Пешки Сдвига

Лихо ничего не ответила. Тем более, что рыжая действительно говорила правду.

– Что, язык в анусе? Давай, загни мне что-нибудь, про "что такое - хорошо, и что такое - плохо". Давай, ораторствуй! При нашей первой встрече, у тебя душевно получалось. Да хрен с тобой, сука... Поживи пока. Я тебе только одно хочу сказать: с Молохом - пойду до конца. С ним - есть шансы, хорошие шансы; нагнуть этот сраный мир, так - как мне заблагорассудится. И, уж если нагнём... То пользовать будем до невменяемости, запредельно.

Улыбочка у неё, стала жутковато-застывшей. Блондинка отвела взгляд, понимая, что никакие доводы - сейчас не сработают, будь ты - хоть кумиром всех ораторов Вселенной.

– Веселись, пока позволяют...
– Виктория встала, глядя на Лихо - сверху вниз.
– Потом, будешь остальных веселить. Уж это - я могу тебе пообещать с полной уверенностью...

Лихо снова промолчала, глядя себе под ноги. Рыжая вернулась на своё место, налив полный бокал - всё того же, терпко-ароматного пойла. Запрокинула голову и, выпила быстро, жадно. Налила ещё, демонстративно отвернувшись от блондинки.

Близняшки уже обсели Шатуна, продолжая шквальный обстрел томными взглядами. Тот выглядел скованным и подавленным, не говоря уже о том, чтобы распускать руки. В отличие от "сладкой парочки", которая бесцеремонно оглаживала громилу: разве что - пока не затрагивая самых интимных областей. Книжник по-прежнему, украдкой наблюдал за Молохом. Алмаз сидел, как на собственных поминках, сдержанно ковыряясь ложкой в тарелке.

"Не вижу смысла в этих посиделках.
– Лихо поглядела на экран, на котором близилась финальная битва добра со злом, в антураже заброшенного цеха.
– Ладно, хоть поели от пуза. Надеюсь, не в последний раз... Хотя, этот "аттракцион" - вкупе с уверенностью рыжей, о каком-то предстоящем веселье, с нашим; точнее - моим непосредственным участием в этом адреналиновом шоу...".

Экран погас. Молох потянулся, и зевнул. Повернулся к сидящим напротив него, людям.

– Всем спасибо, за божественный вечер...
– Он смотрел равнодушно, как на кучку надоевших игрушек.
– Надеюсь, что разочаровавшихся в моём гостеприимстве - нет.

Четвёрка настороженно помалкивала, оставив своё мнение - при себе, стараясь не встречаться взглядом - с хозяином этого застолья. Очкарик сидел чуть ссутулившись, частично погружённый в себя, занятый какими-то, одному ему ведомыми расчётами.

– Дамы, у вас есть какие-нибудь пожелания?
– Молох перевёл взгляд на близняшек.
– Не стесняйтесь, желание женщины - закон. А, что хотят две женщины, то - угодно и богу...

Шатенки игриво хихикнули, и прижались к Шатуну; почти превратившегося в гармоничное приложение к суровцевскому барельефу.

– Понятно.
– Молох брезгливо усмехнулся, и бесстрастно уставился на рыжую.
– А у вас?

Виктория отрывисто мотнула головой: её губы, похоже, помимо её воли - царапнула разочарованная усмешечка, тут же скрывшаяся без возврата. Лихо неслышно выдохнула, подавляя краткую, непроизвольную дрожь в пальцах. Что поделать, нет у нас полностью бесстрашных...

– Как скажете.
– Сумасшедший на несколько секунд закрыл глаза. А когда открыл; неестественная белизна, начала обволакивать блондинку, снова ощутившую дрожь в руках.
– Тогда, все могут быть свободными. Кроме нашей гостьи.

Рядом с Лихо, явственно ёрзнул Алмаз: чуть поодаль - глуховато кашлянул громила. Книжник выпрямился, готовый сей секунд - совершить парочку каких-нибудь безрассудностей; наверняка - последних в своей жизни. Лихо медленно, но твердокаменно - двинула подбородком влево-вправо: подавляя всеобщее желание - с прилежанием устроить большой красноярский погром, дав волю - безграничной фантазии.

Соратники слегка увяли. Косвенными причинами к этому, стало недвусмысленное взятие оружия наизготовку, всеми присутствующими порчеными: и Сфинкс, застывший в расслабленной позе, с полунамёком подначивающей улыбочки на лице.

Лихо поднялась, ощущая, что сознание словно раздваивается, окуная её - в какое-то новое состояние. К себе - не было ни жалости, ни презрения, ни злости; просто она чувствовала себя - как-то иначе. Сделала несколько шагов, подходя к Молоху. Сфинкс остался неподвижен.

– Я надеюсь, эта ночь будет незабываема?

Потом она шла, в сопровождении всё того же белобрысого, поднимаясь на второй этаж заведения.

В голове крутилась только одна мысль: прикипевшая, застрявшая намертво. "Всё пройдёт...".

Книжника с Алмазом, увезли. Судя по всему - обратно в бомбоубежище. Шатуна, отправили в неизвестном направлении, в обществе близняшек, прилипших к нему - как кузнечик, к свежеоблизанному леденцу на палочке.

– Сюда?
– Блондинка остановилась перед единственной дверью, которой заканчивался неширокий коридор на втором этаже.
– Или дальше?

– Открывай.
– Сфинкс почти дышал ей в затылок; уверен в себе - до упора, паскуда быстродействующая...
– Дальше тебе всё разъяснят.

Показалось, или - нет? Лихо надавила на дверную ручку, опуская её вниз; а привычка - улавливать различные оттенки человеческой речи, уже констатировала наличие некой иронии, в слове "разъяснят". Дело было даже не самой иронии, а в том, что - любые насмешливые интонации, Сфинксу - присущи не были. Во всяком случае, за тот непродолжительный период их общения: Лихо не заметила ничего подобного. Нет, конечно же - это может быть ошибкой, приключившейся от элементарного недостатка информации; а может быть, что-то стоящее. Во всяком случае - это был первый признак того, что кто-то проявляет к Молоху, хоть какие-то иные чувства, кроме почтительной боязни. Посмотрим, учтём, намотаем на воображаемый драгунский ус; да - поплотнее...

– Заходите, заходите...
– Молох стоял к ней спиной, возле окна.
– Сфинкс, благодарю. Можешь быть свободен. До завтра.

Дверь закрылась. "Бутафорский властелин", оставшийся в наряде звездочёта, или кого там?
– медленно повернулся к блондинке. Так медленно, что это походило на старательно отрепетированную сценку, на какое-то заимствование... Лихо ждала.

Помещению, в которое её привели; больше всего, подходило бы определение "апартаменты". Бросающаяся в глаза, своей явной дороговизной - внутренняя отделка: потолочная роспись, уцелевшее зеркало во всю стену, шикарная мебель, сохранившаяся почти идеально...

– Иди сюда.

– Может, сначала сполоснуться?
– Лихо с некоторым сомнением понюхала своё плечо.
– Конечно, если есть необходимость, то можно и так...

В следующее мгновение, её - с ног, и - до головы, пронзило дыхание боли. Не кромешной, выворачивающей наизнанку: а - несильной, терпимой. Предварительной.

Пронзило, и - сгинуло.

– Это, на всякий случай.
– Безмятежно улыбаясь, пояснил шизофреник.
– Чтобы ты - не забывала, кто тут правит бал... Чтобы, не возникло ни одной, даже самой дохленькой иллюзии; что меня - можно свергнуть, как простого смертного. Я - бессмертен. Я - Молох!