Первый выстрел
Шрифт:
пели люди вокруг костра.
И Юре казалось, что он готов сейчас повторить все подвиги Геракла.
На следующее утро в гимназии рассказ Никандра Ильича о скифах знала вся четверка. Хлопцы решили, когда будет время, заняться поисками остатков скифского оружия.
Глава IV.
1
Декабрь! В Эрастовке давно все уже покрыто снегом и хлопцы катаются на коньках. А тут все еще осень: льют дожди, над горами висят низкие, тяжелые облака. Иногда вершины гор становятся совсем белыми. И трава по утрам в белом инее. Однажды утром на реке даже появился тонкий и звонкий, как стекло, ледок. Юра обрадовался — зима пришла! Но на обратном пути из гимназии он с огорчением увидел, что ледок исчез.
Интересно изо дня в день наблюдать за этой странной зимой. Почти половина листьев осталась на деревьях. На виноградных кустах еще много зеленых. Ну и зима!
В гимназию надо идти больше двух километров по садам и виноградникам, через реку, где прыгаешь с камня на камень, через Ферейновскую горку. Идешь в курточке, шинель уже тесна, а на ногах постолы — четырехугольные куски сыромятной кожи, стянутые ремешком по верхнему краю. Теперь многие так ходят: ботинки стоят слишком дорого. В постолах ходит Юсуф. В постолах очень удобно лазать по горам.
«Ох, начинаются мучения», — думал Юра, открывая после обеда ранец. Тут бы сбегать с берданкой, а надо готовить уроки. А чего проще, поднимись на Пилав, и даже с половины горы можно увидеть при накате на море, а особенно перед заходом солнца, как утки тянут на реку. Видно даже, где они опускаются. Подходи и стреляй из-за кустов по сидящим внизу уткам. Или еще проще: если подняться на калыбную плотину и осторожно выглянуть, то под самым носом увидишь плавающих уток…
А лучше всего пойти с охотниками за зайцами на Георгий. Но для этого нужно полдня. А тут эти уроки, уроки, уроки… Но надо терпеть. Ведь он дал маме слово учиться на пятерки, иначе она и в воскресенье не отпустит на охоту. Вот и стараешься. Но и по воскресеньям мама долго ворчит и с неохотой отпускает. Однако когда он приносит утку, то и Ганна и мама очень довольны.
Однажды на большой перемене Степан предложил друзьям завтра «бартышать», то есть прогулять.
— Айда, хлопцы, на море, под парусом гулять! Батя в Феодосию едет — лодку можно взять. Выгребем за Алчак и поднимем парус!
Юра заколебался: мама узнает, право на охоту потеряешь…
— А мы без тебя рванем!
И он не устоял.
С утра Степа, Сережа, Коля и Юра пошли в гимназию честь честью, взяв ранцы. Но по дороге они запрятали ранцы в маленькой пещере, завалили их камнями и «дунули» к берегу. Они шли буйной, вольной ватагой по взгорьям, сторонясь хоженых дорог, орали, пели песни, скатывали камни, до оскомины наелись кизила.
Накат у берега был небольшой, но ветер свежел. Гребли двое, каждый на одном весле, двое отдыхали. Когда вышли за Алчак, установили мачту и не сразу — запутались в такелаже — подняли парус. Баркас так положило набок, что парус поспешили опустить.
— Кто опустил? — закричал Степа. — Зачем?
Юра и Сережа виновато молчали. Степа снова поднял парус, закрепил шкоты, и баркас понесся… Он взлетал с волны на волну. Из-под носа летели брызги. И все было бы
хорошо, если бы Степа, ставя парус по ветру, не повернул баркас так круто. Их сейчас же положило набок. Вода в декабре холодная. Добро, что недалеко от берега. Они бы и сами выгребли, держась за баркас, и незачем было греку Афиде идти к ним на помощь, «спасать». Выбравшись на берег, мальчики сейчас же побежали греться в дом к Степану. Он стоял у самого моря, в ряду таких же одноэтажных домиков под черепичной крышей.Мокрые, взбудораженные, они шумно ввалились в комнату… и очень смутились. В комнате было полно гостей, накурено, на столах стояла закуска и кувшины с вином.
— Откуда вы такие сорвались? — сердито спросил отец Степана, похожий свисающими усами на моржа.
Долговязый Степа, переминаясь, стоял посреди комнаты и вместо ответа глупо сказал:
— Ты ведь в Феодосию уехал, батя…
— Эге. Я в Феодосии теперь, это точно. А здесь только мой двойник выпивает…
От дружного хохота гостей качнулась, казалось, висячая лампа. Степа попытался укрыться за спинами друзей, но не получилось: он торчком возвышался над их головами.
— Так кто же вас купал в море? — продолжал отец.
С веранды вошел старший брат Степы и сказал:
— Тоже морячки! Да их опрокинуло с нашим баркасом. Прибежали сушиться. Афида их из моря вытащил.
Отец рассердился. Он перестал улыбаться и так посмотрел на Степана, что тот вроде бы стал меньше ростом.
— Ладно, — сказал отец. — Серьезный разговор впереди. А сейчас согрейтесь, выпейте по стакану вина, а потом вами мать займется, накормит. Поскидайте одежду, пусть у плиты посушится. — И он показал Степану здоровенный рыбацкий кулак.
Юра огляделся. В комнате сидели знакомые рыбаки, несколько матросов. С радостью он увидел и дядю Ваню с «Гаджибея».
Пока ребята медленно, по очереди пили из граненого стакана терпкое красное вино, дядя Ваня продолжал прерванный их приходом рассказ. Голова его была повязана белым бинтом, и бескозырка чудом держалась на самой макушке.
Дядя Ваня только что вернулся из-под Ростова-на-Дону, где отряд черноморцев целую неделю вел тяжёлый бой с белоказаками атамана Каледина. Еще в ноябре, по решению Черноморского флотского съезда, небольшая флотилия вышла из Севастополя на помощь ростовскому Совету.
— Вместе с ростовскими красногвардейцами бились мы с калединцами беспощадно, — говорил дядя Ваня. — Косили белое казачье сотнями. «Полосатая смерть!» — кричали казаки и поворачивали коней назад, когда наша братва в тельняшках грудью выходила на них. Мы — из Севастополя — показали белякам, что значит матрос революции! Но что поделаешь, они все на конях, а мы пешие. Против каждого нашего они выставляют десять конников. Запросили мы подкрепление. Отказали нам эти гады, меньшевистские и эсеровские управители севастопольского Совета. Пришлось взять на борт братву и красногвардейцев и отчаливать. Душа горит! — выкрикнул он и рванул на себе тельняшку.
— Интересно получается! — сказал кто-то из дальнего угла комнаты. — Матросы на всех кораблях черноморских, рабочие Севастополя — все стоят горой за власть Советов, за ленинское правительство, за большевиков! Жизней не жалеют! А в севастопольском Совете верховодят меньшевички и эсерики. Да к чертовой бабушке гнать их надо, переизбрать Совет!
Юра всмотрелся и увидел, что говорит тот молчаливый матрос с маяка на мысе Меганом, который был на заячьей охоте. Но тут пришла мать Степана и увела мальчиков сушиться.