Песнь Зачарованного Леса

– А тут и такое бывает? – немного испуганно и удивлённо спросил Богдан.

– Тут и не такое бывает! – Эйри улыбнулась ребятам. – Ну, что, проголодались? Мясо уже поджарилось. – С этими словами темноволосая протянула братьям то самое синее мясо, завёрнутое в листья. Заметив их реакцию, девушка засмеялась. – Вы попробуйте, не бойтесь. Только листья не ешьте. Вы же не кони. – Эйри посмотрела на Арвэда, который уже тянул морду к листьям.

Мясо действительно было очень вкусное – нежное, сочное, хоть и зажаренное до хрустящей корочки.

– Никогда не пробовал мяса вкуснее! – Никита уплетал за оба уха.

– Ага! – Согласился с ним Богдан. – Только хлеба не хватает!

– Ну-ка подержи! – С этими словами Эйри протянула ему несколько крепких сучков и нанизала на них плоды, сорванные на рассвете.

Под действием тепла от костра плоды стали разбухать. Сняв их с палочек, темноволосая дала плоды Масловым.

– Хлеб! На вкус как горячий хлеб! – Оба брата были крайне удивлены.

– Эти плоды становятся такими, как хлеб, если их подогреть. А если они сырые, то на одном таком плоде можно прожить больше недели, всегда оставаясь сытым, – Эйри преподавала им урок выживания, – а мясо Вастандского синего грибного дракона. Оно очень питательно и его может есть каждый, даже вастандцы, которые не переносят мяса. И ещё один плюс – мясо он сбрасывает сам, как змея кожу. Его и убивать не нужно. Да и нельзя. Говорят, что тому, кто убьет вастандского синего, драконы будут мстить до конца жизни. Так-то.

– Откуда ты столько знаешь? – уже не удивляясь такому изобилию и разнообразию драконов, спросил Богдан.

– У меня были хорошие учителя! – Весело ответила девушка.

– Старейшина Зимба? – Доедая мясо с хлебом, поинтересовался Никита.

– Не только он. У меня было четверо учителей. Вначале меня всему учил отец. Он научил меня стрелять из лука, искать лучшие породы дерева и чистые источники, ездить на лошадях и объезжать диких коней. Отец очень хотел сына, а его единственным ребёнком оказалась я. Вот он и учил меня всему, как сына. Мать же учила меня хорошим манерам, плетению, танцам, пению - мы ведь были графской семьёй - и постоянно упрекала отца, мол, он вырастит из меня мальчишку. Но папина "мужская наука" всегда была мне интереснее, чем мамина, и я всегда старалась тщательнее делать то что мне говорила мама, чтоб быстрее поехать с папой пострелять или объезжать вороного жеребца. Если б не отец, я б не выжила у третьего своего учителя...

– Кого? – С нескрываемым интересом спросил старший.

– Третьим моим учителем стал Алэй Нинур.

– Этот лес? – удивлённо оглянувшись вокруг, спросил Маслов-младший.

– Да. За то короткое время, что я пробыла здесь, я научилась большему, чем у всех остальных учителей. Ну а четвёртым моим учителем стал старейшина Зимба... – Внезапно Эйри точно опомнилась. – Ну, что ж, нам пора двигаться к Эсколаду. Вперёд!

Глава 5: Королевский сын.

Тем временем на самой Дворцовой площади собралась толпа народу. Гул стоял, точно от роя ос.

Что это? Ярмарка? Публичная казнь? Митинг? Нет! Просто сегодня случилось то, что тут воспринимают как праздник: объявлена королевская охота. Многие жители и жительницы славной лиларэйской столицы приходят посмотреть на королевскую сбрую, оружие и коней. Приходят с цветами, женщины наряжаются в дорогие наряды и пестрят ими. О таких событиях говорят лиларэйские поэты, что "расцвела столица, точно маки". Правда, мы с Вами знаем, какие в Лиларэе были тогда охоты.

Эта охота была знаменательна ещё тем, что сегодня охотиться должен был сам принц. Он должен был сам достать жертву живой или мёртвой. По законам тех времён, обычно это было проверкой чести, так определяли, достоин ли принц встать на трон. В последние несколько поколений обычно охотились на врагов народа. В этот раз, разумеется, охотились на Эйри Уайрпул.

Вот Фарнац Великолепный выехал на площадь на вороном скакуне. Гул в толпе быстро стих. Монарх поднял руку в торжественном жесте и начал речь:

– Дорогие мои подданные, земляки мои, великий народ лиларэйский!

Толпа встретила его гулом, многие кричали что-то неопределённое, но жутко патриотичное.

