Пешка для Ферзя

– Ложь? — задыхаюсь я. — Вы назвали меня лгуньей?

– Именно. Наговорили гадостей про хороших людей, навели смуту.

– Да я… Да если б не я, ничего бы не поменялось!

– Не нужно пафоса. Я уже сказал: ваше дело — вязать носки. А в приюте вам не рады.

– А Моховые?

– Что Моховые?

– Ну, Жанна и Евгения, им можно приходить?

– До тех пор, пока они не суют свой нос в чужие дела — пусть ходят. Но если вздумают скандалить…

Я едва сдерживала слезы. Не понимаю, за что он меня так не любит! Я ведь только хотела помочь! А он выставил меня истеричкой и лгуньей!

Наверное, если бы это был какой-то другой человек, не было бы так больно, но слышать несправедливые упреки от Яна вдвойне обидно. Почему всё так складывается? Я так хочу ему нравиться, я ведь точно знаю, что мы можем быть счастливы вместе!

Он везет меня домой, а я, уже не скрывая своих эмоций, вспоминаю прошлогодний бал-маскарад. Я тогда была в костюме восточной танцовщицы, алом, звенящем золотыми монистами. Полумаска, закрытое вуалью лицо, руки с нанесенными хной узорами. Там, в суете и толкотне, я совсем забыла, что некрасива, что слишком высока для женщины, что неуклюжа — нет, я была грациозна, словно языки пламени, и горяча, как сам огонь.

Я сама нашла его в толпе, сама увлекла в танец, сама соблазняла, а он вывел меня в сад, где целовал так нежно, так горячо, что я поддалась его рукам и позволила всё. К счастью, Ян меня тогда не узнал, а не то стал бы презирать меня еще больше. Незамужняя льера никак не должна позволять себе заниматься любовью в парковой беседке. Вдова или актриса — еще куда ни шло, но для льеры Лисовской это страшный удар по репутации.

Никто не узнал. Он стал моим первым мужчиной. Я и представить себе не могла большего чуда — только с ним мне могло быть так хорошо, так сладко. Я жалела только об одном — что повторить это невозможно.

– Думайте о своем любовнике потише, - буркнул Ян, подхватывая меня за талию и высаживая из ландо. — И вообще… Хотя бы с менталистами будьте осторожнее. Ладно, мне нет дела до вашей интимной жизни, но льер Лисовский точно не оценит. Всего хорошего, Софья. И держитесь от моего приюта подальше.

4. Заветное желание

Мы снова встречаемся с Георгом, в смысле, с Офицером. Я приношу ему деньги — все те, что отец выдал мне на расходы. Брать деньги у Королевского палача мне стыдно, врать про порванный плащ и прохудившиеся ботинки тем более, но льер Лисовский никогда не попрекал меня деньгами. Давал сколько надо, даже не вспоминая, что я прошу на третьи туфли за последние два месяца. Братству деньги нужны всегда: сам Офицер из не самой богатой семьи, да и многие из наших мало чем могут помочь. Те же девочки Моховые, или Андрей Вознесенский — они, скорее, рабочие лошадки, чем спонсоры. Они всегда готовы отнести продукты нуждающимся, подлатать крышу в больнице (и Андрей, и Жанна с Женей — элементалисты), кого-то навестить, ободрить, перевязать раны. Наши ангелы милосердия. Я на такие дела совсем не гожусь, начинаю раздражаться, придираться, пытаюсь нищему найти работу, а убогому — придумать, как лучше обустроить жизнь. Я всё хочу, чтобы они все были сильными, забывая, что они не умеют. От слабости своей они в такой жизни и оказались. Не каждый может взять себя в руки, не каждый рожден крылатым, не каждому родители показали верный пример. Нельзя судить людей только потому, что они не такие, как один приютский мальчик, который лирр, но давно уже льер по заслугам.

Поэтому с недавних пор я «откупаюсь» деньгами.

– Софья, порой деньги нужнее, чем руки, - успокаивает меня Георг. — Ингредиенты для зелий стоят денег, оборудование тоже. Подкуп нужных лиц, уплата штрафов, обустройство конспиративной квартиры для встреч, еда и выпивка, в конце концов…

– Уплата долгов Криса Розова, да? — приподнимаю я брови.

– Уже знаешь, да? — уныло вздыхает Офицер. — Всем хорош Кристиан — смелый, дерзкий, умный, но если сядет за карточный стол — пиши пропало.

– У каждого свои недостатки. Непогрешимых не бывает.

