Первый подвиг Змея Добрыныча

И они покатились со смеху.

А потом Егорка сказал: - Фрось, ты только не думай, что я чушь несу, но в столовой мне приснился сон. Мне приснились Змей Добрыныч и Горный Змей, и я понял, что надо их на помощь вызывать.

– А разве они тоже динозавры?
– спросила Фрося.

– Они драконы. Но драконы такая же редкость и такая же древность, как динозавры. И они наверняка лучше нас знают, что с этим твоим эласмозавром делать. И драконы и динозавры из какого-то другого, непривычного нам мира, понимаешь?

Фрося кивнула.

– И поэтому ты написал про меч?

Глава 8

Концерт закончился, отряды потянулись из клуба в столовую, и Фрося присоединилась к "Сентябринкам", а Егорке пришлось искать восьмой отряд. Он всё ждал, что его разоблачат, скажут: "Ну какой ты Сидоров, мы Сидорова знаем, ты на него ни капли не похож!" Но никто ничего не сказал. Как будто никто Сидорова не знал и разницу с Егоркой не замечал. Ну ладно взрослые, но и мальчишки из сидоровского отряда разницу не заметили. Ну, Сидоров так Сидоров, раз ты говоршь, что ты Сидоров, значит, так оно и есть. Егорке стало обидно за Толика. Что же он, Толя, совсем никому не нужен? А он неплохой парень на самом деле, Анатолий Сидоров. Может быть, будущий академик или чемпион. На помощь сразу пришёл, терпит сейчас Егоркины жмущие кроссовки и заботу доктора Медуницыной. Добрый, значит. Отзывчивый. И такой человек никому не интересен? Егорке не понравилось быть Сидоровым. Неприятно быть человеком, которого не замечают, вернее, не замечают его отсутсвия. Егорка понимал, что для него это очень хорошо и удачно, что никто не обращает внимания на лже-Сидорова. Если бы кто-то заметил и стал разбираться, и Егорку с Сидоровым поменяли обратно, то пришлось бы ему в медпункте куковать. А этого никак нельзя допустить, ведь Фрося вечером пойдёт динозавра кормить. Ну и что, что с вожатой Машей. Ну и что, что Маша взрослая. Взрослая-то взрослая, но ведь девочка же. А девчонок одних отпускать нельзя - это Егорка знал твёрдо. Непростой разговор будет с Машей, но одних он их не отпустит. Девчонки они девчонки и есть, могут испугаться, растеряться и даже заблудиться. Он должен быть рядом и сделать так, чтобы всё было хорошо. Но потом, когда всё закончится, он обязательно что-нибудь придумает и для Сидорова. А пока он был Сидоровым, сидел в столовой на месте Сидорова, ел ужин Сидорова и думал, как сбежать после отбоя из сидоровского отряда, чтобы сопровождать Фросю и Машу на озеро. И как незаметно вынести из столовой котлету. И, может быть, Маша права и динозавр ночное животное. Днём все отряды купались и никаких диназавров не видели. Ни в озере, ни в бассейне. "Ладно, пойдём-проверим", - решил Егорка.

Маша Егорку, конечно, сразу узнала. Но Маша - это вам не просто вожатая. Маша актриса с большим стажем, она с пяти лет на сцене выступает. И вместо расспросов: "А ты что тут делаешь? Ты почему не в Пилюлькино?" Маша только глаза немного прищурила, мол, ну-ну, давайте-давайте, посмотрим, что у вас дальше получится. А когда Егорка протянул руку и представился: "Сидоров. Анатолий. Восьмой отряд.", Маша сразу всё поняла и игру подхватила. Руку Егоркину пожала и представилась: "Грицай. Инесса Валентиновна. Приятно познакомиться!" И вот стоят они, руки друг другу жмут, и оба притворяются. И оба притворяются, что не знают, что оба притворяются. И Маша знает, что это никакой не Сидоров, а Егорка. И Егорка знает, что это не Инесса Валентиновна, а Маша. Все всё знают, но притворяются, что не знают. Потому что тогда придётся спрашивать: "А ты что тут делаешь? Ты почему не в Пилюлькино?" А Егорке на эти вопросы отвечать ой как не хотелось. А Маше не хотелось их задавать. Потому что она как вожатая должна сперва сама выяснить, как Егорка из медпункта удрал и почему доктор Медуницына этого не заметила, и зачем Егорка стал Сидоровым из восьмого отряда. Вот когда Маша это выяснит, тогда и поймёт, что дальше делать. А пока Маша сидит на берегу с Фросей и Егоркой, ждёт, когда динозавр приплывёт котлеты есть, и разговоры с Егоркой разговаривает. То есть это не Маша разговаривает, а Инесса Валентиновна: - А что, Анатолий, понравился вам сегодняшний концерт?

