Первый, случайный, единственный

Она довольно хорошо представляла себе всех этих создателей систем ментальности. Как правило, создание подобных систем шло под наркоту, поэтому символ невидимости был, конечно, очень кстати.

– А клуб уже оформили, – сказал Игорь. – Тот, помнишь, для которого я шахматы делал. Он тут рядом совсем, за углом. Может, зайдем? Шахматы посмотришь…

– Я уже видела.

– Ты на мониторе видела. А в натуральном виде они лучше. Если тебе неприятно, я не буду про крийя-йогу рассказывать, – добавил он почти жалобно.

– Ну ладно, ладно, без самопожертвования! – засмеялась Полина. Очень уж смешно он заманивал ее разными в его представлении интересными вещами. – Пошли, посмотрим, чего ты там навалял. Едят в этом твоем клубе или только в шахматы играют?

Клуб «Небесные шахматы», расположившийся на первом этаже свежевыкрашенного фисташкового особнячка на Малой Ордынке, показался Полине не столько клубом, сколько рестораном. Во всяком случае, хотя столики и были застелены скатертями в виде шахматных досок, но все же это были скатерти, а значит, столики предназначались для еды.

– Вообще-то убого, – поморщилась она, разглядывая набор для специй, выполненный в виде шахматных фигур, ладьи и коней. – Слишком уж символично, могли бы что-нибудь и поизящней придумать.

– Сервировку ведь не я придумывал, – пожал плечами Игорь. – Мое только вот это.

Полина уже и сама заметила огромную прозрачную доску, установленную на возвышении в углу. Доска была та самая, которая так восхитила ее, когда впервые возникла на экране Игорева компьютера: прозрачная, изнутри светящаяся холодноватым зеленым светом. И огромные шахматы, тоже прозрачные, стеклянные, стояли на доске в неведомом порядке начатой партии, и на плоском мониторе, расположенном под доской, мелькали города и страны – Нотр-Дам сменялся Кельнским собором, потом Кремлем, потом небоскребами-близнецами нью-йоркского Центра международной торговли…

– Хорошо получилось, – сказала Полина, садясь за столик. – Учти, у меня денег нету, так что давай уж по своим возможностям заказывай.

– Меня здесь бесплатно обещали кормить, – сказал Игорь. – Может, и не всегда, но время от времени. А злоупотреблять я не буду, они знают.

– Божья ты птичка, – усмехнулась Полина.

– Они с девушкой приглашали прийти, и я захотел с тобой. Ты же у меня единственная девушка, – улыбнулся он.

Он охмурял ее точно так же, как когда-то в первый раз, а потом во второй. И она дважды поддалась на этот незамысловатый и, в общем-то, искренний охмуреж – на обаяние Игоревой беспомощности… Но теперь она знала цену всему этому и обаянию его, и беспомощности, так что старался он, конечно, напрасно. Полина даже хотела сказать ему об этом, но не сказала. А зачем говорить? Все равно она посидит здесь с ним и уйдет, и какая разница, с объяснениями она это сделает или без объяснений?

Она ткнула пальцем в первое попавшееся название в меню. Название оказалось смешное – «Детский мат».

– Это что? – спросила Полина официанта, одетого в костюм шахматного слона – точнее, офицера.

Название «офицер», кажется, было неправильное, но Полине оно нравилось больше, чем правильное «слон».

– Это пицца, – сообщил официант-офицер.

– А что же в ней матерного? – удивилась Полина.

– Количество компонентов, – объяснил тот. – Столько же, сколько ходов требуется для детского мата. Это, если вы знаете, мат в три хода.

– Ну, давайте вашу трехходовку, – кивнула Полина.

Как назло, вспомнилась курица, которую они с Георгием ели в нескладный вечер его отъезда, и аппетит совсем пропал.

– Может быть, ты хочешь что-нибудь пооригинальнее? – спросил Игорь. – Зачем же обычную пиццу?

– Да какая разница, обычную или необычную? Это ерунда, – ответила Полина и сразу же опять вспомнила Георгия.

Он говорил «это ерунда» довольно часто, и глаза у него при этом так светлели, что по сравнению с этим ей все казалось ерундой.

«Зато принесут быстро», – подумала она.

Сидеть с Игорем в ресторане – это было все равно что разбирать лески с подковами. Хоть какое-то занятие, и только.

Пиццу действительно принесли быстро, и она действительно оказалась незамысловатой. Большая, на всю тарелку квадратная лепешка была расчерчена на белые и черные квадраты. Квадраты были сделаны из грибных ножек и шляпок, а воткнутые в них маленькие пешки и фигуры – из сыра и темно-красной ветчины.

Игорь собрал со своей пиццы ветчинные фигурки и переложил их на Полинину тарелку.

– С глазами так и не ешь? – вспомнила Полина.

– Ты просто взгляни на меня другим взглядом, – не отвечая, попросил он. – И сразу поймешь, что заблуждаешься на мой счет.

– Да зачем же я буду на тебя каким-то другим взглядом глядеть? – пожала плечами Полина. – Я уже и прежним все прекрасно разглядела.

Она наколола на вилку белых короля и королеву и отправила их в рот.

– А может быть, не все? – Он смотрел на нее так, словно от каждого ее слова зависела его жизнь. – Может быть, даже совсем не то ты во мне видела, что есть на самом деле?

– Может быть, – не стала спорить она, отковыривая от пиццы белую клеточку.

– Полина, я без тебя, как… Без тебя у меня нет сил жить, – сказал он.

– Это, по крайней мере, честно, – кивнула Полина. – Ну так подключайся к розетке, если тебе энергии не хватает, а меня…

И тут она замолчала, и не только замолчала, а замерла, словно помертвела – так, что даже вилка выпала из ее руки.

Игорь встрепенулся – наверное, решил, что сумел убедить ее сделать то, чего он так сильно хотел. Если он вообще мог чего-нибудь сильно хотеть.

Но ей было уже не до Игоря с его хотением, точно так же, как не до шахматной пиццы. До нее словно только сейчас дошли слова «взгляни другим взглядом», и эти слова относились совсем не к Игорю…

– Ты что? – удивленно спросил он, глядя, как Полина медленно встает из-за стола.

Упал за ее спиною стул. Бармен настороженно уставился из-за стойки в углу на рыжую девицу, которая, видно же, неизвестно что может вытворить в любой момент.

– Ничего… – пробормотала она. – Конечно – другим взглядом… Что есть на самом деле…

Не глядя больше на Игоря, Полина пошла к выходу, машинально взяв свою расшитую дубленку, которую наблюдавший за нею официант быстро снял с вешалки и подал ей.

…Конечно, дело было совсем не в Игоре. Она не кривила душой, когда сказала ему, что просто забыла о его существовании. И ничто в ней не всколыхнулось, когда она его увидела. Ни радость, ни боль, ни хотя бы удивление: сколько, мол, времени прошло, а он все тот же, неизменный, как его бритая голова в ничего не значащих шишках. Да и не так уж много времени прошло.