Первый

Я выросла среди таких мужчин - брутальных, жестких и опасных. Порой тот уровень жестокости, что я видела, был запредельным. Но такова была моя семья. Я научилась находить в тех, кто был рядом, хорошее вопреки тому, что порой им приходилось делать, чтобы обеспечить безопасность нашей семьи.

Но никто, ни один из тех мужчин, что меня окружали, никогда не позволяли себе ничего подобного. Для всех я была папиной принцессой. Девочкой, которая вечно лезла под руку, и которую тщательно оберегали.

Если бы кто-то позволил в мою сторону хоть один косой взгляд, скорее всего, отец сразу вырвал бы ему кадык своими же руками.

В школе мальчишки меня не интересовали, потому что все они были маленькими и каким-то глупыми. Я мечтала, что моим мужем будет такой, как папа - да, опасный и жесткий. Но надежный. Тот, за которым будет спокойно. Именно так и мама всегда про отца говорит.

И я впитала это с ее молоком - мужчина должен быть тем, с кем не страшно. И с которым ты будешь готова воевать против всего мира. Возможно, для кого-то это покажется глупостью, но у наших с Витей родителей любовь именно такая - дикая, животная и… надежная.

Пока жила с родителями, ни о каких отношениях и речи быть не могло. Я потому и хотела вырваться на свободу, отвоевать себе право жить одной, чтобы найти того своего, с кем я пойду по жизни.

И потому все, что делает Бессонов, меня оглушает. Он позволяет себе то, что со мной не проделывал еще ни один мужчина.

Смотрит так, будто готов трахнуть прямо здесь. Не церемонясь. Но вопреки всему его взгляд не кажется липким и мерзким. Напротив, я сражена его бесцеремонностью и тем мужским желанием, которое явно считывается в его глазах.

– Так что? Может, сделаешь исключение, как истинная фанатка?

Его слова звучат насмешкой. Я, наконец, отмираю и с достоинством принцессы демонстративно убираю его пальцы от моих губ.

– Не сотвори себе кумира, слышали?

Марат хмыкает, но меня все же отпускает. Даже отступает на пару шагов, продолжая разглядывать меня, словно зверушку. Я получаю небольшую передышку и судорожно соображаю, как бы лучше выстроить общение дальше.

– Зачем ты пришла в клуб?
– снова спрашивает Бессонов. А я опять хлопаю глазами.

– Я же сказала - интересно было посмотреть на бой.

– Проход кто устроил?

Он спрашивает вальяжно, спокойно, но я-то вижу в глазах, что все вовсе не так. Отец тоже так делает, когда играет с противником в поддавки. Пару раз я видела, чем подобное заканчивается.

– Услышала в баре одном, - пожимаю плечами.
– Никогда не видела настоящих боев. А там парни говорили, что вроде будет круто. Ну, я и попросилась с ними.

– Просто взяла и попросилась?

– Почему нет?
– искренне хлопаю глазами.
– Ты же был первым чемпионом не только в смешанных единоборствах, но и в боях без правил. Хотя вроде такого не бывает.

– И что же, - ухмыляется Марат, снова нависая надо мной, - провафлишь такой шанс трахнуться с чемпионом?

Он опасен - я ощущаю это на животном уровне. Кожа вся покрывается мурашками под его цепким, пристальным взглядом. Если недавно в нем были жажда и похоть, то теперь - голый расчет. И то, как быстро он переключился, шокирует. Мама рассказывала, что когда мужик входит в раж, зависает на сексуальном желании, включить его мозг обратно непросто. Это можно использовать для своих целей.

Но Марат как будто по-другому устроен.

А еще я дико смущаюсь. Не хочу поддаваться этому, но увы. На меня никогда не смотрели взрослые мужчины вот так - словно я для них охрененно желанна.

– У меня не было такой цели, - мямлю в ответ, понимая, что бездарно сливаю шанс выкрутиться. Но слишком уж давит на меня Бессонов.

– Допустим, - он легко соглашается, а затем резко опрокидывает меня на кровать и нависает, ставя руки по обе стороны от моих плеч. От неожиданности остатки батончика выпадают у меня из руки, а я оказываюсь распластанной под мужчиной.
– А теперь расскажи, какая цель была.

Едва уловимый аромат мужского парфюма сбивает и дезориентирует. Чем-то похожим пользуется и мой отец. И брат, кстати, тоже. Виктор вообще во многом копирует папу. Ему сейчас только восемнадцать, но он уже вовсю сопровождает отца на встречах, если это не совпадает с тренировками и обучением.

В моем окружении всегда было много брутальных мужчин. Но ни один не совпадал, не резонировал с образом отца и брата так сильно.

Это меня ой как нервирует и выбивает из колеи - ведь Бессонов, похоже, как раз чувствует себя хозяином положения. А значит, я могу проиграть. И вот тогда…

– Посмотреть, - отвечаю, снова включаясь в роль наивной девочки.

– Журналистка, и просто посмотреть?
– ухмыляется Марат.
– Актерские способности на троечку, царевна.

Очень медленно, будто с ленцой, он отрывает одну ладонь от постели и кладет мне на бедро. К счастью, мне хватило ума пойти на дело в брюках. Иначе бы он касался меня уже под юбкой.

– Я говорю правду, - нервно сглатываю, глядя в его лицо. Он так близко сейчас, что я могу рассмотреть пару мелких шрамов над бровью, то, какие густые брови, и что между ними едва заметная морщинка. А еще у него высокий лоб, практически квадратная челюсть и очень залипательные губы.

– А вообще… - бормочу, с огромным трудом придумывая на ходу, как переключить фокус Марата.
– Где мои вещи?

В данный момент я в позиции слабого, это очевидно. Захоти Бессонов взять меня силой, вероятнее всего, у него получится. Я, конечно, уроки самообороны не прогуливала. Но… Но ясно же, что разница в весовых категориях у нас не в мою пользу. Однако мужчина вместо того, чтобы воспользоваться своим преимуществом, вдруг резко поднимается, а затем и вовсе, встав с постели, отходит к окну. Упирается поясницей в подоконник и, убрав руки в карманы джинсов, холодно выдает:

– Вещи тебе не понадобятся. Посидишь, подумаешь над своей легендой. Как только расскажешь правду, обсудим твои вещи.

– Это противозаконно!
– тут же возмущаюсь, приходя в себя.
– Вы не имеете права удерживать меня силой.

– Считай, ты у меня в гостях, - скалится Бессонов.
– И ключик от двери - рассказ о том, кто тебя подослал в мой клуб, а главное - зачем.

Остро ощущаю, что все, что было до этого - так, прелюдия. Похоже, Марату было любопытно поиграть, вот он и позабавился.