Первый выстрел

— Почему так поздно? — строго спросила мать, когда Юра вечером явился домой.

— Заходил в гости к Степе, — ответил Юра и побежал к Лизе узнать, что задано.

Вернувшись, он застал дома бурю. Оказывается, мимо проходила их учительница Надежда Васильевна и спросила, почему сегодня Юры не было в классе, не заболел ли?

— Ты еще и врать научился?.. — бушевала Юлия Платоновна. — Кругом беда, сумятица. От отца два месяца писем не было, оказывается, он тяжело болел. А ты безобразничаешь! Вырос до потолка, а ведешь себя, как ребенок, бегаешь из гимназии. Тебя и здесь исключат! Обманщик!

Обманщик молчал, терпеливо сносил нагоняй. Но, когда Юлия Платоновна заперла берданку в шкаф и запретила охотиться, он испугался. Он просил прощения, обещал учиться только на пятерки, клялся, что никогда не будет обманывать. Лишь после этого мать установила двухнедельный испытательный срок, а до его конца берданка будет в шкафу.

2

На уроке закона божия Юра спросил отца Сергия, высокого, спокойного и добродушного старика, как понимать декрет петроградского правительства об отделении церкви от государства. Он слышал — говорят об этом.

— Вопрос не по нашей программе, но я отвечу, — сказал отец Сергий. — Во-первых, это не правительство, а самозванцы и безбожники большевики. Поход против христиан начал еще Нерон. Супостат бросал христиан львам на растерзание. Мавры продолжали эту кровавую расправу с христианами. А теперь большевики подняли руку на христианство, чтобы установить царство невежества, безбожия.

— А правда ли, — раздался дискант Сережи, — будто христиане сожгли книги Коперника на костре за его открытие, что Земля вертится? И Джордано Бруно сожгли. И Галилея священники пытали. Нам Никандр Ильич рассказывал. А ведь Земля вертится. Это теперь все знают.

Девочки зашумели, закричали:

— Ты с ума сошел! Замолчи! Как не стыдно!..

Батюшка сначала покраснел, потом степенно погладил желтыми от табака пальцами свою длинную рыжеватую бороду и произнес:

— Правда! Но то, о чем ты говоришь, — злодеяние еретиков католиков, слуг папы римского. Православные же всегда отличались терпимостью.

— А если так, — голос Сережи звенел от волнения, — то почему церковь всегда за царя была и против революции, всегда за богатых, а бедным только на небе рай обещала? И еще! Все воюющие страны, и лютеране — немцы, и французы — католики, и турки — мусульмане, и русские, — все молятся богу о ниспослании им победы. Как же бог выбирает, кому помочь? И почему, если истинно только православие, он не дал победы русскому оружию?

— Не свои слова глаголешь, отрок, а уподобляешься попугаю. А еще первый ученик! Имей свою голову на плечах.

— Вот я и считаю, что вышел справедливый декрет: все религии равны. Каждый может верить или не верить. Свобода совести! Не должно быть главной религии. И кто верит, пусть учится своему закону божию. А кто не верит, может не ходить на уроки закона божия! — сказал Сережа.

— Довольно! — прогремел бас отца Сергия. — Не позволю хулить веру, святотатствовать на уроке. Ты, Сергей, и ты, Юрий, изыдите из класса! — Перст священника указывал на дверь.

Оба встали и пошли к двери. За ними пошел и Коля.

— Вернитесь! Обратите очи ваши на икону и вместе прочтите «Отче наш»!

Сережа и Юра переглянулись.

— Или я отлучу вас от школы!

— Не имеете права! — крикнул Коля.

— Не имеете права! — повторило еще несколько голосов.

— Встать! — рявкнул священник. Все вскочили. — Все пойте!

— «Отче наш, иже еси на небесех…» — громко разнеслось по классу. К молчавшим протягивался палец священника, и те тоже начинали петь.

Когда пение закончилось, отец Сергий сказал:

— Николай, Юрий и Сергей, займите места! На первый раз прощаю. Но задумайтесь, куда вас может завести непокорство и дурномыслие. В когти к дьяволу!

— Значит, и в дьявола надо верить? — неожиданно для самого себя спросил Юра.

— Верить? — повторил озадаченный священник, и тут же загремел его бас: — Дьявол есть. Вот он! Я вижу его за твоей спиной! Он внушает тебе греховное сомнение.

Все в классе повернули головы и с интересом стали разглядывать Юру. Володя Даулинг даже приставил кулак к глазу, делая вид, что хочет получше рассмотреть дьявола за Юриной спиной.

Зазвенел звонок, отец Сергий ушел.

— Как ты смел задавать батюшке такой дурацкий вопрос? — с негодованием спросила Лиза.

— Почему дурацкий?

— Кто же сомневается в существовании дьявола?

— Я! — сказал Юра, хотя еще недавно он не сомневался.

Когда Дмитро Иванович рассказывал ему о всяких чертячьих проделках, он искренне верил в эту веселую чертовщину.

— А ты веришь, что кузнец Вакула катался на спине черта, как на аэроплане?

В класс шумно ввалились «иноверцы» — лютеране, мусульмане, католики… Им не положено было присутствовать на уроке закона божия, а они составляли половину класса.

Услышав, что класс гудит, как потревоженный улей, Франц Гут поинтересовался, в чем дело.

Девочки наперебой принялись объяснять.

— А я бы его спросил, — сказал Буся Финкельштейн, — почему, если православные так терпимы, они устраивают еврейские погромы и несут при этом иконы впереди?

— А мусульмане устраивают армянские погромы, режут маленьких детей и женщин, а перед этим просят в мечетях помощи у аллаха, — добавил Вартан Погасян.

— Потому что надо давать сдачи, — сказал Манас. — В Симферополе теперь есть еврейский батальон и погромов не бывает.

— К дьяволу чертей! Долой! — крикнул Коля.

Раздались негодующие, испуганные голоса девочек.

— Не орите! — крикнул Сережа. — Давайте по порядку. Кто хочет говорить, пусть лезет на парту.

Лиза встала на парту и затараторила:

— Бог вездесущ и справедлив! Заповеди учат нас…

— Какой бог? — крикнул Коля.

— Как — какой? — смешалась Лиза.

— Аллах, Иисус Христос, Иегова, Перун, Будда, Аллах… — стал перечислять Петя.

— Я говорю о настоящем боге, — рассердилась Лиза.

— О Магомете? — спросил татарин Сайдами, сын торговца.

— А ну вас, я серьезно… — Лиза села, вся красная.

Тогда захотел сказать Юра:

— Интересно: каждый верит только в своего бога, а в черта верят все, любых религий. Значит, боги разные, а черт у них один? Слушайте, а если не бояться черта, так как его нет, — продолжал Юра, восторгаясь новизной своей мысли, — то зачем тогда нужен бог, спасающий от черта?