Пешки - сборник рассказов

Лали встала, поставила чайник, включила телевизор, потом вернулась в постель, легла, накрылась с головой. « А вдруг это последний день моей жизни?»

Но это был последний день НЕ ЕЕ жизни…

11.

Ровно в 14.00 Лали подошла к выходу станции метро «Новогиреево». Ей было страшно. Она понимала, что ее прикрывают, что с ней ничего не случится, но ей было безумно страшно. Лали стояла на тротуаре, мимо текли люди. Они бессмысленно перемещались во всех направлениях, их лица не выражали ничего, кроме полного брезгливого безразличия к происходящему. Они торопливо двигались в свои кирпично-бетонные норы, к родному дивану и любимому телевизору, и никто из них не задумывался о том, что каждый их шаг может стать последним.

Лали начала замерзать. Никто не подошел к ней, никто за ней не приехал. Она стояла уже почти час на ветру и ждала свою судьбу. Когда часы показали половину четвертого, она спустилась в переход метро. Зубы стучали. Лали подошла к киоску, купила пачку «Парламента» и закурила. Дрожь было не унять. Она не понимала, что происходит. Быть может, это все чья-то шутка или это вообще ей приснилось? Столько лет она жила спокойной, счастливой жизнью, не делала ничего плохого, и вдруг, как будто бы мир рухнул вокруг нее, но почему это произошло, не знал никто. Она вошла в метро, и поехала сначала до вокзала, потом на электричке до дома.

Когда Лали вошла во двор, она услышала какое- то странное, ни на что не похожее поскуливание. Так скулили голодные животные в зоопарке или сумасшедшие в припадке, пытаясь высвободиться из смирительной рубашки. Сердце забилось сильнее.

Дверь открылась. На пороге появился Бурлаков. Он был очень бледен.

– Лали, ты знаешь, что случилось?

– Нет, пап, не знаю, - Лали напряглась, как будто перед прыжком. – А что случилось?

– Сегодня в Москве взорвали бомбу в магазине женского белья. Наша Анютка как раз в этот момент была внутри. Она была с подругой. Подруга вышла из магазина на несколько минут раньше, а потом прогремел взрыв. Час назад она опознала Анютку. Нам недавно позвонили. Надо ехать на опознание.

«…Никто ничего не должен знать о нашей встрече, иначе будет очень больно твоей светловолосой сестричке Анютке», - эта фраза как будто бы обухом ударила по голове, ярко-красная вспышка мелькнула перед глазами, а затем она увидела Анюткино лицо – такое родное и милое. Она смотрела на Лали и говорила: «Помоги мне, сестренка, помоги мне!» Лали упала в обморок.

12.

Два месяца спустя.

Сегодня Лали выписали из больницы.

Через три дня после похорон Анютки, от сердечного приступа умерла мама, Тамара Вахтанговна Бурлакова, сорокавосьмилетняя женщина, так и не узнавшая о том, что одна ее дочь невольно стала причиной гибели другой. Бурлаков, врач с восемнадцатилетним стажем, не смог спасти ее. Он просто не успел довезти жену до больницы. Когда Лали узнала об этом, она впала в кому и пролежала так десять дней. Все это время Бурлаков находился рядом. Сегодня ее выписали.

* * *

– Лали, ты понимаешь, что мы должны уехать отсюда? У нас нет иного выхода. – Бурлаков вез Лали из больницы на машине. В последнее время он хоть как-то пытался мобилизоваться, работал по несколько суток, постоянно ездил за рулем, только чтобы не быть наедине со своими мыслями, только чтобы мозги были постоянно заняты. Теперь он приходил в свой, еще недавно любимый, а теперь пустой и ненавистный дом, только для того, чтобы упасть на кровать и тут же заснуть. Жизнь потеряла смысл. Осталась только Лали. Но Бурлаков прекрасно осознавал, что именно в ней причина всех несчастий его семьи, которой у него больше нет. Он все понимал, но боялся даже думать об этом.

– Зачем, папа? Зачем нам уезжать? Ты же сам прекрасно понимаешь, что нас найдут везде. Точнее, меня. Им нужна я. Мы ведь так и не знаем, чего они хотят от меня, но я чувствую, что меня не оставят в покое. Я уеду отсюда, чтобы не подвергать тебя опасности, я пока не знаю, куда, но уеду.

