Песнь любви
Шрифт:
Мы двинулись в путь, и я шел впереди нее, а она ступала вслед за мною и раздавала по дороге милостыню, приговаривая: «Это милостыня за душу Азизы, которая скрывала тайну, пока не выпила чашу гибели, но она не открыла тайны своей любви». И все время до самого кладбища она раздавала деньги из мешка, говоря: «За душу Азизы», — пока не вышло все, что было в мешке. А когда мы дошли до кладбища, женщина увидала могилу и заплакала, и бросилась на нее, затем вынула стальной резец и маленький молоточек и стала чертить тонким почерком по камню, лежавшему в изголовье гробницы. Так она вывела на камне стихи:
Могилу увидел я в саду обветшалую, Цветов анемона семь на ней выросло. Спросил: «Чья могилаИ потом ушла она, плача, и я последовал за нею в сад. Молвила тогда мне эта женщина: «Ради Аллаха, не удаляйся от меня никогда!». И я отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»
Свое обещание я усердно исполнял, часто посещая ее и заходя к ней. И всякий раз, когда ночевал у нее, она была со мной добра, и оказывала мне почет, и спрашивала о словах, которые Азиза, дочь моего дяди, говорила моей матери перед смертью, а я повторял их ей. И так продолжалась моя жизнь — в достатке еды и питья, одежд изящных и объятий любимой — пока я не потолстел и не разжирел. И не было у меня ни заботы, ни печали, и скоро забыл я о своей двоюродной сестре.
И целый год длилось мое сладкое житье. А в начале года следующего отправился я в баню, и привел себя в порядок, и надел роскошное платье, а выйдя из бани, выпил кубок вина и стал нюхать благовоние моих одежд, облитых всевозможными духами. И было у меня на сердце легко, и не знал я обманчивости времени и превратностей случая. А когда пришло время ужина, захотел вдруг отправиться к той женщине, но я был пьян и не знал, куда идти. И я пошел к ней, и хмель увел меня в переулок, называемый переулком Начальника, проходя по которому я увидел старуху. Она шла и держала в одной руке горящую свечу, а в другой — свернутое письмо.
И я подошел к ней и увидел, что она плачет, говоря такие стихи:
Посланник с прощением, приют и уют тебе! Приятно как речь твою мне слышать и сладостно! О ты, что принес привет от нежно любимого, Аллах да хранит тебя, пока будет ветер дуть!Обратившись ко мне, она спросила: «О дитя мое, умеешь ли ты читать?». И я ответил ей по своей простоте и болтливости: «Да, старая тетушка». И она попросила: «Возьми это письмо и прочти мне его». И я взял письмо и развернул его, и прочитал ей. Оказалось, что в этом письме содержится привет любимым от отсутствующих.
Услышав это, старуха обрадовалась и развеселилась, и стала благословлять меня, говоря: «Да облегчит Аллах твою заботу, как ты облегчил мою!» — а затем она взяла письмо и прошла шага два. А мне приспело помочиться, и я сел на корточки, чтобы отлить воду, потом поднялся, обтерся, опустил полы платья и хотел идти, как вдруг старуха подошла ко мне и, наклонившись к моей «руке, поцеловала ее со словами: «О господин, да сделает господь приятной твою юность! Прошу тебя, пройди со мною несколько шагов до этих ворот. Я передала своим то, что ты прочел мне в письме, но они мне не поверили. Пройди же со мною два шага и прочти им сам из-за двери, и прими от меня праведную молитву». «А что это за письмо?» — спросил я. «О дитя мое, — отвечала старуха, — оно пришло от моего сына, которого нет со мной уже десять лет. Он уехал с товарами и долго пробыл на чужбине, так что мы перестали надеяться и думали, что он погиб. Но спустя долгое время к нам пришло от него это письмо. А у него есть сестра, которая плачет по нем в часы ночи и дня. Я сказала ей: “Он в добром здоровье”, — но она не поверила и сказала: “Обязательно приведи ко мне кого-нибудь, кто прочитает это письмо при мне, чтобы мое сердце уверилось и ум успокоился”. А ты знаешь, о дитя мое, что любящий склонен к подозрению. Сделай же милость, пойди со мной и прочти это письмо ей, стоя за занавеской. А я кликну
