Песнь личной служанки Повелителя
Шрифт:
— Ещё час, — бросил чуть злорадно мужчина, прежде чем покинуть камеру.
Под новый скрип дверь закрылась, погружая камеру в полутьму.
Взгляд равнодушно скользнул по еде. Аппетита не было. И горло после холодной ночи драло так, что я сомневалась, что смогу проглотить хоть кусочек еды. А голос мне нужен. Очень нужен. Потому я подхватила стакан с отваром, но тут же отбросила в порыве злости. Чашка со звоном разбилась о каменную стену. Исходящая паром жидкость разлилась по полу. Какой же этот стражник мелочный. Только я почти мгновенно пожалела о своем поступке. Подумаешь, с плевком, но горлу нужно тепло.
Вскочив на ноги, я заметалась по узкому пространству
Прерывисто вздохнув, я стёрла слезы с глаз. Откуда они берутся? Кажется, все выплакала ночью. Нужно было понимать, что я не смогу помочь всем. Я одна, без поддержки. А Деймос обеспечил мне проигрыш по всем фронтам. И все потому, что я не смогла остаться к нему равнодушной. Хороший вор сыграл бы на его чувствах, провел бы не одну ночь в его объятиях, втёрся бы в доверие. Но я оказалась плохим вором.
Интересно, он будет присутствовать при казни? Конечно, будет, что это я? Лишь артефакт открывает проход к Древу, а с ним Деймос не расстается. И как он посмотрит на меня? Спросит ли что-нибудь или сохранит молчание?
Скрип замка прервал мои метания. Уже? Так быстро. Распахнув дверь, стражник усмехнулся. К ногам с лязгом упали железные кандалы и ошейник с кристаллами в основании. И мешок. Вот и решилась моя дилемма. Мне не придётся смотреть в глаза Деймоса.
Присев на одно колено, я уже твердой рукой подняла свои кандалы и орудия казни. Холод уходил, сердце набирало обороты. Ошейник застегнулся на шее, следом и кандалы на запястьях.
Набросив мешок на голову, я выпрямилась и смело шагнула вперёд. Это тягостное ожидание развязки завершилось. Сегодня всё решится.
/Деймос/
Ненавижу дни ритуалов. А сегодняшний день особенно ненавистен. Ночью так и не удалось заснуть, оттого глаза резало, а в голове поселилась хмурая подавленность. Мысли о Лире не давали заснуть, а теперь мне предстояло встретиться с ней лично перед её казнью. Как она поведёт себя? Может, она наконец что-нибудь скажет. Сможет объясниться. Горький смешок сорвался с губ. Снова пытаюсь её оправдать. А ведь я всегда предпочитал правду сладким иллюзиям.
Стоило покинуть покои и спуститься в зал Древа, как мне навстречу вышел Доран. Как всегда, при параде, с улыбочкой на узком лице. Вот уж с кем я меньше всего хотел бы общаться.
— К тебе не пробиться, — укорил альв.
Я лишь повёл плечом, не среагировав на его слова, ведь после расследований действительно никого не принимал.
— Ты хотел обсудить что-то важное? — уточнил я у него.
— Не то чтобы особенно, — альв подстроился под мой шаг. — Не рановато ли ты решил избавиться от девчонки?
— Тебе какое дело? — я недобро глянул на Дорана.
Помнил, что вчера нашел Лиру в его объятиях. Может, он и замешан в покушении. Но отдавать ее на допросы палачу… Нет, пусть лучше она уйдёт быстро и легко.
— Куда же торопиться? Можно казнить её при следующем ритуале.
— Есть разница?
— Девушка молодая, красивая. Жалко её, — усмехнулся альв. Впрочем, я сомневался, что ему знакомо это чувство. — Отдай её мне.
— Нет, — рыкнул я даже раньше, чем подумал.
— Ни себе, ни другим, — проворчал
Доран, посмотрев на меня с укоризной, но осёкся, поймав мой предупреждающий взгляд.— Лира — закрытая тема, — припечатал я.
— И почти мёртвая.
В голове пронеслись сотни способов его убийства. Если бы все было так просто. Дорана можно было убрать разве что тихо, покушением. И похоже, вскоре мне предстоит наступить на горло собственным принципам и именно так поступить. Удобство Дорана проигрывало под напором неприятной личности.
Я собирался ответить что-то резкое, но раньше мы вошли в коридор, ведущий к залу Древа. Гармонты с пленниками уже ожидали у входа в зал. Как и всегда, все пленники были в кандалах-артефактах, с ошейниками на шеях и мешками на головах.
Лиру я отыскал сразу. Хотя в алом платье она и так выделялась. Словно пламенный огонёк в серой толпе. Я забыл об идущем рядом Доране, о гармонтах и прочих пленниках и смотрел только на неё. Её образ полностью соответствовал ожиданиям. Я и не думал, что она будет плакать и молить о пощаде. Прямая спина и расправленные плечи. Уверен, и взгляд пылает. Побежденная, но не сломленная. Стальные тиски предательства сильнее сдавили грудь, стало больно дышать. Моя и уже не моя Лира.
С трудом удалось заставить себя отвернуться, не смотреть на нее. Душой владели одновременно сожаление и облегчение, оттого что не видно её глаз. Я распахнул двери в зал и уже решительно прошёл к барьеру, чтобы снять его. За спиной слышались шаги: гармонтов, пленников, Дорана. А мне кажется, я различал только мягкую поступь Лиры.
Сняв в шеи артефакт, я приложил его к магическому знаку в барьере. Открылась арка-проход, и проявилась давящая энергия Древа.
— Зачем прятать такую красоту? — раздался голос Дорана.
Я обернулся в тот момент, когда альв сорвал мешок с головы Лиры. Золотые волосы рассыпались по хрупким плечам. Зажмурившись на мгновение от яркого света, она распахнула глаза. Золотая девочка. Сутки без настойки вернули начавшиеся изменения.
Она посмотрела на меня. Прямо. Как я и ожидал, не было покорности во взгляде. Решительность, даже вызов. Но не мне, себе. А потом она перевела взгляд к Древу за моей спиной. Красивое лицо исказилось гримасой боли и тоски.
Никто не стал её удерживать, когда Лира двинулась вперёд по направлению ко мне. Я гадал про себя, что она скажет. Может, я ошибся, и она все же немая, а у меня нет с собой даже грифеля, чтобы «услышать» её. Но ни одно из моих предположений не сбылось. Правда оказалась ошеломительнее.
Лира замерла в метре от меня. Золотые глаза смотрели печально.
— Мне жаль, Деймос, — это все, что она сказала.
Так мало и так много одновременно. Потому что её голос был невероятен. Каждый звук этой короткой фразы прозвенел, словно в разных тональностях. Её голос разнесся по залу звонкими нотами.
Прижав скованные кандалами руки к груди, она запела, сначала чуть хрипловато, но постепенно все чище:
Любовь стирает прошлого следы,
Он растопил ледник, сковавший сердце.
Но долг велит мне кражу совершить,
Ради детей от чувств своих отречься.
Слова песни отскочили от высоких сводов потолка, на мгновение оглушили, выбив воздух из лёгких. Послышались громкие вздохи и ахи. Но никто не двигался, все были ошеломлены песней последней иллеми. А я смотрел в печальные глаза, в которых разгоралось пламя алетерны, и пытался осмыслить напеваемые слова.