Пешка для Ферзя

– Предупредить своих любовниц, что отныне ты проводишь ночи в моей постели, - жестко ответила я. — Позорить себя не позволю, хоть ты тресни.

Он выпустил мою руку, откинулся на стуле и заявил беспечно:

– У меня нет любовниц.

– Вот и отлично.

– Нет, ты не поняла. У меня вообще нет любовниц. С того дня, как мы поженились, у меня не было других женщин.

Я захлопала глазами, не в силах уложить внутри себя это откровение. То есть как это? Почему? Он ведь жил в столице, один... я никогда не требовала верности, ведь верен может быть только тот, кто любит.

– Я ещё в детстве дал себе клятву, что если у меня будет семья - я никогда не изменю жене. Понимаю, что ребёнком я был намного наивнее, чем сейчас. Но клятва есть клятва, я не могу её нарушить, это ведь - обмануть самого себя.

– Сложно было, Янушка?
– не удержалась от насмешки я.

– Сложно, - качнул головой он.
– Я мужчина, у меня есть потребности... Но если уж совсем было невмоготу, я ехал в Кобор.

– Ах ты гад, - возмутилась я.
– Я-то думала, ты к сыну... думала, ты его любишь! Скучаешь!

– Я скучал. Но не только по нему. По твоим губам, по твоим рукам, по исцарапанной спине я скучал не меньше.

Я чувствовала, как мои щеки заливает краска, прятала глаза, нервно сжимала пальцы. Его признания выбивали из колеи. Лет шесть назад я бы уже бросилась ему на шею и простила бы за все только за одно то, что он скучал по мне, но теперь в груди было холодно и горячо одновременно.

– Что же ты не сказал раньше?
– с горечью спросила я.
– Я столько лет ждала...

– А теперь поздно?
– проницательно спросил Ян.

– А теперь поздно.

– Ты настолько хочешь развода?

– Я хочу свободы, - ответила я.
– Возможности жить так, как мне нравится.

– Разве я тебе мешаю? Меня и рядом-то нет...

– А помнишь, я хотела Ольге с кондитерской лавкой помогать? Даже выучилась печь блинчики и могла стоять за прилавком. Что ты на это сказал?

– Что моя жена не будет прислугой. Не пристало льере Рудой такими делами заниматься.

– Вот именно. А Ольге отец позволяет.

– Ольга - хозяйка лавки. Ей не зазорно.

– А я практически дочь хозяйки!

– Ты дочь короля!
– напомнил холодно Ян, снова начиная злиться.
– Кроме того, жена Первого советника. Хорошо бы я выглядел, когда б у меня стали спрашивать, почему моя жена стоит за прилавком!

– Твоя бывшая жена сможет себе это позволить, - надулась я.

– Тебе в самом деле этого хочется? Обслуживать горожан?

– Может, и так. А помнишь, меня звали выступать на сцене? Предлагали роль богини охоты? Маленькую, эпизодическую роль... Как ты тогда орал, когда отец проболтался!

– Он не проболтался, а попросил тебя отговорить. Все актрисы - доступные женщины!

– По своему опыту говоришь?

– Именно!

Мы замолчали, оставшись каждый при своём, хотя я могла ещё многое ему припомнить. Даже на расстоянии он ухитрялся управлять моей жизнью.

– Ты всегда меня считал хуже, чем я есть, - с горечью пробормотала я, глотая слезы.
– Тогда с приютом... выгнал меня. Я в самом деле хотела помочь.

– И помогла, - неожиданно мягко ответил Ян.
– Помнишь, с младенцами... ты спросила, почему они спят? Я вспомнил свое детство. Перед приходом начальства всем младенцам добавляли опиум в молоко, чтобы они тихо спали и не орали. Многие так и не просыпались. В тот раз сделали так же. Я потом заменил всех нянек и управляющего другого поставил.

– А мне почему не сказал?

– Боялся, что ты будешь упрекать меня в глупости. Гордость эта дурацкая - какая-то девчонка проницательнее меня оказалась. Прости.

Его "прости" неожиданно успокоило меня. Неужели все, что нужно для мира - вовремя попросить прощения?

– Если хочешь, можешь сходить в приют, - предложил Ян как-то робко.

– Может быть, позже, - растеряно ответила я. — Теперь, когда у меня свой ребенок, я очень тяжело воспринимаю подобные заведения. Но я бы с удовольствием повидалась с друзьями.

– Из Братства? — проявил проницательность Ян.

– Ну да.

– Евгения Моховая сейчас директрисса школы для девочек, - заулыбался супруг. — А Жанна вышла замуж. Вознесенский со своей Дарьей на севере, его сначала в ссылку отправили, а она за ним поехала. Теперь у них там тоже школа.

Я хотела было рассказать про свою школу в поместье, но мне стало неловко. Было бы о чем рассказывать, подумаешь — двенадцать учеников. Это вам не в ссылку за мужем на север поехать!

– И когда ты хочешь увидеться с друзьями?

– Пока не решила, - честно ответила я.
– Мне надо собраться с духом.

– Хорошо. Тогда, возможно, ты сходишь со мной в театр?

– Когда?
– растерялась я.

– Сегодня. Льера Субарова прислала мне два билета.

– Елена? А она что тут делает?

– Не поверишь, играет в трагической пьесе "Танцующая на осколках души".

– О чем там?

– Она сама написала сценарий. Про свою судьбу.

– Ничего себе! Конечно, я хочу пойти!

– Замечательно, - Ян улыбается моему детскому восторгу.
– Будь готова в шесть.

Я не была в настоящем театре несколько лет. Коборский, конечно, неплох, но со столичным не сравнить. Как выражается Ольга - это все равно, что поставить рядом трехъярусный торт и шарлотку. И то, и другое вкусно, но эффект разный. Театр был для меня символом утраченной жизни, сверкающей огнями беззаботной юности. Я вдруг поняла, как соскучилась по нему. Даже рядом с Яном я получу массу удовольствия.

К счастью, у меня еще было время, чтобы выбрать себе платье. Я бросилась в лавку знакомой по прежним временам портнихи и купила самый дорогой наряд: из синего, как ночь, шёлка с корсажем, расшитым прозрачным бисером. Похоже на звёздное небо, но в то же время достаточно скромно... издалека. Ян оплатит. А если нет - у меня есть банковский счёт. Его быстро подогнали под мою фигуру магией. Тут же нашлись и перчатки, и чулки, и туфли. Жаль, что драгоценности мои остались в отцовском доме, да и отвыкла я от колье и браслетов, в деревне-то.

К шести я была готова. Волновалась, стараясь не думать о том, сколько денег я сегодня истратила на платье и приглашенного цирюльника, который сотворил из моих волос нечто восхитительно-элегантное.

Когда Ян меня увидел, на его лице отразилась досада, которую он быстро скрыл за светской улыбкой. Сам он был, как всегда, красавец: высокий, стройный, в чёрном фраке и белоснежной рубашке.

– Слишком красива, - бросил он мне.
– Рядом с тобой я буду чувствовать себя деревенщиной. Впрочем, ничего нового.