– А я сегодня на концерте не был.

– Почему?
– спрашивает Инесса Валентиновна Машиным голосом.

Егорка хотел объснить почему, но получалось совсем глупо, не скажешь ведь: "Я в это время из медпункта сбегал и притворялся Сидоровым."

И Егорка ответил: - Так вышло.

– Жаль!
– "Инесса Валентиновна" отвечает.
– Преотличнейший сегодня был концерт.

Сидят они так, разговаривают, динозавра ждут. А его всё нет и нет. Да и откуда ему здесь быть? Посидели-посидели, и стало ясно, что пора в лагерь возвращаться, спать ложиться, поздно уже. Фрося расстроилась очень, но ничего не поделаешь. И так после отбоя задержались. Каждый взял по котлете и дружно их в озеро бросили. Раз динозавр водоплавающий и ныряющий, он котлеты в озере выловит и съест. Больше-то там есть нечего.

На обратном пути Егорка сначала проводил Фросю до сентябринковского домика, подождал, пока она его телефон вынесла, и спать ушла, а потом Инесса Валентиновна, которая на самом деле Маша, проводила до восьмого отряда Толю Сидорова, который на самом деле Егорка. Проводила, о чём-то с сидоровским воспитателем поговорила, и в Пилюлькино пошла.

А Егорка, который на самом деле никакой не Сидоров, очень пожалел, что он сейчас Сидоров и лежит в чужом отряде в чужой палате, а не у себя в "Сентябринках". Егорка попытался дозвониться до Михаила, но тот не отвечал. Тогда Егорка родителям позвонил, сначала папе, потом маме, и у обоих телефоны бодрым голосом отрапортовали: "Здравствуйте! Мы сейчас на конференции, но вы можете оставить сообщение." На какой конференции в такую позднотищу, удивился Егорка. Но сообразил, что часовые пояса разные. Куда же это они укатили, в Австралию или в Америку? Значит, родители на конференции, бабушка-профессор ещё на прошлой неделе в санаторий уехала, а Михаил не отвечает. Ладно. Будем справляться сами.

От часовых поясов и географии мысли Егорки перешли к астрономии, он привычно повспоминал звёзды и уснул.

Глава 9

А Фросе не спалось. Лагерь уже давно угомонился и затих, даже самые неуёмные дети из самых старших отрядов перестали играть на гитарах в беседках и ушли спать. Обойдя все палаты и убедившись, что все дети спят, рухнули в кровати набегавшиеся за день вожатые. Воспитатели приготовились на завтрашнее утро и тоже легли. Крепко спал в медпункте Сидоров и чутко дремала в коридорчике доктор Медуницына. Лагерь спал. А Фрося не спала и прислушивалась. Ей показалось, что она слышит, как кто-то плачет. Тихий поскуливающий плач раздавался со стороны озера и Фрося решила, что это плачет динозавр. Права была Маша, он ходит гулять по ночам. Но что теперь делать, из домика ночью не выйдешь, дверь на улицу заперта. И Егорка в другом отряде. И зачем они только придумали весь этот розыгрыш с Сидоровым? Маша ведь поняла, что это Егорка, надо было сразу ей всё рассказать, и были бы они сейчас рядом и Егорка что-нибудь бы придумал, он всегда придумывает. Ну когда ж уже наступит это утро? Фрося не выдержала, достала телефон и отправила Егорке сообщение: "Слышишь?". Егорка спросонья подскочил, упал с кровати, уронил всё с тумбочки. Прислушался. Ничего не слышно. "Нет. А что я должен слышать?" - ответил Егорка. "Плачет кто-то." На этот раз Егорка долго не отвечал, а когда ответил, написал совсем не то, что Фрося ожидала. "Надень носки и выйди на веранду." Какие носки, на какую веранду? Впрочем, веранда здесь одна. Фрося послушно нашарила в тумбочке наощупь носки, натянула их и неслышно прокралась на веранду. По ту сторону окна на крыльце стоял Егорка и жестами показывал Фросе, чтобы она открыла форточку. Когда она наконец справилась с задвижкой, он сказал: "Ты чего не спишь?"

