Песчаные небеса

– Облава? – предположил Конан, вскакивая и хватая меч. Шум переместился от входа в заведение к лестнице, и раздались крики девочек, развлекавших богатых гостей в главном зале дома. Конан и Мораддин замерли, прислушиваясь и соображая, что придется делать, когда стража начнет проверять комнаты в поисках возможно скрывающихся здесь злодеев. Но почти сразу выяснилось, что городская стража Султанапура тут ни при чем – от мощного пинка распахнулась дверь и в комнату вихрем влетела насмерть перепуганная Стейна.

– Бандиты! – выпалила она, – Конан, там какие-то кхитайцы!.. Тебя ищут!

– Кхитайцы? – широко раскрыл глаза Мораддин и, подняв указательный палец, повернулся к киммерийцу, – Похоже, из города уезжать не придется. Пойдем, разберемся…

Только сейчас Конан рассмотрел, что плечо у Стейны поцарапано, распущенные волосы спутаны, халат местами разорван, а лицо искажено гримасой неподдельного ужаса. Надо думать, неизвестные не стали церемониться как с гостями, так и с хозяевами дома, одержимые желанием любой ценой достичь своей цели. Неужели ею опять был Конан?

Снизу донесся звон стали и приглушенные крики – очевидно, отдыхавшие во «Вратах» офицеры гвардии Илдиза взялись за оружие.

– Сиди здесь и не высовывайся! – гаркнул Конан, отталкивая Стейну от двери вглубь комнаты. Он схватился за дверную ручку, но Мораддин неожиданно отстранил его и со словами: «Действуем, как раньше! Спину мне прикрывай!» выскочил в коридор.

Осторожно выглянув из-за угла, Мораддин некоторое время оценивающим взглядом изучал происходившую в зале для посетителей свалку: визжащие девицы забились в стенные ниши, часть музыкантов была перебита, остальные, побросав инструменты, разбежались; несколько военных из числа гостей еще продолжали рубиться с низкорослыми бандитами. Кто-то завопил высоким срывающимся голосом:

– Всем искать северного варвара! Длинный и черноволосый!

Кричал туранец – это было заметно по одежде, но рассмотреть лицо было невозможно, до самых глаз оно было прикрыто незавернутым концом белого тюрбана. Он стоял у самых дверей, держа саблю обнаженной, но в схватке участия не принимал, видимо, надеясь на умение и быстроту наемников и не желая рисковать жизнью. Те, без труда справившись с последними двумя офицерами, тут же рванулись к лестнице. Четверо кхитайцев оставались внизу, еще двое вломились в дверь, ведущую на кухню, и от туда тотчас же донеслись крики, звон посуды, грохот падающих котлов и шипение разлившейся по раскаленным плитам жидкости.

Мораддин встретил троих наемников на лестничной площадке, выступив из темноты коридора настолько неожиданно, что кхитайцы остановились, отпрянув назад.

– Вы, случайно, не меня ищете? – осведомился полугном, прислонясь к стене и поигрывая кинжалом.

– Прочь с дороги, коротышка! – прошипел один из кхитайцев, выставляя перед собой катану.

– Значит, не меня, – вздохнул Мораддин. – А жаль… Конан, это к тебе. Встречай!

Киммериец показался из коридора, растянул рот в улыбке и, широко разведя руки, радостно воскликнул:

– Ребята! Я так хотел познакомиться с удальцами из славного Кхитая!

– Вот он! – взвизгнул наемник, и все трое, занося катаны, забыв про Мораддина, ринулись к киммерийцу. Презрев все правила боя и кодекс чести воина, Мораддин со вздохом вытянул ногу, и кхитайцы, запнувшись, повалились друг на друга.

– Подножка, – печально заметил Мораддин, как бы невзначай протыкая одного наемника кинжалом. – Обыкновенная, подлая подножка…

Отбросив тело мертвого товарища, двое кхитайцев, кувырнувшись, оказались на ногах, и Конану оставалось лишь подивиться их выучке и быстроте. Меч киммерийца с трудом парировал удары оружия наемников, отведя лезвия катан в стену, и сразу же варвару достался чувствительный удар по бедру – наемник, полагая, что противник рассчитывает исключительно на меч, и мало знаком с техникой боя без оружия, решил обезвредить Конана ударом ноги в пах, но промахнулся и эта ошибка обошлась ему дорого – киммериец мигом перехватил кхитайца свободной рукой за лодыжку, дернул, и пока Мораддин расправлялся с последним из троих, прикончил.

