профессионал. Если не справятся он, я лично убью Волкова, наставник. Само собой так, чтобы никто не узнал, кто это сделал.

— Ты помнишь, что стоит на кону. Если прогневаем его, ничем хорошим это не закончится.

— Я помню, наставник. Именно поэтому провал недопустим.

— Свободен, — ответил мужчина.

Дождавшись, когда ученик уйдёт и закроет за собой двери, мужчина вновь сосредоточился на своих мыслях. Меньше всего ему хотелось допустить сценария, случившийся две сотни лет назад.

* * *

— Война. Война никогда не меняется, Нил, — сказал Седрик, глядя на испепелённый город. Странно, чего это я уснул в дороге, и почему вижу его? Видимо опять отголоски прошлого, спрятанные глубоко в разуме воспоминания лезут наружу. — До этого мы сражались друг с другом, а теперь объединились против одного врага. Лица поменялись, а результат остался всё таким же. Разрушенные, покинутые города, где эхом отдаются лишь крики боли и отчаяния. Даже когда мы победим врага, ничего не изменится — наши подвиги забудутся, и жадные до власти вновь будут драть друг другу глотки, в то время как простой народ прольёт реки крови, чтобы по итогу построить над ними шаткие мосты, называемые перемирием. Мне больно думать, что человечество всю жизнь пытается уничтожить себя, и только с появлением хаоситов оно начало осознавать, чего на самом деле стоит жизнь, — закончив говорить, он сел на землю и провёл по ней рукой, оставляя за собой след. — Знаешь, что ещё хуже?

— То что мы не имеем права проиграть, — сказал я, садясь рядом с другом. Несмотря на открытость перед друг другом, мы редко вели задушевные разговоры.

— Нет, Нил, выиграем мы или нет, разницы не имеет, — меня словно окатили ведром ледяной водой из озера. Я неверяще смотрел на своего друга — человек, который не меньше моего рисковал жизнью, спасая людей, говорил, что вся наша борьба бессмысленна?

— Ты шутишь или издеваешься? — руки непроизвольно сжались в кулак. Мне захотелось зарядить по его дурной башке, чтобы выбить из него всю дурь, но я сдержался. Если человек говорит нечто подобное, то для начала стоит его выслушать и понять, почему он так считает.

— Если бы, Нил. Человечество не учится на своих ошибках, — на миг по его телу прошла дрожь, словно холодная сталь упёрлась в спину. — До нападения хаоситов было неисчислимые войны. Одна за другой, столетие за столетием, мы режем, убиваем друг друга, чтобы поделить несчастные ресурсы и упиваться властью. Не станет хаоситов — человечество вновь ополчится против самого себя. Что тогда останется, скажи мне? Посмотри на этот мир. Здесь не осталось ничего, это пустошь. Счёт погибших идёт даже не на сотни миллионов, а на миллиарды. Мир не будет таким, какой он есть.

— Ради чего тогда мы сражаемся? Ради чего ставим свои головы под гильотину? Ради чего умираем в муках, отрывая победу зубами? — хоть так постарался я взбодрить парня, напомнить ему то, зачем мы убиваем химер.

— Это всё ради мести, Нил. От нашей победы зависит ровным счётом ничего. Победим — человечество добьёт самого себя. Не сразу, так потом. Проиграем — итог всё тот же. На ошибках прошлого мы учимся, чтобы жить настоящим и добиваться светлого будущего, только человечество так ничему не научилось, — мой друг поднял указательный палец в сторону города. — Город, уничтоженный фанатиками тому пример. Если люди не хотят помочь самим себе, то как мы им поможем? Не за такое будущее я шёл сражаться.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал, вместо этого обдумывая слова. Что я мог вообще возразить, если Седрик говорил правду. Как бы я не любил этот мир, люди в нём поддавались своим порокам. Быть может, если не они, мы бы одержали тогда победу, а может и нет. Прошлого не изменить, можно лишь рассуждать, как оно могло быть.

Чем больше я размышлял над словами друга, тем сильнее разделял его чувства. В тот момент я ещё не пришёл к выводу, что во все времена будут рождаться герои, что не дадут человечеству погибнуть. В тот момент эта мысль только зарождалась, и слова Седрика стали для меня толчком.

Вместо этого я напомнил ему о другом. О том, что такое быть эфиромантом.

— Седрик, мы сражаемся не только ради мести. Нас связывает в том числе долг перед фамильярами. Они пришли к нам, доверились и попросили о помощи. Они дали силу, чтобы противостоять захватчикам. От нашей победы зависит не только судьба человечества, а существование астрала. Вспомни хоть Снежинку. Разве не ты мне говорил при нашем знакомстве, что хочешь вернуть ей дом таким, какой он был?

Теперь пришла очередь Седрика молчать. Несколько минут мы молча смотрели вперёд, пока мой друг наконец не поднялся на ноги.

— Ты прав. Возможно, всё не так безнадёжно. Может даже у человечества есть шанс на выживание, раз мы за столько времени не перебили друг друга, — он повернул ко мне голову и протянул руку. — Пойдём. Пора закончить начатое.

— Закончим, — сказал я, и взявшись за руку, поднялся на ноги. — Ничто не вечно, даже война. Рано или поздно она закончится, а там глядишь, мы заживём нормальной жизнью.

— Мы? Неужто Исиде в чувствах признался? — рассмеялся Седрик, по своему приняв фразу. Меня это не волновало — пусть дальше смеётся, это всё равно лучше, чем если он будет медленно убивать себя депрессией.

— Скорее наоборот, — хмыкнул я, вспоминая её реакцию. — Она сделала это первой, на что я в ответ открылся.

— Когда свадьбу ждать?

— Когда химер не станет, — сложил я руки на груди. — Я ей ответил, что не хочу строить отношения в разрушающемся мире. Ты ведь лучше меня знаешь, как чувства могут привести к множествам смертей.

— Мудрое решение. Насколько же оно правильное — тут я не могу сказать, — голос Седрика стал звучать грубее. Через несколько секунд в его руке появился знакомый мне кулон, внутри которого находилась маленькая фотография девушки. — Дня не проходит, чтобы я не сожалел о её смерти. Я ведь мог её спасти, но не стал. Если тебя ждёт такой выбор, поверь, будет без разницы, встречаешься ты с ней или нет. Больно будет одинаково, и сожалеть ты будешь точно также, как и я, если с тобой оно случится.

Со словами Седрика было сложно поспорить. Что может быть дороже человеческой жизни? Две человеческие жизни. Отсюда чаще всего идёт сложный выбор — спасти близкого тебе человека, кто тебе дорог, или два десятка тех, кого ты не знаешь, но чьи жизни не менее важны если не для тебя, то для общей победы. И будет ли рад тот человек, что ты его спас, зная, что ты пожертвовал столькими жизнями ради одной?

Здесь нет правильного ответа. Поэтому попав в этот мир, я поставил себе цель, что не допущу такой ситуации. Если мне когда–нибудь придётся выбирать, спасти жизнь близкого человека или спасти жизни незнакомых мне людей, то я пойду по третьему пути и спасу их всех.