Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре.
Шрифт:
– Да, любовь моя?
– маркиз не отпускал её, одной рукой придерживая за талию, другой тихонько поглаживая чувствительное местечко за ушком и шейку. Все смирение слетело с него разом, и бирюзовые глаза светились в полумраке сада, напоминая принцессе о том, что Глава Тайной Имперской Канцелярии ни разу за всю свою недолгую, но бурную и стремительную карьеру не упускал из лап добычи. Именно добычей матерого хищника принцесса и почувствовала себя. Но нельзя сказать, что это было ей неприятно. Скорее, наоборот. Впервые между ними проскочила та самая искра игры, охоты и
– Дайм, - с трудом преодолев протест собственного тела, желающего немедленного продолжения, она оттолкнула его обеими руками, упершись ладошками ему в грудь.
– Какого ширхаба?
– её глаза сияли, щечки раскраснелись, дыхание сбилось.
– Перестань сейчас же.
– Да ну? Ты же согласилась, что между нами ничего не изменилось...
– он осторожно оторвал одну ладошку от своего камзола и поднёс к губам. Нежные касания влажного языка и губ лишили Шу остатков самообладания, заставив трепетать и гореть.
– Пожалуйста, Дайм...
– её голос звучал почти жалобно.
– Что пожалуйста, милая? Остановись? Или ещё?
– он покусывал и посасывал тоненький мизинчик, и глаза его при этом смеялись.
– Это неправильно.
– Почему это? Я люблю тебя, ты любишь меня... что тут неправильного?
– Но я люблю Тигренка! Дайм! Перестань!
– И люби себе на здоровье, - Дукрист снова притянул Шу к себе, и шептал ей прямо в губы.
– Разве тебе это мешает?
– Но, Дайм...
– Что? Нахальства не хватает сказать, что ты меня не хочешь?
– Ширхаб! Ты же не получаешь от этого удовольствия!
– С чего ты взяла, любовь моя?
– Ты же не можешь... Дайм! Я же не мальчик! Тебе же больно!
– Да... ну и пусть... это же не значит, что я ничего не чувствую.
– Ты сам говорил, что любовь не должна причинять боли.
– Угу. Только боль бывает разная. Кому, как не тебе это знать.
– Дайм, это неправильно. Так нельзя.
– Можно. Тебе же нравится.
– Да... нет. Я не хочу, чтобы ты снова расплачивался болью за мое удовольствие.
– Чушь. Если я не могу заняться с тобой любовью, это не значит, что я не получаю удовольствия, милая. Я думал, за последние три года ты это поняла.
– Дайм... не надо, пожалуйста... если...
– Волнуешься, как бы твой Тигренок не увидел?
– Отпусти меня, сейчас же!
– Шу отскочила, и они уставились друг на друга, тяжело дыша. Последняя насмешка задела Шу за живое. Нет, она не боялась, что Тигренок увидит их сквозь пелену невидимости, предусмотрительно накинутую Даймом. В том, что касалось маскировки и прочих шпионских хитростей, ему не было равных. Но вот снова чувствовать себя распоследней гнусной гадостью... теперь уже обманывая Тигренка... она окончательно запуталась.
– Так нечестно. И я не хочу его потерять.
– Нечестно? Ну уж, любовь моя, таких слов я от тебя не ожидал. Нечестно! Он твой невольник, или наоборот? С каких это пор тебе стало важно чье-то мнение? Ты не заболела, случаем?
– Дайм!
– Я уже выучил, как меня
зовут, милая. И не смей мне говорить, что тебе стыдно.– Но...
– Шу, любовь моя, - маркиз подкрадывался, словно черная пума в кромешной ночи, выдавая себя только бирюзовым светом голодных глаз.
– Я все равно не поверю. Не притворяйся, не обманывай сама себя. Я-то знаю, чего ты хочешь... а вот ты? Ну?
– Нет. Неправда!
– Шу отступала в смятении. Пусть он хоть сто раз видит её насквозь, но признаться самой себе в желаниях, подобающих исключительно Тёмным... нет уж.
– Ты что, успел за эти два месяца перекраситься в Тёмные? Это тебе должно быть стыдно. Тоже мне, Светлый, аки солнышко.
– Что так тебя смущает, любовь моя? Думаешь, Тигренку не понравится?
– Дайм!
– Угу, Дайм... на что поспорим?
– Перестань!
– Ты забыла сказать "уйди, противный".
– Уйди, противный!
– Размечталась. Так на что спорим?
– Ни на что.
– Ты сдаешься? Не может быть!
– Клоун! Артист погорелого театра! Не буду я с тобой спорить! И Тигренка тебе...
– Мне? Поровну.
– Обойдешься.
– Спасаешься бегством?
– Не дождешься!
– А я тебя и не отпущу, любовь моя. Спорим на искупать Ристану в фонтане?
– Что?!
– Давно мечтаю посмотреть на неё мокрую. Как курица. Интересно, кудахтать так же будет?
– Дайм, пойдем, наконец, потанцуем.
– Ладно, идем. Хоть посмотрим, как Её Высочество снова скривится. У неё хорошо получается, убедительно, - Дайм и Шу чинно, под ручку, направились к террасе.
– Ты славно сегодня... э... провела дискуссию. Рыбой торговать не пробовала? У тебя бы получилось.
– Ты сердишься?
– Ещё чего. Мастерством восхищаюсь. Да, милая. Прости, что сразу не сказал... я уладил этот вопрос.
– Какой вопрос?
– Со свадьбой Кея. Так что можешь больше не скандалить... хотя... нет. Не можешь.
– Хватит надо мной смеяться, Дайм. Что мне, по-твоему, было делать? Позволить ей повернуть все по-своему?
– Шу, я не смеюсь. Правда. Уже не смеюсь.
– То-то же.
– Просто мне нравится, как ты улыбаешься, любовь моя.
– Мир?
– Не... союз. Двух любящих сердец. И пусть все позеленеют от зависти, - маркиз с порога окинул бальный зал взором победителя, и демонстративно-интимно склонился к ушку принцессы.
– Кто посмеет оспорить, что у тебя самые лучшие любовники?
Шу очаровательно зарделась и повторила маневр маркиза, на свой лад - одарив его такой сияющей счастливой улыбкой, что ни у кого сомнений не осталось в том, что этих двоих не разлучит ничто. Не обращая внимания на шепотки за спиной и разъяренный взгляд Её Высочества Регентши с середины зала, они присоединились к танцующим гостям. Как по заказу, оркестр только заиграл ритмичное и яркое вступление к следующему танцу. И трудно было бы не обратить внимания на эту прекрасную пару, чьи движения завораживали жаром и страстью, притягивали взоры грацией и отточенностью каждого па.