Белая летучая мышь во время короткой схватки сидела в капюшоне своего хозяина и сердито верещала, словно подзадоривая его. Наружу выбираться зверек не желал – то ли боялся, то ли берег силы на случай, когда понадобится его незаменимая помощь.

– Я думал, они способны на большее… – заметил потомок гномов, озабоченно глядя на кинувшихся к лестнице кхитайцев, которые спешили разделаться с двумя негодяями, только что зарубившими их сотоварищей.

– Того нужно взять живым! – быстро сказал Конан, указывая взглядом на туранца командовавшего наемниками. – Сможем?..

Мораддин, ничего не отвечая, нагнулся, подобрал оружие убитых и, шагнув к лестнице, застыл на верхней ступеньке сжимая в каждой руке по прямому длинному клинку. До киммерийца донеслись лишь несколько его слов, сказанных полушепотом:

– Поучить их настоящему джунг-фу, что ли?..

Конан никогда не верил в существование непобедимых людей и уж точно не считал таковым себя – всегда найдется кто-нибудь, лучше тебя владеющий мечом, кинжалом, копьем или другим оружием. Но после того, как варвар со стороны понаблюдал за работой Мораддина, он засомневался в своем убеждении, и еще раз подумал, что этого жуткого, загадочного полугнома лучше иметь в числе друзей, а не врагов. Можно и должно уважать воина, который запросто, без видимого напряжения, незаметным глазу движением клинка отбивает летящие в голову метательные звезды, исхитрившись при этом проткнуть самого нахального наемника, подбежавшего на расстояние достаточное, чтобы острие второй катаны задело его незащищенное горло и, заодно, ударом ноги в грудь отшвырнуть окровавленное тело, которое, подобно тяжеленному мешку с песком, сбило с ног рвавшихся наверх бандитов.

Конан даже смутился немного, сочтя, что оставлять товарища одного в бою нехорошо, но когда варвар с решительным видом шагнул к Мораддину, намереваясь помочь ему разделаться со снова атаковавшими кхитайцами, то услышал предостерегающий возглас:

– Оставь, пожалуйста! Я сам…

– Ну, давай сам, – буркнул Конан, отскакивая и на всякий случай выставляя меч перед собой – как-никак неизвестные пришли именно за его жизнью, а не за какой другой… Только зачем убийце Турлей-Хана и Радбуша теперь потребовалась жизнь киммерийца? Варвар-то чем ему насолил?..

Ни один нападавший так и не смог прорваться к киммерийцу – Мораддин, не сдвинувшись со своей позиции и на ладонь, виртуозно управился со всеми до единого кхитайцами, показав немыслимый уровень владения оружием и собственным телом. Катаны, как привиделось Конану, попросту растворились в воздухе перед Мораддином, только резкий свист рассекавшей воздух стали напоминал о том, что оружие все еще находится в руках бывшего капитана тайной гвардии. Работали только кисти, необыкновенно подвижные и ловкие, да иногда Мораддин всем телом подавался чуть вперед, моментально возвращаясь в исходное положение, и тогда же очередной наемник падал на ступени мертвым… Когда двое кхитайцев, обшаривавших кухню и помещения для прислуги, примчались на крик по-прежнему стоявшего у выхода хозяина, полугном отправил в царство теней последнего противостоявшего ему наемника, который даже не смог коснуться своим клинком лезвий катан Мораддина. Тот, едва глянув в сторону кухонной двери, вдруг низко хакнул, резко выбросил вперед правую руку, и вращающаяся катана отправилась в полет через весь зал, а мгновением позже голова одного из наемников покатилась по полу…

«Стейна убьет за ковры… – подумал киммериец. – А последнего я сам свалю, а то как-то… перед Мораддином неудобно…»

Конан, перепрыгивая через две ступеньки, побежал вниз, но вдруг позади послышался режущий уши тонкий свист, и мимо киммерийца пролетела шуршащая белая тень.

– Назад! – скомандовал Мораддин, но зверек и не подумал слушаться. Пока Конан спускался, летучая мышь подлетела к наемнику и вцепилась ему в лицо, покрыв крыльями голову и вонзив когти в глаза. Кхитаец завизжал от дикой боли, упал навзничь и, пытаясь оторвать от себя неведомую тварь, стал кататься из стороны в сторону. Когда мышь, наконец, отпустила его и взлетела, Конан, напряженно сглотнув, увидел залитое кровью и какой-то белесой слизью лицо кхитайца, который продолжал биться на полу и вопить от нестерпимой боли.