– Сегодня настал тот самый день, которого мы всё так ждали. Время проверить вашего будущего короля и моего сына – принца Тимрона!

На площадь выехал, гордо подняв голову, принц Тимрон. Тут уже больше засуетились девушки в толпе. Оно и понятно, ведь, наверняка, во всём королевстве не было завиднее жениха, чем юный принц. Непослушные, довольно коротко стриженые тёмные волосы его Высочества так и отливали на солнце, точно медный шлем. Глубокие и одновременно весёлые карие глаза надёжно хранили след материнской красоты, а улыбался принц открыто и искренне, и, плюс ко всему, был он королевской крови, поэтому

завиднее его и впрямь не было во всей стране.

– Сегодня, – громко и торжественно продолжал король, – как никогда, пришло время избавить нашу страну от изменщицы и предательницы Эйри Уайрпул!

Толпа дополнительно загудела. Заиграл королевский оркестр, провожая короля и его свиту со всеми почестями на охоту.

***

В Зачарованном Лесу царила какая-то странная, неспокойная тишина. Пугливо кричали птицы, а деревья, казалось, сдвинулись ближе друг к другу. Хотя, возможно, это так и было. Ведь недаром лес звался Зачарованным.

И вместе с тем лес был прекрасен. Всё здесь точно дышало лесной магией, неуловимым ощущением волшебства. Правда, замечал это только юный принц. Отец его ехал впереди, и на его лице отпечатались постоянные раздумья о войне. А Микколо и Райконо слишком назойливо повторяли ему, что и как надо делать, но Тимрон их уже не слушал. Теперь он думал лишь о том, как ему изловить преступницу. Королевский сын не знал, чего в нём было больше – желания выследить предательницу или интереса к ней. Он очень много слышал об Эйри Уайрпул, но ни разу не видел её.

Вот они вышли к пещере Путника. Увидев следы стоянки, Райк громко провозгласил, что здесь побывала предательница с двумя сообщниками. Принц понял, что скоро ему придётся выполнить свою часть дела. Ему было не по себе: охотился он не в первый раз, да всё на диких зверей и птиц, а на человека – впервые.

Тем временем Эйри, Бодя и Никита двигались сквозь чащи. Эйри вела Арвэда, на котором сидели братья, устав с непривычки от долгой ходьбы. Арвэду тоже плохо пришлось: до следующего водопоя было ещё долго идти, а погода выдалась душная, так что конь шёл медленно и спотыкаясь. Тут у них над головами с большой скоростью пролетел ворон, а Арвед захрипел и встрепенулся.

– Охотники! – Почти шёпотом сказала Эйри, нащупывая лук и спиной отталкивая коня к большим кустам. – Спрячьтесь здесь, если вдруг они окружат меня, садитесь на Арвэда, он отвезёт Вас в Нинур. Сами в бой не лезьте, это очень опасно. – Так сказала она и вышла из-за кустов, прислушиваясь к каждому шороху.

Осмотревшись, Эйри быстро побежала сквозь лес. Изумрудный шёлк её платья струился за ней, сливаясь с листвой. Отойдя от укрытия шагов на сорок, чтоб отвести врагов от кустов, но и чтобы Масловы могли наблюдать за происходящим, она прислонилась спиной к столбу дерева и зарядила лук. Крона дерева не была очень надёжным укрытием, но Эйри этого и не надо было: в мыслях у неё было только отвести их от братьев.

За сотню шагов до девушки Мик молча поднял руку и указал в сторону дерева.

– Твой час настал, сын мой! – Вполголоса сказал король. – Не опозорь меня!

Сын с недопониманием посмотрел на отца. Слова "Не опозорь" в последнее время он говорил слишком часто.

Принц спешился, снял со спины коня лук и тихо подкрался к Эйри так, что она стояла к нему спиной шагах в десяти. Тимрон прицелился, стараясь не издавать ни звука. В этот момент девушка оглянулась в сторону Его Высочества, но не увидела его за кустами. Принц замер. Он слышал, что Эйри Уайрпул красива, но не представлял, насколько. Тёмные волосы спускались с плеч, точно чёрная река, лицо было одухотворённым, красивым, с ровными и мягкими чертами. Спохватившись, принц натянул тетиву вновь, но девушка отклонилась немного в сторону за секунды до выстрела, и стрела пролетела пару сантиметров правее от её лица и вонзилась в дерево. "Ведьма" – подумал принц, ужаснувшись, а Эйри, увидев стрелу, пристально приглядывалась к кустам, но с её стороны ничего было не рассмотреть. В

отличие от Масловых, которым всё прекрасно было видно.