Песчаная война

Он успел вовремя: по плитке открытого коридора уже вовсю грохотали подкованные ботинки. Судя по раздававшемуся то и дело треску, солдаты не тратили время на поиски ключей: в филенку прикладом – всего-то делов.

«Странно, – подумал старик, поплотнее вжимаясь в рыхлый живот супруги. – Это же все не чужое для них. Война закончится когда-нибудь: так зачем же ломать хорошие вещи? Варвары…»

– Ты меня совсем задушил, Зяма, – недовольно заметила Роза Ефимовна, и Зиновий Самуэльевич поспешно зажал дражайшей половине рот: голоса раздавались совсем рядом, возможно, из их же, Орловичей, номера.

– Нет тут никого, – услышал он так, будто говоривший стоял прямо у него за спиной, и обмер от одной мысли, что произойдет, если «черный» решит проверить и эту дверцу. – Пойдем отсюда.

– Погоди, – голос второго звучал глуше. – Эти идиоты разбросали тут все свои ценности. Видал, какая славная цепочка?

– Мародерство – смертный грех, – напомнил первый.

Перебрасываясь шуточками и методично выбивая двери номеров, солдаты удалились. Когда их шаги совсем стихли, мокрый от пота мужчина наконец отпустил полузадохшуюся жену и осторожно выглянул наружу. Непосредственная угроза миновала, но он продолжал чувствовать некий дискомфорт. Не физический – упаси боже! Зудела совсем рядом и никак не давалась, будто надоедливый комар в спальне, некая мыслишка…

– Вот этого я от тебя совсем не ожидала, – госпожа Орлович изволили гневаться на мужа. – Что это за игры? Ты совсем выжил из ума, Зяма. Затевать какие-то прятки, особенно когда нас ждут…

– Это не игры, Розочка! Бог знает, что было бы, если бы они нас нашли.

– Что было, что было, – передразнила Зиновия Самуэльевича супруга. – У тебя паранойя, Зяма! Приличные молодые люди, отлично владеют английским языком…

– Английским? – поднял брови Орлович.

– Ну да! Что тут странного? Все приличные молодые люди сейчас изучают английский. Это модно и в жизни пригодится…

«Но не между собой же они на нем разговаривают! Они ведь арабы!» – хотел было сказать Зиновий Самуэльевич, но не успел.

Где-то от входа в отель, почти не страшные из-за расстояния, ударили частые выстрелы…

* * *

Майор Дженингс курил на пассажирском сиденье припаркованного у дороги джипа.

Он вообще-то терпеть не мог этой пагубной привычки, но что делать, если вонючие арабы понятия не имеют о дезодорантах и очень слабое – о личной гигиене. В машине стояло такое амбре, будто в ней находился покойник. Причем как минимум неделю. На солнцепеке. Надо признать, что египетские сигареты воздух тоже не очень озонировали, но все прочие ароматы перебивали весьма успешно.

Майор выбросил в окно окурок и вытянул новую сигарету из пачки, в который уже раз хмыкнув при виде изображенного на ней больного, умирающего от рака легких. Неплохая реклама! Интересно, что сказали бы американцы, вздумай табачные компании украшать свои изделия подобным образом? Борьба с курением борьбой, а бизнес бизнесом. В свободной стране каждый волен убивать себя любым способом, который сочтет приемлемым, что бы там ни твердили президент и Конгресс…

«Ты становишься старым брюзгой, Роджер, – одернул себя Дженингс. – Какая тебе разница? Ты ведь не заплатил за это сушеное верблюжье дерьмо в бумажке ни цента…»

Сигареты и обмундирование, провонявшее чужим потом и нещадно жавшее в плечах и под мышками, а еще автомобиль действительно ничего не стоили ни майору, ни американским налогоплательщикам, поскольку были трофеями.

Отряд Дженингса вчера ночью высадился из подводной лодки в паре миль от берега. Как же иначе? Приходится таиться, если Соединенные Штаты как бы в стороне от всей этой ближневосточной заварушки. Господа конгрессмены дают президенту согласие на объявление войны, лишь когда убедятся, что дело выигрышное. Как было с Ираком, например. Но ведь спецоперации это как бы и не война, верно?