– Ты права. Вина?

Я качаю головой, но зачем-то принимаю из рук молодого человека бокал с чем-то золотистым и пузырчатым. Игристое щиплет нёбо и нос, мне немедленно хочется смеяться. От второго бокала уже не отказываюсь, а третий буквально силой вырываю у хохочущего Георга. Вот чем мне нравится Селиванов — он умеет слушать. Через четверть часа я рыдаю у него на груди и рассказываю о своем детстве, когда я ощущала себя совершенно ненужным существом. Отец в разъездах, гувернантки постоянно меняются, бабка — мать отца — называла меня ублюдочным отродьем, разумеется, когда отец не слышал, и говорила, что я своим появлением сломала всем жизнь. Единственной, кто меня по-настоящему любил, была сестра отца, моя тетка Карин, но она тяжело заболела и умерла, когда мне не было и семи лет. Благодаря тетке, о раннем детстве сохранились хоть какие-то теплые воспоминания, хотя она и приезжала к нам только на зиму, а в остальное время жила в загородном поместье. Говорила, что не любит суету, природа, лес да речка ей милее.

Георг гладит меня по волосам и говорит, что я ни в чем не виновата, что я умная, смелая и добрая, а дети не просят их приводить в этот жестокий мир. Дети всегда святы. Потом вдруг как-то оказывается, что я сижу у него на коленях, а его усы щекочут мне губы. В первый момент мне кажется, что проверить, как на меня действуют поцелуи другого мужчины, не Яна — это неплохая идея, но когда его язык становится слишком уж настойчивым — меня едва не выворачивает.

– Нет, нет, нет, - бормочу я, с силой упираясь в мужскую грудь. — Так нельзя. Ты мой брат, все мы здесь братья и сестры. Это недопустимо!

– Но Андрей Вознесенский и Даша Лесная любят друг друга и собираются пожениться, - возразил Офицер.

– Значит, они не родные, а это… двоюродные, - пробурчала я, поднимаясь. — Ух, что это за вино? Больше мне не наливай. Мне пора домой, Георг. Найди мне извозчика. Я, кажется, не дойду.

Георг вздохнул трагически и помог мне надеть плащ. На него вино подействовало слабее, он даже не покачивался, хотя у меня перед глазами всё плыло и двоилось. Ноги то и дело подворачивались, я цеплялась за своего спутника и глупо хихикала, пока он тащил меня на улицу. Было уже темно, на небе сверкали звезды.

– О, звезда упала, - шепнул Офицер. — Загадай желание.

Я загадала, конечно. Хочу замуж за Яна. Хочу, чтобы он меня любил.

– А два можно? — спросила я глупо, закрывая глаза и представляя, как Ян надевает мне на палец кольцо.

– Нет, сбудется только первое, - слабо улыбнулся Георг. — Ну, или не сбудется. Эй, извозчик, извозчик! Ой, здравствуйте.

– Какого черта вы тут среди ночи шатаетесь? — раздался злой и очень знакомый голос. — Софья, вы что, пьяны?

– Самую малость, - с готовностью доложила я Яну. — А вы?

– Что я?

– Зачем здесь шатаетесь среди ночи?

– К любовнице еду, разумеется.

– Ну, а я вот, как видите…

– От любовника.

– Я не позволю… - начал было заступаться за меня Георг, но я махнула рукой.

– Отвезите меня домой, лирр Рудый.

– Да уж отвезу, льера. Куда ж мне деваться.

– А любовница подождет? — хлопнула ресницами я, ощущая мстительную радость от того, что хотя бы на четверть часа я отберу у неизвестной мне счастливицы Яна.

– Подождет, - кажется, Ян даже улыбнулся, во всяком случае, голос его смягчился.

Он подхватил меня за талию — совсем как в прошлый раз — и запихнул в свой экипаж. Уселся рядом.

– Славное у вас ландо, - сообщила я Ферзю.

– У ландо четыре колеса, - возразил Ян, дергая поводья. — Моя называется купе.

– Все равно ландо, - капризно надула я губы. — Просто одноосное.

– Как пожелаете. Ландо так ландо.

– Ой, ой, не так быстро! — испугалась я, когда наш экипаж рванул вперед. — Меня сейчас стошнит!

На самом деле меня ни разу в жизни не укачивало в каретах (в ландо и купе тоже), просто мне было так хорошо — слов нет. Мы вдвоем, звездное небо, свет фонарей… Я задрожала от невыносимо-острого счастья, охватившего меня.