– Лали, неужели ты не понимаешь, что в моей жизни осталась только ты. Если ты уедешь, моя жизнь остановится. Ты боишься подвергать меня опасности? В чем она состоит? В смерти? Если ты уедешь, моя жизнь и смерть уже ничем не будут отличаться. Ты – это все, что осталось у меня. Мы должны быть вместе, если конечно, ты простила меня за мой обман, который длился восемь лет.

– Для меня ты всегда был, есть и будешь папой, также, как Анютка и мама для меня всегда останутся семьей. Хотя, я осознаю, что их смерть на моей совести.

– Не говори так, Лали, - Бурлаков поморщился. Лали начинала разговор, которого сейчас он очень боялся. Он еще не смог справиться с этим чувством ЕЕ вины за все, что произошло. Он просто не успел убедить себя в том, что Лали ни в чем не виновата.

– Я знаю, что это так. Более того, папа, я знаю, что в глубине души ты винишь меня в смерти Анютки и мамы. Я знаю это и не хочу сейчас вынуждать тебя притворяться. Просто прости меня, если сможешь. Потому что сама я никогда не смогу простить себя. И давай не будем больше возвращаться к этому разговору.

– Вот и ты стала взрослой, Оленька.

Больше отец и дочь не произнесли ни слова до самого дома.

13.

Исмаил Садыхов сидел все в той же квартире, где почти полгода назад он первый раз увидел свою дочь. Для него она не была родным человеком, она была лишь потенциальным орудием борьбы. Он видел в ней одну из тех, кого вербовал в России для совершения террористических актов различного масштаба, лучшую из них. Как правило, вербуемые - это были молодые люди и девушки мусульманского вероисповедания или подходящей национальности, были и просто недовольные или желающие заработать, но таких Исмаил не любил. Все, что они совершали, было сделано из корысти, а корыстолюбие никогда не приносит плодов, тем более в борьбе с неверными. Здесь, в Москве, Садыхов занимался подготовкой живых орудий мщения. Эту систему он разработал и запустил довольно давно. Сначала его шестерки присматривали подходящих людей, вербовали их разными способами, - кого деньгами, кого убеждениями, кого страхом, затем проводили разного рода инструктаж. Существовала целая школа подготовки так называемых «внутренних террористов». Их обучали стрельбе, рукопашному бою, умению обращаться с оружием и взрывчаткой. Их обучали психологии, актерскому мастерству, умению уходить от слежки и гримироваться. Каждый «ученик» школы сдавал «выпускной экзамен». Думаю, не стоит уточнять, в чем он заключался. После этого каждому новоиспеченному террористу присваивался кодовый номер и кличка.

Исмаил Садыхов был истинным борцом за свободу и независимость своего народа, смелым и беспощадным, и сделать свою дочь совершенным орудием борьбы, было для него делом чести. Он знал, что рано или поздно он сломает ее. Она будет самой красивой, самой гордой и самой беспощадной. Она будет смертельно опасной, как змея. Он даже придумал ей будущее прозвище – «Кавказская гадюка».

14.

Сегодня Лали вновь отправилась на кладбище. Каждый день, приходя на могилу матери и сестры, она садилась на низкую, врытую в землю скамеечку, и молча сидела, глядя в никуда.

Она не услышала шагов за своей спиной, и только вздрогнула, когда чья-то рука тяжело легла к ней на плечо. Она обернулась и увидела красивого молодого мужчину восточной наружности, лет двадцати трех.

– Здравствуй, Лали. – Голос звучал ласково, и Лали вдруг показалось, что есть в этом голосе что-то необъяснимо знакомое, как будто бы она услышала звуки прошлого.

– Здравствуй. Ты, наверно, Аслан? Я ждала тебя. – Лали встала, резко повернулась лицом к Аслану и тряхнула головой. – Я готова. Пойдем, - теперь она уже знала, что будет делать.

Они шли молча. Лали ничего не хотелось говорить. Аслан же понимал, что сейчас словами можно все испортить. Они вышли с кладбища, сели в машину. На этот раз никто не одевал на нее темных очков. Аслан сам сел за руль. Лали даже не пыталась рассмотреть, куда ее везут. Она помнила о том, что у нее остался отец, и что она сделает все, чтобы с ним ничего не случилось. Она не сомневалась в том, что в случае ее неправильного поведения, отца постигнет участь сестры и мамы.

Аслан привел ее в обычную квартиру обычного дома на одной из улиц Москвы. Он просто открыл дверь ключом, и, не раздеваясь, прошел на кухню.