Первый выстрел

Друзья разыскали Макса в кофейной. Он вышел с ними в садик.

— Их повезут в семь утра на линейке в Феодосию, — сказал Макс. — И в двух-трех часах езды от Судака они убегут в горы. Конвоиры будут стрелять вверх. Но сначала доставьте шампанское и «куш-каи» ко мне домой. А то еще обманете.

— А если вы обманете? — тем же тоном ответил Юра.

— Тогда вам не жить! — пригрозил Коля.

— Ну, ты! От горшка два вершка, а угрожает!

— Надо, чтобы их отпустили в Судаке, — сказал Юра (так им наказал Трофим Денисович!). — Пусть их поведут куда-либо на допрос. А вино вы можете посмотреть. Не обманем. Честное слово. И надо предупредить арестованных, в каком именно месте они должны бежать и куда сразу направиться. Там их будут ждать.

— Пойду поговорю. Ждите меня возле береговой дачи.

Следующим утром, когда троих арестованных вели из контрразведки якобы для того, чтобы они указали место за слободкой, где зарыта большая партия большевистской литературы, они бежали.

Трофим Денисович строго-настрого запретил хлопцам и близко подходить к месту, где должен был быть совершен побег.

— Найдутся подходящие люди, которые встретят, помогут и уведут беглецов куда надо, в надежное место. А вам там делать нечего, — сказал он. — Вот только передайте через этого Макса письмо Никандру Ильичу, Василию и поручику Баранову. Насчет этого поручика мне теперь известно все. Освободить его надо, хоть кровь из носу.

Мальчики письмо передали, а первую часть приказа Трофима Денисовича выполнили только наполовину: они все же залегли на винограднике, неподалеку от назначенного места.

Вначале все произошло так, как было намечено. Никандр Ильич, дядя Яша и товарищ Василий, как им было предложено в письме, разбежались на перекрестке узких кривых улочек в разные стороны, чтобы потом сойтись неподалеку. Там их будет ждать повозка с двумя товарищами, одетыми в солдатскую форму. Накрыв брезентом, их повезут к Георгию, а оттуда тропками проведут в горы, в партизанский отряд, где Гриша-матрос. Таков был план Трофима Денисовича.

Все бы шло хорошо. Подкупленные конвоиры выполнили свою роль, отлично стреляли в воздух. Но в контрразведке у Никандра Ильича разбились очки с толстыми стеклами. А без них он был беспомощен, как ребенок. Он побежал совсем не в ту сторону, потом спохватился и медленно, из-за одышки, вернулся к перекрестку. Там его и застрелил случайно подвернувшийся полупьяный офицер, видевший за три минуты до этого всю сцену побега.

Никандр Ильич упал замертво. Вокруг него столпились конвоиры, убийца-офицер, прибежавший на выстрел Трофим Денисович… Подбежали мальчики, пытались приподнять Никандра Ильича.

Учитель был мертв. Приехавшая через час подвода увезла его тело в контрразведку.

Убитые горем друзья поплелись к Сереже. Коля плакал и говорил:

— Я знаю этого офицера, он живет в гостинице. Я его убью, возьму ружье и убью…

Вернулся Трофим Денисович, злой, мрачный. Покусывая усы, он сказал:

— Ну, поручик Баранов и товарищ Василий в порядке, вывезли их удачно. А вот учитель… Эх, пропал хороший, настоящий человек!..

На следующий день в Судаке только и было разговоров, что о побеге. К вечеру прикатили контрразведчики из Феодосии, но беглецов и след простыл. Зато в Судаке быстро нашлись «очевидцы». Один рыбак утверждал, что «своими глазами» видел, как в бухту зашла моторка, причалила к берегу, беглецы прыгнули в нее и умчались в море.

Другие, наоборот, не верили в побег. Они тоже «своими глазами» видели автомобиль, в котором везли арестованных в Севастополь. А кое-кто говорил и так: «Сами расстреляли арестованных, а делают вид, будто ищут».