– А ты?

– Так ты ж сама меня разбудила. Фрось, там пол отряда малышей может плакать, они же в первые дни всегда ревут, к маме хотят.

– Да на озере плачет.

– Ничего не слышу, у меня от этих ваших дискотек уши заложило.

– А ты как оказался-то тут?
– спохватилась Фрося.
– Двери же на ключ заперты.

– А зачем мне дверь? Я через окно.

– Так они же не открываются, - вытаращила глаза Фрося.
– Или в восьмом отряде окна открыть можно?

– Шутишь? Это лагерь, здесь окна только в вожатской открываются.

– Ты что, через вожатскую вылез?
– ахнула Фрося.

Егорка кивнул, и как ни в чём не бывало, продолжил: - Так чего мы делать-то будем с этой твоей плаксой?

– Не знаю.
– Фрося огляделась в поисках выхода.
– Может, Машу разбудить?

– Пусть Маша поспит, она устала за день, - вдруг раздался голос Инессы Валентиновны. Настоящей Инессы Валентиновны, поправдишной.
– А ты сейчас Георгий или Анатолий?

Егорка даже растерялся на мгновенье: вот как, ну как она всегда всё знает?! И тут же ляпнул: - Это я, Егорка.

– Я почему-то так и полагала. И далеко вы собрались?

– Там кто-то плачет.

Инесса Валентиновна кивнула, повернулась и пошла открывать Егорке дверь, бросив на ходу: - Ефросинья, оденься потеплее. Фонарь возьми.

И Фрося убежала одеваться. А когда вернулась, Инесса Валентиновна уже стояла в куртке и с большим фонарём в руках. Вот как, ну как она всё успевает?!

– Пойдём посмотрим, кто у вас там плачет.

И они пошли.

А ночью в лагере совсем другое дело. Безлюдно, пусто, тихо, страшновато. И фонари качаются от ветра и причитают: "Ну куда вы? Не ходите!" И сосны будто прячут привидений в своих разлапистых игольных хвойных лапах. И вдруг сквозь этот скрип и завыванье, и стрекотание цикад, и шорох, поскрипывание деревянных реек на лестнице пирса, и сквозь другие ноты музыки ночного лагеря, до них донёсся плач.

– И правда плачет.

– На озере.

– Ну что, пойдём посмотрим?

А озеро в ночи и не узнаешь. Темно и жутковато, и зловеще. На набережной, где прожектор светит, там посмелее и повеселее. А чуть шагнул в сторонку, в темноту, и будто обволакивает страхом. А почему так страшно - непонятно. Ведь вроде всё знакомое, дневное. Но ночью почему-то всё другое. И плачет кто-то вдалеке так горько. На Горьком озере так никогда ещё никто не плакал. Смеялись много, выздоравливали, пели, но чтобы так рыдать посреди ночи?.. А когда ближе подошли - не слышно, стихло.

Инесса Валентиновна на озеро посветила - никого. И Фрося посветила - никого. А Егорка озеро разглядывать не стал, он своим фонарём под ноги на берегу светил-светил, и высветил - возле воды камушки блестят. Егорка так и замер. Не может быть! Драконьи слёзы*! Снова! А кто же их наплакал? Динозавр? Или раз слёзы - всё-таки дракон? Егорка молча положил камни в карман и пытался рассказать о них Фросе, но она так сосредоточенно разглядывала озеро, что не замечала знаков, которые он ей подавал.