его сестру, и она послушает из-за двери. Ты облегчишь наше горе и исполнишь нашу просьбу. Сказал ведь посланник Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует!): “Кто облегчит огорченному одну горесть из горестей мира, тому облегчит Аллах сотню горестей”. А другое изречение гласит: “Кто облегчит брату своему одну горесть из горестей мира, тому облегчит Аллах семьдесят две горести из горестей дня воскресенья”. Я направилась к тебе, не обмани же моей надежды».«Слушаю и повинуюсь, ступай вперед», — ответил я. И она пошла впереди меня, а я пошел за нею, и мы подошли к красивому большому дому, ворота которого были выложены полосами красной меди. Я остановился за воротами, а старуха крикнула по-иноземному, и не успел я очнуться, как прибежала какая-то женщина с легкостью и живостью. И платье ее было подобрано до колен, и я увидел пару ног, смущающих мысли и взор. И была она такова, как сказал поэт:
О, платье поднявшая, чтобы ногу увидеть мог Влюбленный и мог понять, как прочее дивно. Бежит она с чашею навстречу любимому, Людей искушают ведь лишь чаша и кравчий.И ноги ее, подобные двум мраморным столбам, были украшены золотыми браслетами, усыпанными драгоценными камнями. А женщина засучила рукава до подмышек и обнажила руки так, что я увидел ее белые запястья, и была на руках ее пара браслетов на замках с большими жемчужинами, на шее — ожерелье из дорогих камней. И в ушах ее была пара жемчужных серег, а на голове — платок из полосатой парчи, окаймленный дорогими камнями. Она заткнула концы рубашки за пояс, как будто бы только что работала.
Увидав ее, я был ошеломлен, так как она походила на сияющее солнце. Она же сказала нежным и ясным голосом, слаще которого я не слышал: «О матушка, это он пришел читать письмо?». «Да», — отвечала старуха. И тогда девушка протянула мне руку с письмом, а между нею и дверью было с полшеста [40] расстояния. Я тоже вытянул руку, желая взять у нее письмо, но просунул в дверь голову и плечи, чтобы приблизиться к ней и прочесть письмо. Но не успел и очнуться, как старуха уперлась головой мне в спину и втолкнула меня внутрь дома (а письмо уже было у меня в руке). Я и сам не знаю как, но мгновенно очутился посреди дома, оказавшись в проходе. Старуха же вошла быстрее разящей молнии, и у нее только и было дела, что запереть ворота.
40
Шест — мера длины, равная приблизительно 3,5 м.
Женщина же, увидев, что я внутри дома, подошла ко мне и прижала к своей груди, и опрокинула на землю, и села на меня верхом, так сжав мой живот руками, что я обмер. Затем она обхватила меня руками, и я не мог от нее освободиться — так сильно она меня сжала. И она повела меня в глубь дома. Старуха шла впереди с зажженной свечой, и мы миновали семь проходов, после чего вышли в большую комнату с четырьмя портиками, под которыми всадники могли бы играть в мяч. Тогда она отпустила меня и сказала: «Открой глаза!».
И я открыл глаза, ошеломленный оттого, что она меня так сильно сжимала и давила, и увидал, что комната целиком построена из прекраснейшего мрамора, и вся устлана шелком и парчой, и подушки и сиденья в ней такие же. И были в комнате две скамейки из желтой меди, и ложе из червонного золота, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, и сиденья. Истинно, был это дом благоденствия, подходящий лишь для такого царя, как ты, о владыка.
«О Азиз, — спросила меня женщина, — что тебе любезнее, смерть или жизнь?». И я ответил: «Жизнь».
Тогда она сказала: «Если жизнь тебе любезнее, женись на мне», — а я воскликнул: «Мне отвратительно жениться на такой, как ты». Тогда она молвила: «Если ты на мне женишься, то спасешься от дочери Далилы-Хитрицы». «А кто такая дочь Далилы-Хитрицы?» — спросил я, а она, смеясь, воскликнула: «Это та, с кем ты дружишь до сегодняшнего дня год и четыре месяца, да погубит ее Аллах Великий и да пошлет ей того, кто сильнее ее! Клянусь Аллахом, не найдется никого коварнее ее! Сколько людей она убила до тебя и сколько натворила дел! Как это ты спасся от нее, дружа с нею все это время, и как она не убила тебя и не причинила тебе горя?!»