Песнь песней старого рокера

Ночью я спал как убитый, но проснулся рано с ощущением ожидающей меня радости свидания, вышел из отеля один, прошел через площадь Массена, парк и попал на городской пляж. Никого еще не было, солнце поднималось над морем, вода, прозрачная как слеза, ласково плескалась передо мной; я разделся, помедлил, посмотрев на свои новые «испанские» часы, но снимать их не стал, - вошел в море.

Много раз потом я плыл утром один навстречу солнцу, но каждый раз, прыгнув в воду и ощутив нестерпимо-щемящую радость от одиночества в море, я вспоминаю то счастье, что накрыло меня волной в Ницце.

Развернувшись, я поплыл назад и, выходя из воды, заметил, что уже не один на пляже, - пока еще одинокая пара расположилась неподалеку от моей одежды. Обсыхая под утренним солнцем, я невольно посматривал на них, - они меня не замечали: опираясь на локти, смотрели на море, что-то тихо говорили, касаясь друг друга неправдоподобно-случайными движениями. Они были вдвоем. Меня не было.

Я посмотрел на часы – они остановились.

***

Отрываюсь от монитора, ощутив вибрацию в бедре, слышу «Rolling In The Deep» и, уже зная, кто звонит, достаю телефон.

– Привет, я вернулась.

– Завтра, как всегда?

– Как всегда.

Завтра, как всегда, она опаздывает, и я судорожно прикидываю, сколько у меня будет времени, поэтому пропускаю момент ее появления и не сразу узнаю, ее почти невозможно узнать: в свободной опаловой блузке с разбросанными блестками, длиннющие загорелые ноги выскакивают из шортов, упруго отталкивая асфальт, в черных волосах – красный цветок, - разве так ходят по улицам … Кармен, она улыбается счастливой улыбкой, ее невозможно не хотеть поцеловать.

– Привет, как было в Анталии?

– Это была лучшая неделя в моей жизни.

***

В юности каждый момент счастья определяется, как самый лучший в жизни, и не задумываешься, что могут быть и лучше, не думаешь, сколько их еще впереди; часы продолжают идти, обещая море, солнце и много, много любви.

Track 9 Вечный голод

Когда ночь наступает,

Обостряя потери и горе,

Душу мне заполняет

Одиночество больше, чем море...

("Сonfessa". A. Celentano)

Еще утро, но уже жарко, мы сидим под зонтиком на террасе кафе, заказываем официанту «как всегда», и он приносит эспрессо, горячее молоко и круассаны.

– Дочитала роман? Как пошел?

В этот раз был Энтони Капелла, «Пища любви». Сегодня суббота, я достаю зажигалку, привстаю, наклоняюсь; к аромату кофе добавляется запах …

– Хорошо пошел, только…

– Только…?

– Они слишком много думают о еде, даже не много едят… просто много времени тратят на еду, на …. Если… когда я люблю…

О чем ты думаешь, когда любишь?

***

Жаркое утро Вечного города сменила прохлада Ватиканской пинакотеки. Рафаэль, Леонардо – нет, чего-то нет. «Муки и радости» Стоуна остались на полке дома, а Микеланджело – вот он, и в Соборе Святого Петра – опять он – «Пьета». От ее лица трудно, почти невозможно, оторваться. Разве она мать ему, разве может … быть … эта девочка … разве это - утрата сына … разве может… Богоматерь … - Джульетта под сводами Святого Петра?… Мадонны… Магдалины … кто они… были… для них?

Нехудые туристы клацают камерами, бродят по базилике, выходят на площадь – к языческому обелиску в центре – центре Ватикана. Стоун, Стоун, почему ты не написал об этом в «Страстях ума»? Что он об этом думал, твой великий еврейский герой [4] ? Ведь не только о Моисее он думал…

«Завтрак был скудным», - думал я, когда мы уже кружили по пьяцца Навона; Бернини после Микеланджело казался Макдональдсом после "La Tavernetta".

4

Зигмунд Фрейд.

Обедали плотно: салаты, оливки, неизменная паста с пармеджано, равиоли, пармская ветчина, ризотто, вино и фрукты, уууф, - впереди еще были Колизей, Форумы, Цезари, Клавдий, Нерон … хорошо закусили, салат из языков фламинго был неплох… разгневанный Моисей бросает в них скрижали: «Сколько можно жрать... когда … сорок лет в пустыне… шатались… одна манна небесная»; …автобус…шатает… земля обетованная… Мария… омой мои ноги … горят … нет, не надо… я не это … фонари… красные фонари в окне…

***

… день был долгий, наступал вечер, до поезда в Париж оставалось еще часов пять, Рембрандт и Ван Гог уже помечены галочками, на очереди – какой же Амстердам без этого – квартал Красных фонарей: вот, посмотрел, да, много, да, разные, и черные, нет, конечно, нет, что вы, ребята, зачем…

… да, на секс-шоу ходил: скидка была – тридцать процентов и бесплатный Heineken: тридцать евро плюс Heineken минус скидка – это будет… это будет, я вам скажу, полный п… - они такое при свете вытворяли, что у нас и в темноте не то что не вытворяют – не думают даже, да; да, конечно, прямо в натуре, чтоб я сдох, прямо… в… ну да.

… часа три надо было убить, и я бродил по Кварталу кругами, рассматривая женщин; они были самые разные, разноцветные, и молодые, и не очень, и очень не: равнодушные, раскрашенные, раз(о)детые в … лучше бы совсем…

… что же в них привлекает всех этих матросов… и не матросов, и просто … что?Я искал, смотрел, сравнивал, думал, брел с толпой и против нее, пока не заметил, что не двигаюсь, стою и смотрю на зрелую брюнетку: явно итальянка, вьющиеся длинные волосы, крутые бедра в черной сетке, грудь, о Господи, южная жаркая кожа, взгляд – такой спокойный, понимающий, узнающий ( где же я ее видел – да здесь и видел – уже третий круг – и у Тинто Брасса, «все леди делают это»); она ласково улыбается:

– Come on, baby! Come to Mary [5] .

… до поезда оставалось полчаса, я сидел на вокзале, голодный как Калигула, и ни о чем не думал.

***

Автобус мерно колыхался, Вечный город давно остался позади, а внутри опять зрел голод – вечный голод, движущий всем от начала времен.

Track 10 Десять лет спустя

5

Давай, крошка. Иди к Марии.