Для подобных разговоров были все основания, так как даже арестованных по подозрению нередко расстреливали без суда и следствия.

В Судаке о Никандре Ильиче сожалели многие, и еще долго его имя поминалось добрым словом. В «клубе» возле парикмахерской часто можно было услышать: «Жаль, нет профессора… Он бы точно объяснил». А отец Коли, горестно качая головой, повторял: «Святой человек был, мудрый…»

Осиротевшие мальчики после смерти учителя посуровели и как-то сразу повзрослели.

Глава IV. СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ДНЕЙ

1

Ранняя весна 1919 года. Юра с Лизой забрались в «сховище» и вдвоем молча читают книгу де Костера «Легенда об Уленшпигеле». Эту книгу Никандр Ильич дал Сереже незадолго до своей гибели. Юра долго выпрашивал ее, но Сережа упрямился:

— Никому никогда не дам… Мало ли что может случиться с книгой! Не выпущу из дома.

Все же Юра выпросил ее только на четыре дня. И вот теперь они с Лизой, пользуясь каждой свободной, минуткой, читают ее вместе, чтобы сэкономить время. Перед тем как перевернуть страницу, Юра взглядом спрашивает Лизу. Она молча кивает: «Переворачивай, можно».

…Яростный, храбрый Тиль Уленшпигель, его веселый толстый друг Ламме Гудзак, подруга Тиля — верная Нелле… Их Фландрия в огне, в виселицах, свирепые поработители топчут ее, грабят. А отважные, веселые и беспощадные гёзы борются за свободу родины. Как похоже на то, что происходит сейчас в Крыму! И Гриша-матрос похож на настоящего гёза.

— Пепел Клааса стучит в моей груди! — тихо шепчет Юра и думает о Никандре Ильиче.

Наверху, у графа, как всегда, гости, офицеры.

— Что, Жоржик, — сказал невидимый Юре гость, — видно, опять драпать будем? — и грубо выругался. — Красные уже к Каховке и Мелитополю подступают, жмут вовсю, вот-вот в Крым ворвутся, ей-богу! На фронт идти — дураков нет, сразу пулю в грудь получишь. А здесь большевистские партизаны пулю в спину влепят… Кругом шестнадцать, Жоржик! Пора сматывать удочки и о шкуре своей подумать. Есть дельце на пару: в Алупкинском дворце я десяточек картин присмотрел. Легко взять можно. Да два ящика старинного серебра на виду имею. Покупатель есть, американский капитан…

— А какими деньгами платить будет? — спросил второй офицер. — Если деникинскими «колокольчиками», вались он к дьяволу! Только валюта!

Голоса удалились. Юра закрыл книгу. «Драпать будут? — удивился он. — Надо Трофиму Денисовичу сказать. И про картины. Он ведь говорил, что печенеги разворовывают ценности из крымских дворцов, следить надо…»

Послышался звон шпор, стук отодвигаемых стульев. На веранду вышли гости.

— Господа, положение весьма тревожное! — произнес кто-то с сильным иностранным акцентом.

— Это полковник Труссон, командующий союзными войсками в Крыму, — шепнула Лиза.

— Я просил добровольческую армию продержаться на подступах к Крыму хоть месяц, чтобы подготовить оборону Севастополя, а она сейчас удирает при приближении красных с изумительной быстротой. Да! Я даже готов отдать приказ миноносцам обстрелять части добровольческой армии и топить, если они будут без боя удирать через пролив. Позор! Мне донесли, что на одном участке фронта большевики были еще в двадцати двух километрах, когда началось беспорядочное паническое бегство. Всюду разложение, разврат, грабеж, трусость! И дай бог, если в белой армии есть хоть треть благородных людей… Штабы огромны, а в дивизиях по триста человек. Ничего подобного я не видал!..