Песни дождей
Шрифт:
Где-то высоко над их бездумными головами проворчал гром, но они не услышали его. Вскоре тяжелые дождевые капли заплясали по их головам и плечам, а потом поползли по разгоряченным лицам.
Последний глоток его поцелуя был жадным и нетерпеливым. А потом был мучительный разрыв, и Кристине показалось, что от ее сердца безжалостно оторвали самую его счастливую частичку, и все ее существо вмиг лишилось источника блаженства.
Она широко распахнула полные недоумения глаза и, все еще слабо осознавая, что произошло, почувствовала, как он схватил ее за руку, другой рукой подобрал с камня ее босоножки
– Бежим, – решительно скомандовал он.
– Куда?
– К машине. Пока не разразилась гроза.
– А откуда ты знаешь, что будет гроза? Может, это обычный дождь? – не унималась она, пытаясь на ходу перевести дыхание.
– Знаю. Мой внутренний барометр сообщил мне об этом.
– Ты что, так сильно боишься грозы? – снова спросила она, удивляясь, что сама так быстро перестала ее бояться.
Он резко остановился, повернулся к ней и взял за плечи. Они стояли на узком бетонном мостике, переброшенном через ручей, стекающий в реку, над которым склонилось, широко раскинув могучие ветви, старое дерево бодхи. Дождевые капли, как отчаянный джазовый пианист, с силой ударяли по широким, похожим на сердечко листьям, заставляя их петь задорным многоголосьем.
– Нет, ни дождя, ни грозы я не боюсь, – сказал он, заглядывая в ее протрезвевшие, удивленные глаза. – Но я боюсь многих других вещей.
– И каких же? – спросила она, чувствуя, как под его взглядом у нее перехватило дыхание.
– Я боюсь… – В его глазах появился насмешливый блеск. Заметив, что она с нетерпением ждет его ответа, он помедлил и, наконец, добавил: – Я боюсь… мышей.
– Что? Ты боишься мышей?
– Да, – ответил он серьезно. – А еще я боюсь пауков.
– Ты обманываешь! – воскликнула она. – Ни за что не поверю, что ты боишься мышей и пауков! Они ведь такие маленькие и беззащитные. Как их можно бояться?
Она с недоверием уставилась ему в глаза.
– Правда, – сказал он. – Я очень их боюсь.
Она не удержалась и звонко рассмеялась.
– Выходит, ты пустился теперь в бегство, потому что мимо пробегавшая мышка пощекотала тебе пятку?
Он тоже рассмеялся. Потом неожиданно подавил смех, уронил на бетон моста ее босоножки и взял в ладони ее лицо.
– Я боюсь красоты, которая может свести с ума. Я боюсь страсти, которая может испепелить. Я боюсь любви, которая может вознести под небеса и столкнуть в бездну ада. И еще я боюсь, что не смогу жить без этих трех. Вот какой парадокс.
Она сначала слегка опешила от его слов, потом, вздохнув, опустила глаза. Конечно, она слишком хорошо понимает, о чем он говорит, но у него, в отличие от нее, нашлись силы, чтобы образумиться и вспомнить, чего следует бояться. А у нее все вышло наоборот: вместо того, чтобы бояться, она только огорчилась оттого, что он прервал поцелуй.
– А ты уже насквозь промок, – тихо заметила она и провела рукой по его мускулистому плечу, которое очень сексуально облепила тонкая мокрая рубаха.
– И ты тоже.
Его взгляд скользнул по ее груди, и он заметил, как под мокрой тканью платья выступают соблазнительные бусинки ее сосков. И вся она – промокшая, хрупкая, с огромными, круглыми, удивленными глазами, слегка розоватыми от румянца щеками и беспорядочно разметавшимися по плечам прядями волос – просто создана для того, чтобы
погубить его.Это страсть или любовь? – мысленно спросил он себя и, тяжело вздохнув, перевел взгляд.
– Пойдем в машину, – наконец сказал он. – Там сухо.
Пока они бежали к машине, небо так плотно затянуло тучами, что оно слилось с землей, и день стал похож на серебристо-серые сумерки, прошитые нитями дождя. В вышине полыхали молнии, за которыми следовали трескучие, оглушительные раскаты грома.
В машине оказалось сказочно уютно: сухо и чисто. Кристина плюхнулась на упругое сиденье.
– Черт, как хочется стащить с себя это дурацкое мокрое платье, – не подумав, сболтнула она.
Он лукаво покосился на нее.
– С удовольствием помог бы тебе, если бы мы были сейчас где-нибудь посреди пустыни.
По его глазам она поняла, что он не шутит, и решила сменить тему.
– А твой барометр оказался прав. Дождь начался около четырех часов, – сказала она, поглядев на часы. – Может, твой барометр подскажет, когда этот дождь закончится?
– Безошибочно, – ответил он.
– И когда же?
Он приложил руку к груди и сделал вид, что прислушивается к чему-то.
– Ну? И какова же сводка погоды? – с нетерпением переспросила она.
Он серьезно посмотрел на нее.
– Этот дождь закончится только в середине сентября.
Она захихикала и легонько ударила его кулачком по плечу.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Он включил кондиционер. Стекла джипа снаружи обильно заливали струи воды, затрудняя видимость, а изнутри они быстро запотели от их дыхания. Кристину снова охватило волнение. Ее влекло к этому мужчине, и она быстро забывала о предостережениях разума. А может, он совсем не такой, как ее прежние любовники? Может, с ним все будет по-другому? Коварная надежда пыталась пробраться ей в душу и убедить, что полюбить этого мужчину совсем не опасно, потому что и он сможет полюбить ее. Он тоже ищет любви. А вдобавок к этому, он из такой культуры, где не принято менять партнеров, где отношения между мужчиной и женщиной чаще всего закрепляются браком и семейные узы почитаются как святые.
И более всего, еще ни один мужчина в ее жизни не зажигал в ней огонь желания, просто находясь рядом. Его присутствие переполняло ее, и она сегодня уже однажды потеряла голову, оказавшись в его объятиях. Может, стоит потерять ее окончательно? Может, они вместе потеряют головы, чтобы обрести настоящую, единственную на всю жизнь любовь?
Она осторожно посмотрела на него и увидела, что он задумчиво смотрит в пустое стекло перед собой.
– Риши… – осторожно позвала она.
– Что? – Он повернул к ней голову.
– Скажи, почему ты меня поцеловал?
– Потому что мы оба этого хотели.
– И это все?
– А разве этого мало?
Она смущенно пожала плечами.
– А что, если нам захочется целоваться каждый день?
Она заметила, как на миг загорелись его глаза. Потом вспышки растворились в их глубине, и он обаятельно усмехнулся.
– Не проблема.
– А что, если нам захочется большего?
– Нам уже этого хочется, но мы оба боимся поспешить, – сказал он и, вдруг положив руку ей на плечи, притянул к себе. – Лучше иди ко мне, я согрею тебя. А то ты вся дрожишь.