Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

Михаил Иванович был обескуражен. Он умолк, не зная, что еще можно сказать гогочущему залу. Сквозь смех прорывались крики:

– Смотрите, какой голова! Смотрите!

– Из грязи!

– Фабричный!

– Глупость! Глупость! Глупость!
– ввинчивался в уши пронзительный голос.

Калинин слушал издевательский хохот, и злость наполняла его.

– Господа!
– он нарочно назвал их так.
– Вы рано хохочете, господа! Пословица говорит: хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Он резко повернулся и вышел из зала, в котором стало вдруг так же тихо, как и при его появлении. Думцы, разом отрезвев, недоумевающе глядели друг на друга. Неужели это они только что вопили и хохотали, вели себя как глупые подростки, вместо того, чтобы поговорить, разобраться? Недоброжелательно, с опаской косились они на улыбавшегося Мануильского, однако выдворить его никто не решался. Он гласный думы, имел право присутствовать на всех заседаниях.

Между тем Калинин прошел в кабинет городского головы. Окинул взглядом просторную комнату с длинным столом: бумаги, придавленные массивным пресс-папье, пепельница, подсвечник. Вокруг стола тесно сдвинуты стулья. Среди них выделялось кресло с высокой спинкой, в котором любил сиживать респектабельный, тучный Шрейдер.

Не без труда отодвинул Михаил Иванович это тяжелое кресло. Подумал: откуда у гласных такая ненависть к новой власти? Ведь там, в зале, собрались не капиталисты, не родовитые дворяне, а в общем-то простые люди, страдавшие при царизме, среди которых немало выходцев из крестьян, из рабочих. Многие из них боролись против самодержавия, прошли те же самые тюрьмы и ссылки, что и большевики. С некоторыми Калинин встречался в царских застенках. А теперь они стали лютыми врагами. Почему? Разница в образовании, в общественном положении? Ну, нет, образованностью могут блеснуть далеко не все думцы... Просто большинство тех, кто демонстративно хохотал в зале, являются вольными или невольными выразителями интересов буржуазии. До недавних пор они состояли (а кое-кто состоит и по сей день) на службе у финансовых воротил, у купцов, культура которых растилась в ресторанах на битье стекол да в конюшнях. У этих «борцов за революцию» сказалась их родственная связь с буржуазией, они почувствовали смертельную угрозу своему классу, что и вылилось внешне в страшной злобе персонально к новому городскому голове.

Они беснуются от бессилия и, возможно, от подсознательного понимания собственной неправоты. У кого нечиста совесть, тот готов унижать, оскорблять других, не гнушается ни клеветой, ни насилием, лишь бы достичь цели. А люди, убежденные в своей правоте, действуют уверенно, твердо, но без жестокости. Так будет поступать и он. Пусть в зале думцы низвергают на него потоки хулы - он будет работать.

Михаил Иванович снял телефонную трубку, соединился со старшим бухгалтером управы:

– Говорит городской голова Калинин. Зайдите, пожалуйста, ко мне.

– Кто? Кто говорит?

– Новый городской голова Калинин, - терпеливо объяснил Михаил Иванович, хотя и уловил насмешливые нотки в голосе бухгалтера.

– Извините, но мне такой неизвестен, - сказал бухгалтер и повесил трубку.

«Ну, что же, начнем с другого конца». Калинин вызвал коменданта думы:

– Немедленно приведите ко мне старшего бухгалтера.

– А если?.. Если они не пожелают?
– изогнулся в полупоклоне комендант.

– Бухгалтер находится на службе и обязан явиться. Если не пойдет сам, привести надо.

– Силой?
– изумленно спросил комендант.

– Может и так. Но лучше - словами. Комендант вышел из кабинета и через несколько

минут возвратился. Произнес растерянно:

– Старшего бухгалтера нет. Они отбыли со службы. И многие другие отбыли тоже.

– Понятно, - усмехнулся Калинин.

Плохо ли, хорошо ли, но обстановка по крайней мере прояснялась. Саботаж - прием не новый. Им пользуются сейчас служащие многих учреждений. Михаил Иванович был готов к этому, заранее продумал некоторые контрмеры.

В комнату, нарочито громко топая, вошел Шрейдер.

– Надеюсь, вы захватили только мой кабинет, но не мои личные вещи?

– Чем скорее вы заберете отсюда свое пальто и калоши, тем будет лучше.

– Признателен. Но здесь и мои бумаги.

– Будьте любезны.

Шрейдер принялся рыться в ящиках стола, сердито сопя. Совал бумаги в портфель. Потом снял пальто с вешалки в углу кабинета. Глянул на Калинина, словно оценивал:

– Кресло-то великовато для вас.

– Ничего, - утешил его Калинин.
– Мне нравится, когда просторно.

Шрейдер удалился, не попрощавшись. «Трогательная забота» эсера развеселила Михаила Ивановича. Вышел из-за стола. Кресло действительно было рассчитано на двух таких, как Калинин. Сделано с верой в то, что массивность, тяжеловесность сами по себе производят впечатление, укрепляющее авторитет власти. Конечно, жаль Шрейдеру оставлять такое сиденье. Михаил Иванович прошелся по мягкому ковру, предложил коменданту:

– Давайте осмотрим управу.

Коридоры и комнаты на всех этажах были пусты, чиновников словно ветром сдуло. Куда ни глянешь - везде разбросанные в беспорядке бумаги, распахнутые настежь дверцы шкафов, опрокинутые стулья. «Дела» расшиты, документы валяются под ногами.

– По какое время выплачено жалованье служащим?

– На два месяца вперед, - сказал комендант.
– Такое указание было.

– Считают, значит, что больше двух месяцев Советская республика не продержится, можно дома пересидеть. Или денег в управе оказалось мало?

– Не могу знать, - торопливо ответил комендант, словно отмежевываясь от действий властей.
– У меня все работают: истопники, сторожа, курьеры, дворники, уборщицы. И те служащие, которые в здании думы живут, тоже здесь.

– Пригласите их от моего имени на собрание.

– Служащих?

– Всех.

– Что? И дворников?

– Среди дворников тоже найдутся грамотные.

– Читать-писать умеют.

– Это неплохо, - рассеянно ответил Михаил Иванович, думая о своем.

Младшие служащие, низшие чины управы конечно же знают делопроизводство не хуже своих коллег, старших по должности. А может, и лучше - они ведь непосредственно занимались всеми бумагами. Надо объяснить им, к чему приведет саботаж, какой ущерб 8наносит он жителям Питера. И сказать, чтобы сознательные граждане без промедления взяли в свои руки бразды правления.

А после собрания - в центральный комитет профсоюза рабочих и служащих городского хозяйства. Оттуда - на важнейшие предприятия городского самоуправления. Поговорить по-дружески с людьми, предупредить их, что административный персонал наверняка начнет забастовку против нового городского головы. Однако работа предприятий не должна прекращаться - вся надежда при этом на трудящихся, на низших служащих.

2

Шрейдер и его сообщники цепко держались за власть. 2 декабря они как ни в чем не бывало собрались в здании думы, открыли очередное заседание. И в это же время, как по сигналу, оставили работу администрация и технические руководители трамвайных парков, газового завода, электростанций, водопровода. Ушли многие телефонистки.