Египтяне, всячески подчеркивающие, что они тоже как бы не воюют, ни в чем не ограничивали перемещение иностранных военных по своей территории. Но там армии США и других стран НАТО действовали в рамках «гуманитарных операций», в основном вывозя своих ротозеев-туристов, которых угораздило вляпаться чуть ли не в самое пекло медленно и неохотно разгорающегося конфликта, грозящего затопить кровью весь регион. Трудно прикрыть фиговым листочком гуманитарности три дюжины вооруженных до зубов головорезов, у которых на лбу написано: «Убийца». С тремя восклицательными знаками, розочками и финтифлюшками. Египтяне, еще несколько часов назад владевшие сигаретами, униформой и автомобилями, ставшими трофеями, например, ни минуты не заблуждались. Но что они, простые служаки, могли противопоставить «ребяткам» Дженингса? Теперь аборигены, наскоро присыпанные родным песочком, лежат неподалеку в неглубокой ямке…

Майор прикурил и, не затягиваясь, выпустил изо рта клуб дыма.

Честно говоря, приказ, который он получил перед отправкой сюда, несколько его озадачил. Но только в первый момент. Ему уже доводилось участвовать в подобного рода операциях. И зеленым еще сосунком-лейтенантом в далеком девяносто девятом году на Балканах, и несколькими годами позже – в Ираке, и совсем недавно – на русском Кавказе. Провокация – такое же уродливое дитя войны, как сбор трофеев, ошибочно именуемый некоторыми чистоплюями мародерством. Уродливое, страшненькое, но родное. Кровиночка. Трижды идиот тот, кто идет в армию, мечтая о том, что вся его служба будет состоять из парадов и приятных вояжей в разные экзотические уголки земного шара. И три тысячи по трижды – тот, кто уверен, что спецназ работает в белых перчатках. Извините, господа, но разгребать кровавое дерьмо в белых перчаточках несподручно. Не напасешься, понимаешь, белых перчаток. Так что приходится прямо так, ручками…

Дженингс оторвался от своих мыслей: по дороге, ведущей к морю, пыля, приближались два джипа. Возвращался отправленный на зачистку отеля отряд. Майор выплюнул недокуренную сигарету в окно, потянулся до хруста в тесноватом мундирчике и вычеркнул из списка в блокноте еще одно по-восточному витиеватое название. До завершения операции оставалось совсем немного.

– Подъем! – окликнул он дремавших в тенечке подчиненных.

Блокпост, так удачно подвернувшийся под руку, оказался небольшим, и формы, снятой с аккуратно умерщвленных египтян (вот еще – в окровавленной одежке ходить, фи!), на всех не хватило. Поэтому на зачистку выезжали посменно. И теперь вторая смена, потягиваясь и зевая во весь рот, перебрасывалась шуточками с первой, натягивая чужие мундирчики, которым ядреный американский пот аромата отнюдь не добавил. И как бы ни старался майор подбирать в свой отряд в основном латиносов, чуть похожих на арабов внешне, статью все как на подбор их превосходили, и всем одежда оказалась маловатой.

Несколькими минутами позже лагерь наполнился привычной суетой пересменки. Бойцы обменивались «маскарадными костюмами», не забывая при этом отпустить пару-другую сальных шуточек в стиле незабвенного Эдди Мерфи. Прибывшие, с наслаждением ополоснувшись после потных и тесных мундиров, вытягивались в тенечке с сигаретой в зубах, а отправляющиеся в «рейд», торопливо проглотив невкусный обед (готовить было некому, египетской едой брезговали, а сухой паек, он сухой паек и есть), набивали патронами магазины трофейных «калашниковых». Трудовые будни.

Рядом с Дженингсом на песок опустился капрал Саливан.

– Отличный денек, сэр, – обронил он, глядя куда-то в морскую даль, серебрящуюся под клонящимся к розоватым горам за спиной солнцем.

– Лучше некуда, – напрягся Дженингс: только что произнесенная невинная фраза была условным паролем – «у нас проблемы».

«Только этого не хватало», – подумал Роджер, включая приемник – тоже трофейный, – тут же огласивший окрестности заунывной арабской музыкой.

– Родригес и Спаковски говорили во время операции по-английски, – почти не разжимая губ, прошелестел капрал в ответ на незаданный вопрос. – Вопреки приказу.