Первый маркграф

Первые часы были особо напряженными. Мы не знали, что происходит в городе, кто друг, а кто враг.

Ближе к вечеру по все тому же бульвару Всадников подошел крупный отряд латников и сержантов с батареей полевой артиллерии. С этими дополнительными силами оборона Башни стала практически неприступной для мятежников.

Да «мастеровые» и сами не рвались в бой, так и не предприняв ни одной попытки контратаки. Похоже, они все поставили на один быстрый, решительный удар. А когда эта ставка не сработала, у них не осталось резервов для второй попытки.

Но могла и сработать! Охрана тюрьмы держалась только за счет двух крайне истощенных адептов. И помощь пришла как нельзя вовремя. Еще бы час, и все — прощай последний ценный пленник. А именно его устранение означало для наших врагов победу. Право слово, не судьба же «мастеровых» их заботила или успех изначально обреченного мятежа? Дураки и храбрецы гибнут на баррикадах, а равнодушные кукловоды всегда наблюдают за всем этим с безопасного расстояния.

Пленного рыцаря и тело мага-мятежника поместили все на тех же нижних ярусах Башни. Если первого ждут вдумчивые беседы со следователем Третьего отделения, то второго нужно опознать, чтобы выяснить круг знакомств и возможные связи.

Да, после этих смутных дней работы у верных слуг императора прибавится. Хочется верить, что получив такую смачную оплеуху, они возьмутся за дело всерьез. А то в империи островитяне и альвы себя чуть ли не хозяевами считают, судя по их действиям. Особенно против меня! И что я им такого сделал? Да ничего… пока.

И вот в тот момент, когда я собирался наконец-то отправиться в гостиницу, чтобы смыть с себя пот, плотно набить пустое брюхо, а затем завалиться спать, меня отыскал очередной вестовой с приказом императора срочно прибыть во дворец для принесения присяги.

На улицах еще не успели толком собрать все трупы, а Суман Второй вспомнил о незаконченном деле с моим маркграфством. И вот я здесь, в святая святых императорского дворца — главном тронном зале. Стою, преклонив колено перед троном, приношу необходимую присягу.

Мне даже не дали заехать в гостиницу, чтобы переодеться. И с учетом того, что ночевать пришлось в рыцаре, выглядел я не слишком представительно. Да и пах отнюдь не розами.

Хотя, остальные фольхи, да даже принцы, тоже растеряли если не весь блеск, то большую его часть. Не каждый день им приходится ночевать в казармах, пусть это и казармы гвардии. Да и людей туда набилось на порядок больше, чем было свободного места. Когда речь идет о безопасности, людям свойственно забывать о комфорте.

Хорошо еще, что перед церемонией какой-то служитель просветил меня, что нужно делать и говорить. Людей в зале немного, все те же уцелевшие члены Верхней и Нижней палаты фольхстага, да несколько придворных, но опозориться не хочется.

Закончив с длинной, торжественной речью, император взял в руки магический посох. Все же фольхи изначально это сословие магов. И только появление паровика и паро-магических големов, сначала оруженосцев, а затем и рыцарей, потеснила их с пьедестала власти. Да и то, слегка. Даже маркграфы пограничных марок стараются выбирать наследниками наиболее сильных одаренных. А ведь изначально по большей части первые маркграфы были из числа рыцарей. Марки должны были стать противовесом девяти герцогствам, надежной опорой императорского рода. В чем-то этот расчет сработал, в чем-то нет.

— Клянешься ли ты быть верным империи и своему императору и безжалостным к врагам его?

Какая интересная, противоречивая фраза. На мой взгляд, верность империи и императору — разные вещи. Но сейчас не время умничать.

— Клянусь, — торжественно подтвердил я, стоически выдерживая первый удар посохом по правому плечу.

А император ничего еще, крепок. Ритуальный удар вышел отнюдь не ритуальным и плечо обожгло сильной болью.

— Клянешься ли ты соблюдать законы империи и хранить ее древние обычаи?

Эта клятва — одни сплошные противоречия. Неудивительно, что фольхи всегда себе на уме. Какие именно древние обычаи мне предлагается хранить? Те, что совсем древние, когда маг-фольх мог за косой взгляд убить простолюдина и ограничиться только выплатой довольно небольшого штрафа? Да и то только в том случае, если не найдется свидетель, готовый подтвердить факт оскорбительного поведения простолюдина.

— Клянусь, — вновь подтвердил я, выдерживая удар по левому плечу.

— Встань же, маркграф Гарн Вельк, — провозгласил император, отдав посох одному из служителей, — и войди в число самых достойных. Империя приветствует новый Великий род!

Род…

Слишком громкое название для одного человека. Род — это несколько семей старшей и младшей ветви, обычно имеющих ту или иную кровную связь.

Да и насчет «самых достойных» есть у меня большие сомнения. Нет, в том, что фольхи себя считают именно таковыми, я ничуть не сомневаюсь. Но являются ли они ими — большой вопрос. Слишком многие из этих «самых достойных» ведут не самые достойные игрища.

Встав на ноги, с поклоном принимаю массивный, написанный не на какой-то там бумаге, а на настоящем пергаменте, толстый свиток, с подтверждением всех моих прав и обязанностей, как маркграфа Вольной марки империи Эдан. Его нужно будет поместить в родовую сокровищницу на самом видном месте, на красивой подставке. Но для начала ее следует завести. Сокровищницу, не подставку… хотя, и подставку тоже.

Вот теперь все официально, осталось только зарегистрировать в геральдической палате герб.

Вообще-то после подобной церемонии полагается еще и пир, в наше время замененный пышным приемом. Но сейчас всем, не до этого.

Надеюсь, хоть теперь-то меня отпустят? А то голодным, я становлюсь излишне раздражительным. И вместо слов благодарности скажу то, что думаю, а оно многим не понравится.

— Добро пожаловать в не очень дружную, но очень важную команду золотарей, Гарн Вельк, — чуть-чуть опередив старшего брата, поздравил меня третий принц, хлопнув по плечу, словно старого приятеля.

Не успела закончиться одна мизансцена этого спектакля жизни, как начинается другая. Третий принц все еще не теряет надежды перетащить меня в свой лагерь. Или хотя бы убедить дорогого брата, что я тяготею именно к северу.

— Надеюсь, что буду достоин оказанной мне чести. — А что еще отвечать? Правду? Есть и более простые способы самоубийства.

— Уверен, что будешь, — согласился он, вновь похлопав меня по свежему синяку на плече.

— Поздравляю, маркграф, — в противовес брату, коротко бросил первый принц, решив не играть в напускное дружелюбие, и тут же удалился по своим делам, породив во мне невольную волну симпатии.

Я не канат, чтобы меня перетягивали туда-сюда между севером и югом.

Третий принц ушел следом за первым, но мои мучения на этом не закончились — пошли поздравления от представителей фольхстага. Как короткие, так и более длинные, наполненные противоречивыми полунамеками. Если поначалу я их еще хоть как-то слушал, то затем просто кивал, словно фарфоровая игрушка-болванчик, и улыбался.

Только когда число мнимых доброжелателей закончилось, ко мне подошел железный маркграф.

— Привыкай, но не обольщайся, — посоветовал он, не став утруждать себя надоевшими поздравлениями, искренности в которых не было и на ломаный кин. — Сегодня они тебе улыбаются, а завтра с удовольствием плюнут, а то и помочатся на твою могилу. И не факт, что не приложат руку к тому, чтобы тебя в нее положить.