«Пёсий двор», собачий холод. Том III
Шрифт:
Чем граф Тепловодищев беззастенчиво забавлялся.
Кровь немедля стукнулась Твирину в висок — и застучала того быстрее, когда он заприметил поодаль злополучную Вторую Охрану, насмешливой вороньей стаей рассевшуюся по каким-то ящикам. Собрались с раннего утра к учениям, а тут такой спектакль?
— Ваше, э-э-э, благородие…
— Сиятельство!
— Ваше сиятельство, никак нельзя ворота отпереть. Всегда так было — и при Городском совете тоже. Без пропускного документа — нельзя, вы уж поверьте.
— Пффф! — только и рассмеялся граф Тепловодищев, но вдруг сменил тон на притворно-медовый: — Милый мальчик,
— Если оно так, если вам в самом деле можно, то сходите уж, ваше бла… сиятельство, за бумагой, — взмолился постовой. — Подпишите у Комитета — и езжайте себе. А я наши порядки нарушать не могу. И не хочу, — без вызова, но на удивление твёрдо прибавил он.
— Ах вот как. Вы, милый мальчик, в плену трагического неразумения иерархии: рядом с Четвёртым Патриархатом все ваши комитеты, генералы и так далее — пшик.
— Ваше сиятельство…
— Опять спорить изволите? До чего же вы меня утомили! Ну что ж, как вам будет угодно, — граф Тепловодищев стряхнул себя вместе с вальяжностью с капота «Метели». — Поскольку членство в Четвёртом Патриархате превосходит всякий другой чин, тем паче ваш собственный, — выплюнул он с невероятным презрением, — я мог бы вас разжаловать. Но вас ведь и не разжалуешь особенно, вы и так рядовой, а потому, милый мальчик, я вас попросту увольняю со службы. Без права восстановления.
И тут граф Тепловодищев рванул с постового погон.
Твирин с генералом Йорбом как раз подошли достаточно близко, чтобы слышать, как хрипя расставались с плотной шерстью зимней шинели металлические скобы.
Камертон вторил им столь мощно, что Твирин сам не успел понять, когда это он перехватил руку в изящной перчатке.
— Дрянь, — вылетело следом. — Вы дрянь и дешёвка, граф, раз прибегаете к столь лакейским методам утвердить своё превосходство.
— Какая приятная встреча, — чуть оторопело усмехнулся граф Тепловодищев и скосил глаза на перехваченное запястье: — А вот и знаменитое петербержское рукоприкладство! О неподобающих выражениях мы с вами побесе…
— Заткните рот, — приказал камертон внутри Твирина и обратился теперь к побелевшему постовому: — Благодарю за безупречное несение службы.
Тот вздрогнул, смущаясь сверзившегося в снег за погоном ружья, но вернуть его на плечо не решался — так и стоял навытяжку, будто обледенев.
А вокруг ворот набился уже целый зрительный зал: вернулся, по всей видимости, второй постовой с подмогой, подтянулись случайные патрули, как раз отправлявшиеся в утренний обход, вспорхнуло с ящиков ехидное вороньё Второй Охраны, выглянул на шум граф Асматов-младший.
Камертон настаивал, что целый зрительный зал заслуживает более впечатляющего финального аккорда.
— Генерал, — тем временем проворковал граф Тепловодищев Йорбу, — ну вы-то уважаемый человек, в годах, в Городском совете числились! Вы-то не можете не сознавать, что это уже выходит за все мыслимые рамки…
— Пока что за рамки норовили выйти вы и только вы, — равнодушно возразил генерал Йорб. — Насколько мне известно, разрешения покидать территорию казарм вам никто не давал. Даже если вы всего лишь
надумали от скуки прогулять своё авто по ближайшим сугробам.— А мы ведь с вами в одной лодке, генерал. Если тут и членам Четвёртого Патриархата указывают, что можно, а что нельзя, то уж какого-то там генерала тем более заткнут за пояс. Запрут в четырёх стенах и велят с восторгом принять оный поворот судьбы.
— Всё это уже говорили до вас, — заметил генерал Йорб.
— Вот как? Значит, пора признать, что Петерберг погиб задолго до расправы над Городским советом, — театрально продекламировал граф Тепловодищев. — Раз тут умудрялись дослужиться до генеральских погон такие ничтожества!
Воронья стая Второй Охраны встретила этот выпад, присвистнув. Пара каких-то гнилых душонок осмелилась даже на аплодисменты.
А камертон ведь предупреждал.
— До чего же неровно вы дышите к нашим погонам, — процедил Твирин. — Потому что можете их срывать? Потому что в Патриарших палатах кто-то когда-то — задолго до вас — принимал наш устав? Что за нелепый ход мысли. — Запястье графа Тепловодищева он наконец выпустил. — Вы попрекали постового неразумением иерархии, но если у кого и есть с ней трудности, так это у вас. Давайте мы вас от них избавим, — освободившейся рукой Твирин ухватился за погон на собственной, полученной в обход устава шинели. — Охрана Петерберга более ни в коей мере не подчиняется Четвёртому Патриархату. Так понятней? — швырнул он бессмысленный труп погона графу Тепловодищеву в лицо.
Хорошо было хотя бы то, что воронья стая притихла. Хотят быть и сами Охраной Петерберга? Пусть мотают на ус.
Сквозь обрушившееся на Твирина молчание зрительного зала пробился вдруг хрип скоб, расстающихся с плотной шерстью. И ещё один. И ещё.
Ещё, ещё.
Только тогда он и позволил себе не натягиваться дальше струной, повинуясь камертону: нота найдена. Принята, понята, и оркестр её подхватил.
Потому что никакой это, конечно, не зрительный зал, если в нём готовы срывать погоны.
— О идиллия! — закатил глаза граф Тепловодищев. — Прошу простить меня, господа, за некоторую стилистическую неуместность моего замечания… Но я всего лишь спешу вам напомнить, что вас ожидают трудности, если я не получу официальных извинений. Трудности стратегического характера. Это я о том, что не видать вам с такими замашками достаточного количества подписей членов Четвёртого Патриархата под прошениями Революционного Комитета. Запамятовали уже? Налоги, поправки, диалог со Столицей, чиновничьи кресла по всей земле росской для лиц, отслуживших в Охране Петерберга… Как обидно будет лишиться столь блистательной перспективы из-за недоразумения с одним бестолковым постовым!
Твирин медленно, до самого дна лёгких выдохнул, будто бы курил сейчас папиросу.
Раз нота найдена, сфальшивить не получится. Как бы ни просил о том здравый смысл, туманный политический расчёт и всё остальное, что обыкновенно и мешает людям без камертона слышать момент.
— Сколько раз за сегодня вы уже оскорбили солдата Охраны Петерберга и — прямо или косвенно — саму Охрану Петерберга? Вы сознаёте, что не оставили нам выбора? Диалог и количество подписей того не стоят.
— Ах, так вы ещё и смеете утверждать, будто оскорблены больше моего? И что, сами собираетесь требовать сатисфакции? Бросьте, это смешно.